…— Приходилось рисковать, наша машина неоднократно выходила вперед, уничтожая орудия врага — под стенами замка фашисты вкопали батарею скорострельных крупнокалиберных пушек. Но броня у наших «тридцатьчетверок» была отличная. Опять же маневр, скорость! — движения ладони оратора наглядно демонстрировали хитроумие танковых маневров. — Командир командует «выстрел!» и мы бьем — раз! — только колеса от той пушкенции полетели…
— По-моему, насчет колес он несколько преувеличивает, — заметил Евгений. — Не очень просто дело шло.
— Но интересно повествует, слушают-то как.
Действительно слушают: на первом ряду мальчишки сидят, рты пооткрывали. Да и взрослым интересно, и ветераны с женами слушают, хотя и чуть улыбаются.
Может, так и надо? Маневр, натиск, надежная броня, повержен враг в лихом бою? Это потом, попозже, мальчишки узнают насчет сложности подготовки атаки, о тщательном просчете риска и осторожности решений? А пока главное — мы осилили, победили.
Окончилась здешняя война. Чудовищно тяжелая, которую здесь помнят почти все, кроме вот этих мальчишек. Двадцать лет прошло, уже у юных наводчиков усы седеют, что-то забылось, а что-то и вспоминать не хочется. Мальчишкам — вон, совсем иные войны предстоят, им уже не на славных «тридцатьчетверках» в бой идти, иные танки осваивать, на новых самолетах взлетать, мощные ракеты запускать, неуловимые беспилотники на вражескую броню рушить. Новые нелегкие времена, иная стратегия и тактика. А фундамент тот же. И прав красноречивый Грац — летели колеса от вражьих пушкенций. Правы и другие рассказчики — не сразу с теми пушками легко пошло, тяжко мы учились, нарабатывали опытом и кровью, и временами почти невыносимо, очень больно и тяжело приходилось.
Именно опыт — вот что остается навсегда. Нельзя забывать, никак нельзя. И прорыв из обреченной Лиепаи, и колеблющуюся, отвернувшуюся от нас удачу под Дубно, и трагедию 35-й батареи на Херсонесе, и изрытые траншеями развалины заводов Сталинграда, и размашистые прорывы в Белоруссии… И Харьков, Одессу, Изюм и Синевку…
Опыт и память. Без них нельзя. Чуть отвлечешься, заглядишься на новенькое, модное, нарядное, легковесное и одноразовое — и готово, поврежден организм, потекли сопли, как абсолютно верно указывает умная Иришка. Так что допиваем, гм, кофе и сосредотачиваемся на текущих делах.
…— Оно ведь, ребята, ничего и не кончилось тогда, — рассказывал Грац мальчишкам и всем присутствующим. — Кёнигсберг уж наш был, на замке красный флаг развевался, а фашист все упирался, отходил, но огрызался всеми своими ядовитыми зубами-клыками. Довелось нам схватиться с самыми мощными танками — их «Королевскими тиграми». Это уже там — под Пиллау, что ныне очень верно называется городом Балтийском. Неравная вышла драка, в наступлении такое случается, — у них «Тигры» и самоходки, у нас только неполная танковая рота и друзья-пушкари. Как попрут на нас, прямо колонной — на последний безумный нацистский прорыв. Я, ребята, преувеличивать не буду. С середины боя оставался в резерве, имелся мне такой приказ. Но все видел. У нас, товарищи, солдат геройский. Умный солдат, расчетливый, но если надо — и в лоб пойдет. И командиры были — замечательные! Вот у нас командир роты и моей боевой машины был — герой! Замечательный человек! Крепкий, суровый, всё-всё в бою видел. Собственно, почему был? Он и есть! Я к нему в гости заезжал, вот как сюда по приглашению к вам ехал. Наш командир привет славному Калининграду передает. Он и сам бы прибыл — юбилей все же. Но семейные обстоятельства — младшая дочь школу заканчивает, нужно поддержать, это момент нелегкий, тоже штурм, товарищи.
Слушатели засмеялись, зааплодировали, мальчишки особенно — видимо, начальные школьные штурмы им тоже давались непросто…
Гости города возвращались в гостиницу. Спускался весенний сумрак на асфальтированные улицы, на мосты и реку, ставшую нежной Преголей. Отчего-то в эту весну не так уж и сыро здесь было. То ли с погодой повезло, то ли вообще уже не прусский климат, а наш, русский и советский в широком смысле этого понятия.
