В этой атаке я естественно не участвовал, лишь наблюдал удаляющиеся спины солдат, с потряхивающимися от быстрого движения ранцами и патронными сумками.
Вот две массы войск сошлись, загрохотали выстрелы, заскрежетало штыковое железо перекликающееся с глухими ударами прикладов и душераздирающими, полными боли криками. Началась рукопашная схватка, которую правильней было бы назвать жуткой, кровавой бойней …
Но, по счастью, долго она не продлилась – всего-то несколько минут, и на ее завалах наблюдались многие сотни, если не тысячи, убитых и раненых. Замершие на веки во всевозможных позах трупы соседствовали с пока ещё живыми, но ползающими на коленях и орошающими мостовую сочащейся из тела кровью.
Подавляемый численным превосходством противник частью обратился в бегство, частью начал сдаваться.
Бежавших николаевцев активно преследовали на всех окружающих улицах вплоть до Невского проспекта. Пешие и конные, смешиваясь с горожанами, давили друг друга. Кавалеристы ударами сабель плашмя оглушали николаевских гвардейцев.
Как впоследствии будет установлено, из столицы удастся вырваться сборной солянке войск, образованных из огрызков подразделений конных гвардейских полков. Прорвались из Санкт-Петербурга на юг они под предводительством знаменитого боевого генерала принца Евгения Вюртембергского.
Победа?! Мне не верилось собственным глазам, но эта была она, Победа, первая, но такая важная победа над загнивающим российским самодержавием!
- Полная Виктория, Иван Михайлович! Поздравляю вас и всех нас! – раздался голос Трубецкого.
- До полной победы нам Николая не хватает, – процедил я сквозь зубы.
Но народ искренне радовался, а больше всех Рылеев.
- Ура господа! Уу-ррр-ааа!
А я в это время, сморщив лицо, лишь кинул полный сочувствия взгляд на молодого фузилера, уронившего на руки перевязанную окровавленной тряпкой голову. Время от времени гвардеец глухо стонал, но никто не обращал на него внимания. Вытащив несколько серебряных монет, передал их одному из матросов, указав на раненого.
А рядом со стройкой Исаакиевского собора прямо на глазах росла гора трупов - около забора тела складывали штабелями. Рядом с ними деловито суетились горожане - то ли обыскивали трупы, то ли раздевали, сразу не понять. Причём, что удивительно, некоторые петербуржцы, по примеру восставших войск, обвязали свои рукава белыми тряпками.
Вместе с бегущими николаевским войсками вцепившиеся им в спину восставшие полки через несколько минут достигли Дворцовой площади и ворвались в Зимний дворец.
Но это, по большому счету было лишним, снайперские пули уже успели снять первых доскакавших от Сенатской до Зимнего всадников - среди которых и оказался Николай Павлович. Кроме великого князя от снайперского огня замертво пали еще несколько офицеров, царедворцев и два генерала - Толь и Васильчиков.
Как там сказал Пушкин о дворцовом перевороте 11 марта 1801 года?
«Падут бесславные удары…
Погиб увенчанный злодей.»
Сегодня это случилось с великим князем Николаем. Хотя он еще и не успел в полном смысле стать «увенчанным злодеем», но был до сегодняшнего дня близок к этому как никогда.
Теперь, когда я получил эти сведения от Каховского, а потом смог воочию рассмотреть вблизи труп ещё "не увенчанного злодея", то победа действительно стала полной, достигнув своих целей, обретя внутреннюю целостность и смысл!
У Зимнего дворца творилась самая настоящая вакханалия. Какие-то непонятные гражданские личности, радостно что-то крича, палили из ружей и пистолетов в воздух, церковные колокола били в набат, в гвардейских полках трубили в трубы и стучали в барабаны. Уши закладывало от грохота. Также я заметил, что по празднующим победу полкам уже вовсю «гуляли» мои газеты и агитационные материалы.
