прежде. Возможно, мне действительно было лучше их не видеть... Никогда, не видеть их никогда.
- Ты самая лучшая дочь, о которой только можно хотеть... Несмотря на все, Лиз. Прости меня, прости... За все это. - Ее голос дрожал, будто бы вот-вот она собиралась умолкнуть на всегда, но к счастью, эта участь прошла стороной, оставив наш дом в покое. Хотя-бы на сегодняшний день. Тело ослабло, я безвольно опустилась, вновь ощущая себя зверем, брошенной псиной, которая нашла своего любимого хозяина. На душе медленно воцарился забытый за этот волнительный разговор покой, не обремененный страхом и болью. Где-то позади, за закрытыми шторами, медленно погибало под собственной тяжестью багровое солнце, возвещая приход ночи. Скоро должна состояться казнь, но я даже не знала, хочу ли смотреть, как отчаянный и беднейший жрец вновь испытает боль, которую не был достоин. Возможно, я желала провести этот день в покое, в счастье... Не видя новых смертей, очередного кошмарного сна, что наяву предстанет передо мной. Я знала, насколько чудовищно выглядело сожжение... И как горелая плоть ударяла по сознанию, как кипит кровь, и я не хотела быть свидетельницей этого, я хотела быть рядом с Сессиль, наслаждаться ее теплом, перед тем, как я покину этот дом. Но несмотря на все, мне нужно было быть там. Я должна была увидеть лик ереси, ее последствия... Но это не означало, что прямо сейчас, я брошу мать. Напротив, поняв, что времени, возможно, слишком мало... Я сильнее прижалась к ней, наивно полагая... Что возможно, лучше было бы никогда ее не отпускать. Больше никогда.
Ночную мглу, не подвластную ни свету, ни Божьему взгляду, ни спокойствию, разрезала шедшая из уст священников протяжная песнь, которая тревожным волнением стискивала мое сердце. Казалось, что всего несколько минут назад было яркое утро, я радовалась приезду родственников, наряжалась в платья и шутила вместе с Гвин, но вот, не успела я даже задуматься, как наступил он. Вечер. Время казни. Это был первый раз, когда я могла наблюдать нечто подобное в живую… и бесспорно, такого рода событие не могло остаться для меня лишь бессмысленным звуком среди всего оркестра моей жизни. В Империи заживо жгли только еретиков… и магов. Далеко не только погрязшего в ереси, костер мог стать концом для любого чародея, вышедшего из-под повиновения и решившего сбросить цепи, бежав с службы, из школ-темниц или с поля боя. Подобное всегда преследовало тех, кто обладал силой, словно стиснутая вокруг горла петля, которая неизменно душит, играя на страхах и сомнениях. Сейчас, меня тоже не миновала эта участь. Как бы мне не было противно, но невольно, я представляла на месте стоящего посреди веток и привязанного к столбу жреца - именно себя. Связанную по рукам и ногам, лишенную сил, сломленную от тяжких пыток и брошенную перед страждущей крови толпы, которая жаждет только моей смерти, которая видит в тебе негодный инструмент, зверя или вовсе... Расходный материал. Я попыталась сделать все, чтобы суд над жрецом оказался праведным, справедливым, но по итогу... Что в итоге? Он испытает худшую смерть, самую болезненную из всех. Возможно, умереть от Аколита и не было столь ужасным вариантом, каким я его видела. А тем временем, молитва жрецов тянулась уже в течение нескольких десятков минут, не стихая ни на мгновение и продолжая биться в воздухе, словно песня Волка, предательски отвлекая от собственных мыслей, словно и вовсе желая полностью овладеть разумом, завладеть им, полностью оставив на властвование жрецам, или самими Близнецам. Но подобное, к счастью или сожалению, ей было не под силу... Я игралась с песней, то позволяя ей овладеть мыслями, то отталкивая от себя прочь, полностью очищая от нее разум. Это было не просто способом скоротать время, но также, возможностью получше узнать загадочную песню. В ней был свой шарм, некая чарующая деталь, которая взывала к свету души, приковывая его к поющим жрецам, не позволяя отвести взгляд, как бы не хотелось этого сделать, но разумеется, я была значительно выше, и без труда игнорировала подобное, лишь иногда, словно поддаваясь ей, глядела, как наши священники поют. Строки повторялись снова и снова, порой громче, зачастую сходя к шепоту, когда им требовалось восстановить дыхание, чтобы продолжить. Наши жрецы без устали молили богов о том, чтобы душа жреца оказалась во свету… или, хотя бы не познала власти Владык, но что-то подсказывало мне, что Марк не получит ни прощения, ни хорошего конца своей жизни, что в какой-то момент, полностью рухнула во власть тьмы. Только болезненная тьма ждала его дальше. Бездна, будоражащая разум и тело, пугающая своей тяжкой неизвестностью, которая тянула свои незримые для людей нити через мелкие прорехи среди множественной трухи, которая громоздились вокруг деревянного столба, воздвигнутого совсем недавно. Казалось, будто он являлся неким алтарем, воздвигнутым следуя четко известным и давно выработанным законам. Что если сжигая людей, мы приносим их в жертву? Возможно ли такое, что богам хотелось испить силы своих предавших жрецов? Или же, только так можно быстрее и лучше опознать, что в бесконечную тьму летит именно душа их верноподданного, который, возможно, заслуживает спасения, или особого наказания. Это казалось такой невозможной сказкой, блажью, но в тоже время полной ложью, которая удивительным образом заставила меня улыбнуться, тяжело и болезненно. Я не хотела дальше думать об этом, забивая разум ненужными вещами и подобными, бредовыми предположениями. Сидя в далеко от основном действа, я предпочитала прямо сейчас одиночество… по крайней мере далеко не общество тех, кто стоял около столба, лишь молча созерцая как готовится костер, что вот-вот, должен будет вспыхнуть.
Я была бы рада провести еще времени с матерью, в ее ласковых объятьях, разговаривая обо всем на свете, ровно так, как то было раньше. Но Аколит, которую я встретила во время наших прогулок с Сессиль, настояла на посещение казни, подле нее. Мать не решилась на это, сказав, что лучше поближе познакомиться с Аль, которая, по ее словам, скорее всего, сможет связать свою жизнь с Людвигом, даже несмотря на то, как именно закончится спор брата и отца. Но несмотря на столь милосердные слова, называть девушку членом семьи Сессиль начисто противилась, предпочитая использовать десятки слов и оборотов, лишь бы не выступать на эту территорию. Впрочем… возле костра не хватало далеко не только моей матери, никто из моей семьи, включая Гвин, пока еще не явился на это представление. Тиер и Людвиг вели переговоры с
