Я пожал плечами и вывел требуемое — там было совсем пусто.
— А почему в дисководе стоит пустой диск? — спросил первый, — что ты с ним делал?
— Была команда подготовиться к завтрашнему эксперименту и очистить пару дисков от всех ненужных файлов, — пожал плечами я, — вот и занялся с утра этим делом.
— Ясно, — коротко бросил первый, — Андрей, они уже всё очистили, нам тут больше ловить нечего, — а потом добавил мне, — смотри, Петя, в следующий раз если поймаем на чём запрещённом, так легко не отделаешься.
И они сделали движение к выходу, но старший же притормозил.
— Да, надо ж ещё образцы печати снять… запускай на принтер что-нибудь.
— Что именно? — попросил уточнений я.
— Всё равно, хотя бы это описание RT-11.
— Это большой файл, будет печататься минут пять, — сказал я.
— Не страшно, — отмёл мои возражения первый, — подождём.
Я и запустил… через пять минут они забрали стопку листов с перфорацией, на которые вывалились команды операционной системы, и спросили про остальные печатающие устройства.
— Есть ещё строчник типа «Ромашка», — я показал на стол в углу, — но он в нерабочем состоянии, так что ничего напечатать не сможет. И ещё такой же барабанник в соседней комнате стоит.
— Пошли, напечатаешь и на нём что-нибудь, — скомандовал старший Гусь.
Во второй экранке я сделал, что они просили, и на этом наше искромётное общение завершилось. Они гуськом вышли через дверь зала управления, а я поднялся на антресоли и увидел Шурика, он тоже сегодня пораньше заявился.
— Слушай, Александр, — перешёл я на официальный язык, — ты у нас всегда больше других знаешь — расскажи, что это за проверка была?
— Аааа, эта, — протянул он, одновременно развинчивая вентпанель от крейта, — это Мишку Шифмана вчера поймали, вот и проверяют все его связи.
— Давай подробности, — уселся я на соседний стул, — кто поймал, на чём поймали, какую статью вешают… и вообще почему этим делом не ОБХСС занимается, а эти шкафы, сам понимаешь из какой конторы?
— Пойдём покурим, — покосился Шура на подошедшего Колю, а я всё понял и возражать не стал.
Вышли мы в итоге даже не к пожарному щиту с красным ведром, а на улицу и прогулялись вдоль Луначарского, пока не закончилась психушка напротив. Тут он мне и выдал:
— У Шифмана не всё удачно сложилось с поставщиками этого барахла — то ли они кого-то неправильно обошли при расчётах, то ли схема в общем сбойнула, короче говоря, всей их цепочке сейчас светит 88 статья, знаешь такую?
— Бабочка? — уточнил я, — валютные операции?
— Она самая, до восьми лет с конфискацией, а если повторно, то до пятнадцати. И тоже с конфискацией. А таким делами сам понимаешь, кто у нас занимается.
— Получается, что я тут по краю бритвы прошёл, — огласил я итог своих раздумий, — не, а проверка дисков и принтеров тут при чём тогда?
— А у Мишки нашли распечатку Солженицына, — пояснил Шура, — не «Архипелаг», за него сразу восемь лет дают, а всего только «Раковый корпус», но и этого достаточно для проверки, кто и где это напечатал…
А после нашего разговора я вместо того, чтобы опять подниматься в свои экранки, взял и спустился в бункер — всё равно же надо посетить новое место работы, вчера же Октябриновичу обещал. Вот и посещу заодно, чтобы лишний раз вверх-вниз не прыгать. В бункере я сразу наткнулся на физика Мишу, который ещё перед сельхозработами меня водил сюда на прогулку.
— Привет, — сказал он мне с кривой ухмылкой, — Камак. Ты, говорят, серьёзно приподнялся в последнее время?
— Какое там, — попробовал отшутиться я, — повыше вас сижу, конечно, бункерных старожилов, но до шестого этажа с Наумычами и Абрамычами мне как до Луны.
— Какие твои годы, — продолжил Миша с той же ухмылкой, — дотянешься. Если ты Кротов ищешь, то это вон в том углу, — и он показал пальцем.