Поднявшись по несколько разгромленной Салтыковской лестнице мы оказались в Зимнем. Изнутри дворец напоминал растревоженный муравейник. По коридорам метались гвардейцы, пытаясь выполнить зачастую бестолковые команды собственных офицеров, которые из-за всего вокруг происходящего сейчас выглядели совершенно растерянными.
Сначала мой взор привлекли валявшиеся на полу трупы, на которых второпях были наброшены белые простыни.
Тут я заметил как по лестнице явно хорошо поддавшие солдаты, крича друг на друга и пьяно матюгаясь, тащили золоченую мебель, вазы, люстры, зеркала и кухонную серебряную посуду. А вот с мародерством требовало кончать быстро, без всяких рефлексией и сантиментов. Благодаря моей личной гвардии - избранным матросам Гвардейского экипажа, мародерство во дворце удалось пресечь - форменных воров скрутили и связанных отправили в Петропавловку, потом с ними будем разбираться. Назначил комендантом дворца полковника финляндцев Митькова - таким образом, повесив на его шею дальнейшие мероприятия по наведению здесь порядка.
Порядок во дворце навели быстро, меньше чем за час, выпроводив оттуда пленных, лишних солдат и прочий праздношатающейся народ. Обновили караулы, место охранявшего Дворец батальона Финляндского полка, занял Московский полк, а рядом с занятым мною бывшем императорским рабочим кабинетом поставил в караул из числа взятых с недавних пор на мое содержание гвардейцев Морского экипажа. Всех ирландцев, прекрасно выполнивших сегодня свою работу во главе с Каховским направил к себе домой на Васильевский, с тем, чтобы они отдохнули перед ночным дежурством.
В больших приемных залах дворца сидели на диванах, дрожа от страха, но при этом внимательно читали выпущенный сегодня Сенатом Манифест, всем известные имперские чиновники во главе с Аракчеевым. Куракин, тихо шипя, о чем-то спорил с Лопухиным. При моем появлении все разговоры и шепотки разом смолкли, присутствующие устремили в мою сторону затравленные взгляды.
Весь какой-то растрёпанный Аракчеев в парадном генеральском мундире, со всеми орденами выглядел особенно жалко, я попытался его приободрить.
- Побудете некоторое время под арестом, но в ближайшие дни мы с вами встретимся и поговорим. Возможно, ещё и послужите Родине, не спешите себя раньше времени хоронить.
В личных покоях императрицы-матери мы застали обеих императриц с детьми Николая - Maman и Александру Федоровну - зареванных и дрожащими от страха.
Здесь же, в комнате с женщинами, в креслах с окаменевшими и совершенно растерянными лицами сидели Апраксин, командующий гвардией Воинов и адъютанты почившего великого князя - Стрекалов, Адлерберг и Нейдгардт.
Вызвал караул и присутствующих здесь мужчин повязали и всем скопом повезли в Петропавловскую крепость. Сопротивление аресту никто из них не оказал. С этими арестантами разговоры разговаривать будем позже.
Пришлось выдержать нелицеприятный разговор с грандмама.
- Я никогда не верила, что у моих сыновей есть настоящие враги, - искоса поглядывая на меня, говорила она. - Не думала, что их могут убить, не верила, что появится человек, готовый пойти на такое злодеяние. И, тем не менее, желающие нашлись ...
Ее фраза повисла в звенящей тишине.
- Если бы ваш сын Александр не свернул бы с ранее взятого им курса на проведение реформ, настоящих реформ, а не той фантасмагории, что их заменили, то ничего бы этого не случилось!
- Но это не справедливо …
- Только не надо говорить мне о справедливости и каких бы то ни было христианских ценностях! Вы, допускающие в своем государстве разделение членов одной семьи и продажу их в рабство оптом и в розницу - для меня априори являетесь врагами народа и христопродавцами!
Осмотрев весь дворец, раздав указания, вышел на улицу. На Дворцовой площади уже строились гвардейские полки. А рядом с солдатами буянили народные толпы. Петербуржцы обнимали солдат, угощали спиртным и закусками. Шум, крики, многие были пьяны и ревели во все горло что-то про Республику, Временное правительство, Головина и Свободу.