— Заканчивается отпуск, — вздохнула Иришка.
— Оно и к лучшему. Хорошие дни, но слегка стыдно. Наши-то там… глубоко в деле.
— Это конечно. Ничего, мы сразу включимся. Не забыли.
И опять была права опытная сержант Ирина. Отдых и марципан — это тоже нужно, без этого нельзя. Но там — во всех временах и регионах — обстановка не очень-то благоприятная, сложная обстановка. Кое-где так и вообще громыхает война без всяких оговорок. Нужно помочь. Мается, лечится и спешит выздороветь в госпитале подполковник Коваленко. Заступают на смену связисты, не спят аналитики и конструкторы. И всё непросто, поскольку просто в таких делах не бывает. Но есть и резервы.
Непременно появится где-нибудь под Клещеевкой командированный майор Васюк, живо войдет в курс дела, вызовет по рации нужного товарища и душевно спросит: «Кальмар», это «Линда» беспокоит. Друг, а что у нас с «восьмыми»? Как не знаешь? Да ты уж напрягись, оно очень надо'.
Нащупает капитан Терсков, сидя с коллегами над планшетом, лучший маршрут для выхода танков на рубеж атаки. Выйдут и ударят точно.
А где-то рядом Янис посоветуется с умным парнем-электронщиком, они поковыряются, и таки заведут трофейную «Бредли».
Собственно, вовсе и не обязательна официальная командировка. Они — те бойцы и командиры — давно здесь, никогда не исчезали, всегда были с нами в самые сложные моменты жизни и боевой работы, оказывали неоценимую помощь. Чаще незримо, но некоторым нашим товарищам повезло — оказались лично знакомы.
— Что-то у тебя физиономия, муж, очень довольная, — заявила бдительная Иришка. — Так отпуск надоел?
— Еще чего. Отпуск, между прочим, заслуженный. А доволен я, поскольку хороший фильм вспоминаю. Там герой сказал: «напишу на стене — развалинами Рейхстага удовлетворен». Это очень верно, они там летчики, они лихие и прямые, у них истребительная функция. А у нас специфика, так что когда на пенсии книгу буду писать, сформулирую — «сохраненными кварталами Калининграда горжусь». Ведь тоже неплохо так, а?
— Хвастун. Ну, строго говоря, работали мы не зря. И над сохраненными кварталами тоже. Я хоть и тыловая связь, но тоже чуть-чуть причастна. Но вот про самые оригинальные события ты не досказал. Как ваш зубастый боец? Жив?
— Иванов-то? Жив, конечно. Работает.
Вот где работает Митрич, товарищ переводчик не очень-то и знал. Имелись предположения, но откровенно смутные. С Ивановым ведь не угадаешь. Может, где-то под Пятихатками жужжит шуруповертом, обшивает фронтовой блиндаж листами ОСП, а может, на заводе мудрит с запаренными инженерами, строит из реек и распечатанных 3D-деталей пробную модель глубоко секретного планирующего модуля. А может, шагает с обрезом по тропе таинственной планеты, присматривает местечко, где первую избушку можно поставить. Да, и такой вариант исключать нельзя. Это же Иванов — очень нужный, вечный человек, без Ивановых вообще нельзя, без них ничего не получается.
Эх, жизнь. Вечно меняющаяся, в чем-то повторяющаяся, в чем-то неповторимая. Прямо как отпуск. Возвращался к делу товарищ Земляков, ждали его отчеты и работа по составлению нового штатного расписания, и иные унылые бумажные дела. Это, конечно, не замки штурмовать и незнакомые планеты разведывать, но тоже нужное дело.
Вот так и закончилась история «Отдела 'К» (второго формирования). Остались на своем месте кабинеты, стартовые площадки, стенд с фотографиями и памятными пистолетами, но уже иначе назовут обновленную структуру, новые поставят перед ней задачи, перестроят и расширят «стартовую». И придут в Отдел новые талантливые люди. Напишут удивительную хронику тактических неудач и стратегических побед, новых и небывалых. И прочитаем когда-нибудь мы с Ивановым о тех событиях в газетах и новостных порталах, и только головой в восхищении покачаем — во хлопцы дают!
