себя во вполне знакомой обстановке. Я снял куртку, повесил ее на рогатую вешалку.
— Вам чай или кофе, Александр Сергеевич? — осведомилась секретарша.
— Если можно — кофе, — откликнулся я.
Она упорхнула. Я посмотрел на часы. Было еще без пятнадцати одиннадцать. Можно было пока расслабиться. Через пять минут девушка вернулась. Поставила рядом со мною кофейник, чашку на блюдце, сахарницу и маленький молочник. Так что я мог наслаждаться знойным напитком в любом сочетании — черным без сахара и молока, с молоком и без сахара, с молоком и сахаром.
— Спасибо! — сказал я. — Вас как зовут?
— Нина!
— Очень приятно, Нина! — искренне сказал я — девушка она и впрямь симпатичная. — Как мы построим отбор?.. Ведь вы мне поможете, верно?
— Конечно. Для этого я и пришла сегодня.
Бедняжка, ради меня ее лишили выходного!
— Спасибо! — сказал я. — С меня хорошие духи.
Она смутилась и кивнула.
— Вы будете разговаривать с детьми и взрослыми, которые их привели, принимать решения, а я — вести протокол.
Я кивнул — что ж, это правильно. Я налил себе кофе, положил сахару и добавил молока. Посмотрел на часы — осталось всего пять минут. Я, не торопясь, попил кофе, и без одной минуты одиннадцать, кивнул Нине. Она встала из-за стола, вышла из профкома и вскоре вернулась, но уже не одна. Вошла худая, хорошо одетая дама, которая толкала перед собой явно закормленного пацаненка, лицо которого было мне знакомо. Ах, да! Это же Степанов, учащийся седьмого «А», сын главы города. Однако я сделал вид, что мне все равно, кто передо мною.
— Добрый день! — сказал я. — Проходите, пожалуйста!
— Степанова! — важно отрекомендовалась дама, усаживаясь на предупредительно отодвинутый мною стул.
— Слушаю вас, товарищ Степанова?
— Запишите моего сына в секцию по карате! — потребовала жена хозяина города.
— Обязательно, — кивнул я, — но я хочу знать мнение молодого человека… Тебя как зовут?
— Макс, — буркнул тот.
— Ну что ж, Максим Максимыч, — проговорил я, — сам-то ты, что об этом думаешь?.. Хочешь научиться карате?
— Хочу, чтобы как Талгат — р-раз рукой, р-раз ногой и все с копыт брык! — изложил свое видение этого вида спорта отпрыск хозяина города.
— С копыт — это не сразу, — ответил я. — Сначала придется научиться дышать, двигаться, даже — правильно стоять! В общем, придется долго тренироваться.
Пухлая физиономия Максима Максимыча вытянулась, но мамаша перехватила инициативу.
— Он будет стараться, товарищ тренер, — сказала она. — Правда, Максик?.. Ты же хочешь на зимних каникулах поехать в Москву, на главную елку страны?..
Степанов-младший обреченно кивнул.
— Нужно будет принести справку от врача, товарищ Степанова, подтверждающую, что по состоянию здоровья ваш сын может заниматься спортом.
— На этот счет можете не беспокоиться, товарищ тренер! — надменно произнесла та.
— И прошу вас учесть, что справка должна отражать действительное положение дел. Все-таки — карате и самбо — это серьезные виды спорта.
— За кого вы меня принимаете⁈ — насупилась мадам Степанова.
— Запишите все необходимые данные, товарищ секретарь! — распорядился я.
Супруга мэра продиктовала данные и удалилась, толкая перед собою своего рохлю-сынка. Нина проводила ее и вернулась с новым претендентом и его сопровождающим. На этот раз — это была девочка, дочь третьего секретаря горкома партии. Ни сам третий секретарь, ни его супруга явиться не соизволили — много чести — прислали дочь с шофером. Парню было все равно, возьмут ли его подопечную в спортсекцию по карате, но сама девчушка проявляла живой интерес и выглядела спортивной, так что и ее я предварительно записал с чистой совестью.
Дальше пошли претенденты, чьи предки были административным рангом пониже, но несомненно, имели вес, занимая каждый свою полочку в городской иерархии «нужных» людей. Эти не столько упирали на свое общественное положение, сколько — на связи и возможности «не остаться в долгу». Детишки у них были разные. Одни и в самом деле горели возможностью научиться крутому боевому искусству, другие были равнодушны к спорту и физкультуре, как таковым, третьи в принципе не годились. Последним я тоже не отказывал, но требовал принести справку от врача.
