Забрал зараз всю бумагу, какая нашлась. Обычно покупал нерезаные листы размером с сито, а тут выгреб все под остаток, даже четвертушки. Кои народ брал письма писать. После моего ухода, халдей прикрыл лавочку и ушел домой. Пополнил запасы клея — кошелки наверно хватит, а нет, так в деревне пошукаю, наверняка у кого ни будь есть заначка.
Воск и восковину — за всем этим пришлось побродить на торгу, но набрал сколько надо. Сукно, кожа, маленький рулончик войлока на пыжи…
Вставленные в глаза распорки уже не помогают, лучинки с хрустом ломаются, и я засыпаю, уткнувшись мурлом в бумаги…
Очнулся где-то посреди ночи, лежа в кровати. Попробовал перевернуться на другой бок и, рука уткнулась в чье-то, очень горячее бедро, переходящее в восхитительную ножку… исследование закончилось упругой грудью…
Лета ХХХ года, Июль 11 день
Когда с рассветом, продрал опухшие со сна очи, обнаружил что лежу в кровати один одинешенек. В первый миг даже сомнение появилось — а не приснилось ли мне? Но от подушки вкусно пахло, милым сердцу разнотравьем, неистребимым запахом любимой женщины… Я откинулся на спину и, на лице расплылась довольно — идиотская улыбка.
Дверь распахнулась, от легкого постукивания сорок безразмерно растоптанного сапога и в дверном проеме нарисовался дедушка Силантий, собственной персоной. Мне иногда кажется, что в моей коморке по углам стоят видеокамеры. Этот гад всегда появляется ровно через тридцать секунд после того как я просыпаюсь… У него нюх так развит что ли?
— От ты… (он ласково назвал меня козлом, это если примерно перевести дословно) Пошли кашу трескать, тебя Никодим видеть хочет…
Я как был голяком так и встал с ложа, прошел к своему тазику для умывания, над которым висел кусок отполированной до зеркального блеска, бронзовой пластинки. Ботва на голове всклокочена и торчит в разные стороны. Борода висит неопрятной сосулькой, белки глаз, вроде как красные и веки опухшие…
Силантий неопределенно хмыкнул и вышел. А все что я смог сказать, было, — Охереть, не встать…
Налил воды из кувшина и принялся приводить себя в порядок.
— Чего звал, — Я с хмурым видом уселся на лавку, на свое место. Пододвинул котелок и набросал в миску каши.
— Поешь сначала, потом речи вести будем. — Никодим отпил из кружки глоток и, поставив её на стол, ладонью вытер усы.
Скромненький завтрак, молока нет, хлеб черствый, масло отсутствует, и пустая гречка в глотку не лезет. С трудом запихнув в себя пару ложек, решительно отодвинул плошку.
— Ну… Чего надобно?
— Э… Ты почто Силантия обидел?
Если бы не сидел, то пришлось бы искать, куда зад приплюхнуть. В удивлении открыл рот и вопросительно посмотрел на своего компаньона.
Он удовлетворенно крякнул и приступил к распиловке, доступно и удобно сидевшего бревна под именем Федор. Занимался вдумчиво, изредка поправляя разводку на пиле. Надпилив в одном месте. Переворачивал и приступал в другом, очень скоро я был ободран (словесно) до полного не узнавания и мое чучело под именем — Буратино, можно смело вывешивать на огороде взамен тамошнего. Вялые попытки, что-либо вякнуть, мяукнуть, а под конец разделки, просто пискнуть, пресекались решительно и довольно жестко. Поняв что от трепыхания нет ни какого толка, под конец экзекуции сидел, сложив лапки на коленках и с видом прилежного ученика, внимал изрекаемую мудрость. Только вот мой мучитель, как-то нервно себя ведет, каждый раз на дверь оглядывается. Стало понятно, когда скрипнули петли и Никодим стремительно изменил тему для разговора. Все встало на свои места, в комнату вошел Силантий. Глянул на стол, скривился, не заметив кувшина с любимым напитком, — Федор, ты, когда обратно поедешь. — Отщипнул кусок от каравая и, закинув в рот, принялся жевать.
От взгляда Никодима было можно прикурить, мне даже захотелось потрогать затылок — не тлеет там ли там, что ни будь?
— Да прям сейчас. — Встал из-за стола, отвесил поясной поклон Никодиму и пошел к выходу.
Уже закрывая за собой дверь, услышал риторический вопрос стрельца, — Это чтой с ним такое?
Обратная дорога заняла немного времени, правда, пришлось сделать небольшую остановку. На половине пути мерин встал посереди тракта, опустил голову к земле и задышал так, как будто проскакал десяток верст полным галопом, хотя шли шагом. Это он так показывал, что у него закончился бензин, в виде двух кусков ржаного хлеба с солью, съеденный им перед выходом из дома. Пока я скармливал ему очередную пайку, Силантий сбегал в кусты, откуда вернулся с довольным видом. Потом и я посетил придорожное заведение — два нуля, мальчики направо, ну девок с собой не брали. Оправившись, забрался в телегу, мерин проводил меня взглядом, оглянулся и, поняв, что больше ничего не светит, тяжко вздохнул, и мы поехали дальше.
