Всплеск в тишине - Дмитрий Викторович Распопов

Самурай всё выслушал, с лёгким поклоном головы принял в дар и извинился, что в свою очередь ничего не взял с собой, но обязательно это исправит в следующую нашу встречу.

25 октября 1202 года от Р.Х., Камакура, Япония

Выжатый словно лимон, с красными от недосыпа глазами, переводчик заплетаясь, с трудом переводил мою речь. Я хотел взять от него максимум, но видимо перестарался и он на новой встрече, едва справлялся со своим делом из-за усталости.

— Думаю я немного перестарался, получать знания, — перебил я его, но уже на японском, — поэтому да простит меня господин Ходзё Токимаса, но пока этот человек хорошо не отдохнёт, ему пожалуй лучше слушать мою корявую речь.

Самурай оказался не готов к моим словам и едва не отшатнулся.

— Вы так быстро смогли выучить наш язык? — поразился он, приходя в себя.

— Конечно нет, — я отрицательно покачал головой, — мне ещё нужно несколько недель для этого, поэтому я прошу простить, если я говорю коряво.

— Ваша речь для меня понятна, и это главное, — тот покачал головой, — но какой прогресс всего за неделю!

— Тогда предлагаю отпустить вашего переводчика отдохнуть и займёмся торговыми делами, — предложил я.

Он согласился и сделал движение рукой. В шатёр стали заносить разные предметы, выкладывая на циновке между нами. С каждым новым предметом, настроение падало и это стало заметно даже японцу.

— Я понимаю, что если вы были в империи Сун, наши предметы для вас менее ценны, — с досадой произнёс он, приказывая убрать фарфор, шёлковую материю, веера и прочее, что мне не было нужно. Если и правда хотелось приобрести такие предметы, но более высокого качества, то нужно было ехать за этим в Китай.

— Я видел неплохие мечи, — обратился я к нему, — может посмотрю их?

Он кивнул головой и вскоре пара тати оказалась рядом со мной. Я взял один из них в обе руки, аккуратно потянув за рукоять, и тут же убедился, что лезвие выполнено по сварной методике, но японские мастера ещё не дошли до сварных пакетов из разной по вязкости материалов, так что и линия хамон здесь также пока отсутствовала.

— Сколько стоит этот меч? — поинтересовался я у него.

— Двадцать один коку риса, — ответил тот.

— А в монетах? — спросил я.

— Мы редко используем медные монеты, — он пожал плечами, — их нельзя съесть, они занимают много места, какой в них смысл?

— Если медные то да, а если такие? — я достал из кошелька золотой матапан и протянул его ему.

Самурай, ошеломлённо рассматривал монету, трогая пальцами гурт и чеканку. Он поражённо посмотрел на меня, возвращая её назад.

— У нас нет столько золота, чтобы делать монеты. Судя по качеству изготовления, она очень дорогая?

Я покивал головой.

— У нас ещё в ходу и такие, чуть дешевле, — я показал ему серебряную монету, отличную от золотой только материалом. Она тоже его впечатлила.

— Такой металл мы видели у китайских торговцев, при сделках, — сразу ответил он, едва подержав её в руках, — но эти монеты были очень дороги.

— Если объясните, сколько это двадцать один коку риса, я смогу сумму вычислить в золоте, — попросил я.

Он подумал и стал объяснять, я же примерно поняв ценность одного коку, протянул ему две золотые монеты за один из мечей. Он взял их, показав рукой, что согласен на сделку. Я же, вместо того, чтобы его взять, надел перчатки от доспеха, и вынув полностью меч, взялся за две его стороны и симбионт добавив мне гормонов, позволил с лёгким «дзыньк» разломить меч на три части. Самурай едва не открыл рот, когда увидел это кощунство, я же, поскольку за него было заплачено, посмотрел на сколы металла, убедившись в своей правоте. До истинного качества японских мастеров здесь было ещё далеко.

— Жаль, но похоже нам нечем торговать друг с другом, — с сожалением сказал я, кладя обломки оружия на циновку.

Он задумался, всё ещё смотря на остатки меча.

— Тогда, я могу лишь передать приглашения прибыть во дворец к сёгуну, который хотел бы повидать чужестранцев, — с большим сожалением в голосе сказал собеседник, — через пять дней будет большой приём всех великих родов, вы не согласитесь принять это приглашение, господин Витале Дандоло?

— Я его приму, на своих прежних условиях, — спокойно ответил я.

— Вас устроят в качестве заложников, младший брат сёгуна и моя дочь? — поинтересовался он.

— Вполне.

— Тогда обмен предлагаю осуществить через четыре дня, а через пять, я прибуду за вами, чтобы сопроводить во дворец?

— Меня это вполне устраивает господин Ходзё Токимаса, — я чуть склонил голову.

— Быть по сему, — заключил он и склонив голову ровно на тот же градус что и я, поднялся с циновок.

На этой ноте мы и расстались.

30 октября 1202 года от Р.Х., Камакура, Япония

Глава дома Ходзё не обманул, приём и правда был пышным, и я на фоне разодетых придворных, в основном самураев, смотрелся белой вороной, хотя нужно отметить, что мои шёлковые чёрные одежды, а также золотой пояс и огромный рубин на шее, притягивали всеобщее внимание. Всё же эти люди мало чем отличались от аристократов Европы, сейчас ты есть то, что на тебе одето. С плохо одетым человеком, никто не будет разговаривать, посчитав его ниже себя, а вот так, как одет был я, даже последнему слуге становилось понятно, что это хоть и чужеземец, но точно знатного и богатого рода.

Я ходил по залу, в ожидании приёма сёгуна вместе с Ходзё Токимасой и его свитой, который знакомил меня только с избранными главами родов, не допуская общения с теми, кто стоял у дверей. Я это чётко заметил, но не препятствовал, какой смысл, если я собирался уже завтра отплывать?

— Видите господин Витале Дандоло, — обратился он ко мне, — не один я удивлён вашими способностями. Прошло не более двух недель, а вы разговариваете на нашем языке так, что если закрыть глаза, то и не догадаешься, что перед тобой стоит чужестранец.

— Вы льстите мне господин Ходзё Токимаса, — я с улыбкой наклонил голову, — мои скромные способности весьма далеки от совершенства, а например каллиграфия так и вообще не даётся, линии иероглифов получаются, словно удары мечом.

— Думаю не будет большой тайной, если я вам скажу заранее, — снизил он голос, — сёгуна заинтересовали те строки, которые вы сказали при