огибал л.-гв. Конно-пионерный эскадрон, ведомый заговорщиками Пущиным М.И. (родной брат Пущина И.И.) и штабс-капитаном этого эскадрона Нарышкиным М.М. Вновь прибывших поставили вдоль Адмиралтейского бульвара и Сенатской площади.
Вскоре и Оболенский, действуя от лица своего формального шефа Бистрома, привел на Сенатскую под развевающиеся знамена, с барабанным боем и взятыми наизготовку ружьями, Измайловский и расположенный рядом с ним Егерский полк.
Последний, Егерский полк, был лично предан своему бывшему командиру Бистрому и без преувеличения весь личный состав полка ненавидел не нюхавшему пороху солдафона Николая, третировавшему боевых офицеров, как это произошло в случае с Норовым, который прошел в составе полка Отечественную войну и заграничные походы, был тяжело ранен под Кульмом, выполняя приказ Бистрома. Николай же, позволил себе оскорбить этого заслуженного капитана, а потом отказаться от дуэли.
Впрочем, Измайловский полк с двумя десятками офицеров-заговорщиков во главе с одним из полковников – Воейковым Александром Павловичем, некогда был так же оскорблен Николаем, а потому измайловцы, точно также как и Егерский полк, любви к великому князю не питали.
Подходящие к Сенатской площади Измайловский и Егерский полки мы встречали группой действующих офицеров-заговорщиков при силовой поддержке лейтенанта Чижова Н.А. и его второго флотского Гвардейского экипажа. Основная же часть увлеченных в заговор морских гвардейцев, если верить Шиллингу, уже взяла под контроль основную базу российского Балтийского флота – Кронштадт.
Восседая на конях, возвышаясь над шагающими перед нами шеренгами, мы нагло подскакивали к пока еще неблагонадежным ротам, отзывая при помощи липовых распоряжений одетого в свою представительную адъютантскую форму Оболенского, промонархистки настроенных командиров подразделений, тут же их арестовывая, заменяя на своих людей, прежде всего на полковых «смотрящих» и завербованных ими офицеров. И уже обновленные колонны, после недолгой заминки, следовали дальше, на Сенатскую. Таким нехитрым образом мы заменили мутных для нас командующих Измайловского и Егерского полков Симанского Л.А. и Гартонга П.В. на в доску своих офицеров-декабристов.
Со стороны Галерной улицы послышался дробный перестук сотен лошадиных копыт, немедля направив в ту сторону коней, мы обнаружили Кавалергардский полк в полном составе, направляющийся от своих казарм прямиком на Сенатскую площадь. Во главе всадников с белой повязкой на рукаве скакал полковник Кавалергардского полка – Кологривов Александр Лукич – член петербургской ячейки Южного общества. А вообще в Кавалергардском полку подобных полковнику офицеров – членов столичного филиала Южного общества насчитывалось больше десятка, подобная аномалия являлась прямым следствием прошлогодней поездки Пестеля в Петербург.
Но и в этом полку тоже пришлось поработать арестантским командам. В числе первых арестовали полковника Кавалергардского полка, младшего брата Пестеля – отдав таким образом всю власть над подразделением командующему все того же Кавалергардского полка – полковнику Кологривову А.Л.
Затем перед Кавалергардским полком выступил сам Кологривов, сообщив всем, что бывший командующий полка задержан по подозрению как сочувствующий узурпатору-Николаю и дальнейшая его судьба будет прояснена в ходе следствия.
А тем временем около Зимнего собирались верные Николаю войска – Преображенский Павловский полки, конные Уланский и Гусарский полки, Саперный батальон, по своей численности неотличимый от стандартного гвардейского полка. Взбунтовать весь столичный гвардейский гарнизон было не в наших силах, но большую часть войск мы смогли так или иначе, но перетянуть на свою сторону. И вот, скопленные Николаем у Зимнего дворца силы, ближе к полудню, начали выдвигаться к Сенатской площади.
Выехавшие николаевские парламентеры оказались срублены метким снайперским огнем и больше, по счастью, не наблюдалось желающих с той стороны вступать с нами в переговоры. Среди погибших оказался и Милорадович. От судьбы, что называется, так просто не уйдешь!
А выдвинувшиеся вперед пикеты стрелков Московского полка, смешанные с моряками, по моему приказу открыли огонь по начавшей активничать николаевской кавалерии. Эти пикеты московцев были мною хорошо проплачены. Набраны московцы были при помощи рядового л.-гв. Московского полка Николая Поветкина, с которым мы очень быстро нашли общий язык и достигли полного взаимопонимания. Тянул солдатскую лямку Поветкин уже одиннадцатый год, службу знал, на царей ему было плевать, не менее важным для меня было и то обстоятельство, что Николай пользовался авторитетом у сослуживцев. Стрелять по николаевцам я приказал специально. Переговоров, а уж тем более «братаний» противоборствующих войск и тому подобных событий никак нельзя было допустить!
Начавшаяся перестрелка моментально очистила близлежащие к Сенатской площади улицы от толп народа, ранее забрасывавших войсковые колонны николаевцев камнями и поленьями. Как и в той истории, простой столичный люд таким экстравагантным способом, выражал сочувствие мятежникам.
Когда на Адмиралтейской башне пробил час дня, а с Балтики стал задувать колючий ледяной ветер, на Сенатскую площадь прибежал до нельзя весёлый, прямо чумной Лев Пушкин. На ходу декламируя стихи брата, он размахивал неведомо откуда у него взявшимся полицейским палашом. Приблизившись к строю, он обнялся с Кюхлей, расхаживающим взад-вперед с огромным пистолетом, поздоровался с Пущиным, сообщив тому, что мои газеты и прокламации с компроматом на всех Романовых и программой Временного правительства уже вовсю распространяются по городу, собирая вокруг таких точек распространения взбудораженные толпы народа, откуда раздаются выкрики "Долой царей! Ура Временному правительству!", а по городу чернь начала вести погромы домов вельмож, но страдали и обычные магазины, лавки и трактиры.
Об этом чуть позднее мне сообщил Пущин. Впрочем, эта информация для меня уже давно не являлась тайной. Лично пообщаться с братом Пушкина у меня не получилось, поскольку в это самое время мы с действующими, посвященными в Заговор полковниками - от недавно принятого в Северное общество командира 12-го Егерского полка Булатова до одного из командиров Финляндского полка, заговорщика со стажем Моллера, при участии отставников - генерала Муравьевым и нескольких полковников, обсуждали приготовления противника и строили планы на наши собственные действия. Я сознательно тормозил процесс, медлил с наступлением на Дворцовую площадь, хотелось, чтобы в предстоящем Деле поучаствовали как можно больше войск. Хотя ещё сегодняшним утром мы могли взять Зимний без всяких трудностей, к Николаю на тот момент ещё просто физически не успевали подойти никакие подкрепления.
Тесная группа командиров со мной и начштаба Трубецким во главе, для пущей безопасности, располагалась внутри строя каре солдат Московского полка, и оттуда очень скоро понесся вестовой в сторону Петропавловской крепости. Решение было принято!
В успехе нашего Дела, по крайней мере, здесь и сейчас, в столице, теперь уже никто не сомневался. К тому же офицерский состав николаевских войск оказался заметно прорежен моими снайперами. Будем надеяться, что ослабление командного состава во время грядущего сражения сыграет нам на руку. Снайперы имели от меня тайный приказ - по Николаю, так и рисующемуся, разъезжающему около Зимнего