К трем часам дня поток начал иссякать. И слава богу! Я ведь обещал быть к четырем у Кривцовых. Когда претендентов больше не осталось, я взял у Нины список, но не стал его перечитывать, а лишь взглянул на итоговое число. Пятьдесят восемь человек — тридцать шесть пацанов и двадцать две девочки. Многовато! Однако какое-то число отсеется по медицинским показаниям, если только родители предоставят подлинные справки, а не купленные. Ну а остальные сами бросят, как только поймут, что это им не теннис…
На сегодня можно было считать миссию исполненной и с чистой совестью отправиться в гости к Лизоньке. По пути я заскочил в кулинарию и купил торт. Через десять минут на мой звонок дверь открыла мать моего ученика. Одета она была так, что у меня не осталось сомнений — Толик сейчас где-нибудь в кино, а потом должен пойти погулять. Тем не менее, времени мы терять не стали. Конечно, мне хотелось жрать, но настоящий мужчина, прежде чем потребовать у женщины обед, должен его заработать. И я, скажу скромно, заработал.
За обедом, который смело можно было назвать ужином, мы мило общались. Лиза, как-то незаметно для меня самого, стала первой моей настоящей любовницей в 1980-м. Все остальные связи были слишком мимолетны. Признаться меня несколько смущал тот факт, что она мать моего ученика, поэтому афишировать эти отношения не стоило. Да я, как истинный джентльмен, и не собирался звонить о них на всех перекрестках. Лиза, я думаю, — тоже. Оставалось надеяться, что и Толик не проболтается.
— Кривцов сильно пил, — рассказывала она о своем муже, подкладывая мне в тарелку лучшие кусочки. — Сначала он это делал втихую… Я даже и внимания-то не обращала… Ну иногда приходит мужик домой, слегка навеселе… Добрый… Толику конфет обязательно принесет, мне, бывало, цветы подарит… Проспится и утром на работу… А потом стал приходить поддатым все чаще и уже не слегка, а на — бровях… И чем дальше — тем становился злее… Какие там цветы и конфеты!.. Ввалится, грязный… Воняет от него… Видать, ни одной лужи не пропустил… Матом меня кроет, если я ему не даю в комнаты грязным проходить… Толик… Ему-то всего семь лет было, так он за меня заступается, а Кривцов уже и замахиваться стал… На нас обоих… Зарплаты его мы и не видали… Пропивал в первые же дни после получки… А потом и из дому начал тащить, и на водку, треклятую, менять… Я первое время надеялась, что он одумается… Даже уговорила его в ЛТП лечь… Так он сбежал оттуда… Продал телевизор наш, нажрался, как свинья… Я не выдержала, наорала на него и он меня ударил… Мне не так больно было, как я за Толика испугалась… И на следующий день пошла в ЗАГС — подала на развод… На суде все рассказала, да и у милиции уже были к нему вопросы… Ну в общем, развели нас… Он даже домой после суда не пришел… По дружкам ночевал, а через месяц его арестовали за кражу… Три года дали… Отсидел, да так на Севере и остался… Работает там сейчас, алименты на сына переводит…
— Простила ты его?
— Да, конечно… Водка его сгубила, дружки… Но видеть все равно не хочу… — проговорила она. — У меня сейчас работа хорошая… Уважают меня… Мне скандалы ни к чему…
Ну ее-то за связь с учителем не осудят. Наоборот, я сейчас становлюсь «нужным» человеком. Передо мною заискивают, ждут моего решения, трепещут. Конечно, куда мне до товарищей, сидящих в президиумах, представителей партийной и хозяйственной номенклатуры! Они себя пупами земли ощущают, привыкли, что это к ним идут на поклон, а не наоборот. Мое же место среди «лучших людей» рангом помельче — продавцов, парикмахеров, официантов и прочих закройщиков в ателье — то есть, среди обслуживающего персонала, но это и к лучшему. С высокого места падать больнее. Главное, не ввязываться ни в какие сомнительные схемы…
— А о себе, что расскажешь? — с женской непосредственностью осведомилась Лиза.
Что я ей мог о себе рассказать? О том, кто я есть на самом деле?.. Нет, хватит с меня неуклюжей попытки чуть-чуть приоткрыть правду Илге. А больше мне о себе рассказать нечего. Весь жизненный опыт укладывается в один месяц, как у младенца. Интересно, как отнесется моя хозяйка к тому, что она встречается с младенцем? Я невольно хихикнул.
— Что я такого сказала? — надула губки любовница.
— Прости, Лиза! — пробормотал
