большую чашку с чаем, а на стол поставил заварочный фарфоровый чайник.
— Свежайший чай с особыми горными травами, что дарят бодрость и спокойствие, господин Райнер-Наэр.
— Спасибо. То что надо, — я взял запрокинутую голову волшебницы, привел ее в нормальное положение, прошептав: — Маделиф, очнитесь уже, черт бы вас побрал.
Она вздрогнула и судорожно вздохнула, распахнув глаза. Я поднес к ее губам чашку, внимательно смотря на нее.
— Сделайте несколько глотков. Осторожно, горячее. Как себя чувствуете?
Волшебница взяла из мою рук чашку, подула, сделала осторожный глоток. Потом посмотрела на меня, видимо осознав, что произошло.
— Ты снял его, Эгихард? — все еще не веря тихо произнесла она.
— Да.
— Спасибо… — прошептала она. — Но на остальных проклятие осталось? Я про Фризию…
— Только с вас убрал. Ваше — ни с чьими жизнями не связано, в отличие от того проклятия, — я кивнул в сторону Ульриха. — И мне кажется, что ваше предположение про вашего старого врага — не верно. Он бы скорее с вами сделал то, что провернул с господином Адельманом. Полагаю, что у него на Ульриха куда больший зуб, чем на вас. Впрочем, посмотрим, что будет с остальными.
— Ты должен поехать во Фризию…
— Разберусь сначала с Хайдельбергом, — жестко произнес я.
— Но герцог…
— Если он умрет — катастрофы не случится. А наследники даже порадуется — старик засиделся на своем месте.
— Эгихард! — упрекнула Маделиф. — Но если с наследниками тоже все плохо и они умирают?
— Значит Фризию приберет к рукам прусский король, а господин Прегиль порадуется, — произнес я в раздражении.
Маделиф уставилась на меня, словно ничего подобного от меня она услышать не ожидала.
— Хотя, думаю, в Пруссии должно случится что-то похуже, чем тут, — продолжил я и приказал кобольдам. — Эй, мне двойной кофе.
С чашкой, не обращая больше внимания на ошеломленную моими словами Маделиф, я вернулся к столу, пролистал открытую книгу до конца и, отложив, взялся за следующую. Оставалось еще два тома. На последнем, когда время подошло к шести утра, в зал вошли Базилиус Прегиль, Фридемар Дагоберт и Берн Орель. Я бросил на них колючий взгляд и снова уткнулся в книгу. Они подошли к Маделиф и уселись рядом, спросив как она.
Я обернулся к ним.
— Вы специально пришли мешать? — поинтересовался я.
— Вас что-то злит, господин Райнер-Наэр? — спросил Прегиль.
Я отвернулся от него и пробежал взглядом по золотистым, чуть дрожащим в воздухе своим записям.
— Да, — я смахнул ладонью, уничтожая все записи, а потом крутанул поднятым кверху указательным пальцем.
В тот же миг образовавшийся на столе огненный смерч поглотил стопку черных книг, сжигая всё дотла.
Прегиль подскочил на месте.
— Вы зачем это сделали⁈
— Хотели заняться изучением черной магии? Вслед за Чистославом? Где он, кстати? — спросил я.
— Вижу, вы не в настроении…
— Точно. Пойду, по городу прогуляюсь. Может, там найду ответ. Барри, пошли.
Финбарр заторопился за мной. Мы вышли в коридор. Кузен, чувствуя мое резко испортившиеся настроение, молча шел рядом.
Коридоры Гильдии, освещенные приглушенными ночными светильниками, были пусты. В темных окнах пока не было и намека на рассвет. Мы спустились по лестнице, выбрались из Гильдии и зашагали вниз с холма в сторону Старого города.
— Куда мы идем? — спросил Финбарр.
— Хочу проветриться. Ну и заодно посмотреть, насколько сильно опутывает город проклятие.
Предутренний город погружался в туман. Фонари на пустынных улицах рассеивали в тумане, сползшим вниз, с холмов, слабый желтый свет. Все вокруг казалось серым, вязким. И среди этой серости я отчетливо видел тонкие черные нити, что тянулись, извиваясь, в воздухе. Они пронзали стены, уводя неизвестно куда, другие терялись в домах. Пока что я шел, прислушиваясь к своим ощущениям и ничего не предпринимая.
Потом решил пойти вдоль одной из нитей. Она привела меня к дому пекаря. Я достал ключи от «Бронко» и, открыв дверь, вошел внутрь. За мной осторожно последовал Финбарр. Стены словно впитали запахи булочек с корицей. Однако запаха свежеиспеченного хлеба не чувствовалось, как и не было слышно никаких звуков из пекарни, расположенной на первом этаже. А ведь пекари всегда просыпаются раньше всех, чтобы люди покупали булочки и хлеб к завтраку. Мы поднялись на второй этаж и добрались до хозяйской спальни. Оба супруга спали беспокойным сном. Черная нить вела к пекарю, а потом, пронзая его, устремлялась к супруге и шла через стену в соседнюю комнату. Зайдя туда, мы обнаружили спящих мальчика и девочку. Нить пронзала их обоих и отрывалась. Я завис над детьми, изучая действие проклятия. Потом попробовал разбудить их обоих. Но у меня ничего не вышло. Выдохнув воздух сквозь зубы, я вышел вон и дома. Прислонился спиной к каменной стене и застыл, задумавшись.
— Что думаешь, Харди? — осторожно спросил Финбарр.
— Пока что ничего хорошего. Этот проклятый маг чертовски силен, раз смог наложить такое проклятие.
— Но его проклятие с Маделиф ты же снял.
— Да. Но… Сейчас мне пришло в голову, что он вполне может быть не один. Точнее, не он один накладывал проклятия. Пойдем, еще кое-что хочу проверить.
Я направился в сторону Карловой площади — туда, где находится Хайдельбергский университет, Магическая академия и магазин сувениров, где у гнома-хозяина я покупал волшебную открытку и спрашивал про подземный ход.
На этот раз я не стал врываться в лавку и дернув шнурок, позвонил в колокольчик. Минут через пять в лавке загорелась свеча, дверь приоткрылась и я увидел настороженное лицо гнома.
— Доброе утро, господин Парцифаль, — произнес я. — Простите за столь ранний визит.
— Вряд ли уже утро и еще менее вероятно, что оно доброе, господин Райнер-Наэр, — отозвался хозяин лавки, но дверь распахнул, жестом приглашая нас войти.
— Это мой кузен, Финбарр Лехри, к сожалению местными языками он еще не овладел, — и повернувшись к Финбару добавил: Брок Парцифаль, владелец лавки, показавший мне путь в подземелье Хайдельберга.
Они оба кивнули друг другу в приветствии.
— Так что вас привело ко мне в этот раз, господин черный маг? — спросил гном настороженно.
— Другой черный маг наложил на Хайдельберг проклятие, — пояснил я. — К сожалению, ни один из глав Объединенного Совета Гильдий, которые сейчас находятся в Хайдельберге, его не видят.
— Я его тоже не