Надо ж, с неожиданной злобой подумал я, все у нас всё и обо всех знают… деревня в Тамбовской области просто, а не институт прикладных проблем. И я развернулся прямиком в тот угол, куда указал Миша. Добраться дотуда оказалось не такой уж тривиальной задачей — пришлось перелезть через гору складированного оборудования и протиснуться в довольно узкую щель между стеной и швеллерами поддержки антресолей (да, тут тоже свои антресоли имелись, поменьше наших, но имелись). А вот и та самая железная дверь с табличкой «Зона №1». Хорошее место зоной не назовут, вздохнул я, набирая код 911 на кодовом замке.
Дверь не щёлкнула замком, как это могло бы представиться, а взяла и отъехала в сторону, скрывшись в углублении справа. Затейники какие, думал я, переступая порог. Дальше тут была железная лесенка вниз, я и начал по ней спускаться, а дверь за спиной бесшумно встала на своё место. На двадцатой по счёту ступеньке лестница закончилась и перед моим носом оказались уже три железные двери, налево, направо и прямо. Без каких-либо табличек. Прям как в русской народной сказке, подумалось мне, налево пойдёшь — коня потеряешь…
Про такой поворот сюжета Октябринович мне что-то ничего не говорил. Толкнул левую дверь — судя по петлям, они все внутрь открывались — закрыто. Правую — то же самое. Центральная же подалась и распахнулась со страшным скрежетом, открыв новый коридор, в конце которого виднелся стол с настольной лампой, а за ним живой человек, охранник, судя по всему. Я обрадовался ему, как родному, промаршировал эти десять метров по кафельному полу и доложил, держа в руке пропуск с красной полосой:
— Я Пётр Балашов, меня вчера к вам работать определили.
— Балашов, говоришь? — ответил охранник, забирая у меня пропуск, — это хорошо, что ты Балашов, нам тут новые люди позарез нужны, — пропуск он при этом разве что на свет не рассмотрел, а так со всех сторон изучил, а потом продолжил, — заходи вот сюда (он показал на дверь направо), твой шкафчик номер 13, вот ключ, переодевайся в рабочую одежду и возвращайся сюда.
Я пожал плечами и зашёл в правую комнату — это оказалась раздевалка со шкафчиками по стенам, скамейкой в центре и даже душевой комнатой в самом конце помещения. В душ я не пошёл, а вместо этого открыл замочек у шкафа номер 13 и переоделся в синие штаны и майку, почти такие же, которые в больницах врачи носят. Потом вернулся к охраннику.
— Пропуск у меня остаётся, — и он положил его в ящик стола, — а ты двигай вперёд по коридору, там тебя встретят и всё объяснят.
— А что там ещё за две двери были после лестницы? — зачем-то полез в уточнения я, — которые налево и направо вели?
— У тебя допуск недостаточный, чтоб это знать, — пояснил мне охранник в доступной форме, — вот первую форму получишь, тогда, может, и расскажут. А сейчас дуй по коридору.
И меня там действительно встретили, в этом коридоре, и даже проводили на моё новое рабочее место… и даже поделились обрывками информации, что я тут должен буду делать и чем отдел занимается в принципе…
Больница номер 40
А вечерком я с работы проехал прямиком к папаше Зиночки, благо от кольца 60 автобуса туда было рукой подать. Синие бахилы меня надевать не заставили, а просто сказали, где сидит товарищ Лебедев — я и прошёл на этот четвёртый этаж по стёртой тысячами врачей, больных и посетителей лестнице.
— Иннокентий Антоныч? — спросил я, когда мне разрешили войти в кабинет с названием «Ординаторская», — я Петя Балашов, вчера звонил вам.
— Угу, — ответил Антоныч, оказавшийся мужчиной возрастом под полтинник и с абсолютно лысой головой, — садись, сейчас поговорим.
И он продолжил заполнять какую-то статистическую хрень в тетрадке формата А4, а потом ещё и по телефону позвонил и поругался с неведомым Михалычем насчёт графика дежурств. А через десяток минут он наконец и на меня обратил своё благосклонное внимание.
— Значит, Балашова Клавдия Николаевна твоя мать… — задумчиво начал он.
— Так точно, — подтвердил я, — родная.
— Документ какой-нибудь покажи, — потребовал он, — а то у нас сейчас с разглашением врачебной тайны очень строго.