— Федь, — окликнул меня, пристроившийся рядом с бочонком нефти, Силантий. — Я туточки побалакал маненько с кем надобно… Те отроки, что у нас есть, они останутся, ежели и уйдет то, дай бог, двое трое. Можно позвать еще тридесять человек, все справные. — Высказавшись замолчал. Я оглянулся, он сидел, надвинув шапку на глаза, и задумчиво жевал травинку.
— И это все?
— И так вельми, ежели вдругоряд еще позвать. — И как-то безразлично пожал плечами…
— Силантий… — позвал стрельца и когда он обратил на меня свое внимание, продолжил.
— Я туточки подумал над словами твоими, кои ты молвил, когда в город ехали…
«на самом деле они только сейчас пришли в голову. Отказываться от возможности иметь крепкий тыл, честно говоря — глупо»
— Ну…
— Силантий Митрофанович, — Я оседлал кривую козу и решил на ней подъехать к стрельцу. — Возьмешься обоз собрать крепкий?
— На кой? Мы ж старики, из нас песок сыплется. Нас можно, токмо зимой на улицу выпускать, чтоб улицу протрусить…
— Силантий. — Подпустил в голос сарказма, — кто б молвил… Кто Глашку давеча на конюшне прищучил?
Так песочил, так песочил, что бедная баба на карачках от тебя уползала…
— Брехать ты здоров Федя, ижно когда ж такое было?
— Третьего дня, ужо под вечер… Как раз, эвон мерина с пруда вел, подхожу значиться и слышу вздохи, я потихонечку…
— То не она, то другая была… — Тут он встрепенулся, — Так это ты, лешак, дровницу развалил? — И соскочил с медленно едущей телеги.
— Силантий, вот те крест, то не я, — И на всякий случай перекрестился, то он, — и ткнул пальцем в бабая.
— Так ты ж его привел, — и Силантий ловко отвесил подзатыльник.
Потом мы переглянулись и весело заржали в две глотки, вспомнив одно и то же — стремительно убегающую женскую фигуру, подобравшую юбку выше колен (уж очень высоко) и сверкая в наступающих потемках, молочно белыми ляжками…
Только минут через десять мы смогли спокойно продолжить разговор, не прерывая его дружным фырканьем и гоготом.
— Так что ты про обоз молвил? — Спросил Силантий серьезным тоном.
— Надобно не боле пяти телег, чтоб все крепкие были и одвуконь. По людишкам, нужон человечек, что знает дело кузнечное, с собой горн возьмем походный, малый. Чтоб ежели что, оружье подправить али еще что. Шатров, палаток с собой не берем, шалаши ставить будем ибо кочевать придется много. Как добычи наберем, часть стрельцов обратно поедет. — Силантий кивал на каждое слово, соглашаясь.
— Есть одна беда, конница поместная, что по государеву приказу в городах стоит, токмо только против татарвы сильна, а вот супротив полков иноземных, ничего поделать не могет. Те стрельцы, что со мной, — Покосился на шагающего рядом с телегой Силантия и поправился, — с нами пойдут, учить буду строю немецкому.
«Чему учить? Прослушал видеокурс о подготовке снайперов как наших, так и трофейный фильм вермахта. О правилах маскировки и действий на поле боя и устройство засад. Было очень интересно найти ряд совершенно одинаковых способов и обнаружить подобное у англосаксов. Ну, уж чего — чего, а в полевое сражение даже с парой сотен вступать, не намерен, так, куснуть из-за угла, хапнуть и деру»
— Это поможет с панами на равных биться, а жолнежей и прочих солдат… Не соперники они нам будут — И поправился, — ежели их немного будет.
— Сейчас как битва идет… Станут два войска перед другом, одни пеши, други коны… Ты вот сотником был… Супротивник скачет на тебя, а ты глотку дерешь, вдоль строя стрельцов бегаешь — Стоять ребятушки, стоять. Ждешь, когда ворог ближе подойдет, шагов за сто до них, кричишь — пали. И бабахаете в белый свет как в копеечку. Опосля за бердыши хватаетесь и здесь ужо, кому как на роду писано, кто от пули свинцовой падет, иной от сабли вострой. А надобно по-другому битву вести, издалека по ним стрелить, не допущать чтоб поляки на тебя наскочили. Сбивать с коней, и с моим оружьем так и будет, оно чаще стреляет и точней. Те три десятка что пойдут, будут силой большой, словно три сотни в поле вышли. Вот так Силантий Митрофанович.
