— Мне нравится! Дусенька, это же так здорово! Почему ты раньше не вспомнила об этой забаве? Где ты её видела? Почему о ней никто не знает?
— Засыпала вопросами, — усмехнулась Дуня. — Я видела всего лишь картинку этой забавы и слышала, что о ней говорили, но признаюсь, многое пришлось додумать самой. Думала, что как-нибудь воспроизведу увиденное, но забыла.
— Ой, а мы успеем за три дня всё сделать?
— Мы не успеем, а мастера должны успеть.
— Но…
— Наймем столько мастеров, сколько нужно.
— Дунь, а тебе денег не жалко?
— Нет. Это моё маленькое сражение, и если деньги помогут мне его выиграть, то я буду довольна.
Евдокия приосанилась и чопорно заявила:
— Чувствовать себя победителем — это важно для правильного развития личности.
— Ой, Дунь, ты прямо философ!.. — искренне восхитилась Матрена.
— А сама-то! Бросила вызов и победила! — Дуня на эмоциях обхватила её за плечи и потрясла, восторженно воскликнув: — Мотька, это было потрясающе! Это было шикарно и сногсшибательно! Дева победительница!
Подруга просияла, и Дуня не смогла отвести от её лица глаз. Внешность Матрены была своеобразной. Иногда она казалась невзрачной и даже некрасивой, если краснела, а краснела Мотя всем лицом, но стоило ей приодеться, как все недостатки превращались в достоинства. Одежда словно бы насыщала её цветом и Матрена преображалась, причём ей к лицу были как холодные цвета одежды и тогда она походила на Снегурочку, так и тёплые.
Но всё блекло, когда Мотя смеялась! В таких случаях ею любовались стар и млад, мужчины и женщины. Дуня знала, что про её улыбку говорят то же самое, но себя она не видела, а Мотька — вот она, красавица!
На княжьем дворе по-прежнему было тесно из-за телег, но людей стало поменьше. Евпраксия Елизаровна проследила, чтобы все расплатилась с ямщиками, и они увели лошадей.
Пока девочки шли по дому, то прислушивались к разговорам и узнали, что кое-кто из новгородских торговцев прознал о приехавших мастерах с товаром и выкупили немного сладостей. Ещё приезжали люди разных бояр, спрашивали о новинках, но покупали тоже только сладкое к столу.
— Я больше всего волновалась за сладости, — шепнула Мотя на ухо Дуне. — Все же это баловство, а денег стоит немалых.
— Сейчас весна и всем постоянно чего-то хочется, а наши сласти обалденно пахнут.
— Боярышни! — окликнула девочек ближняя княгини. — Вас в общей горнице ждёт боярыня Евпраксия.
Девчонки развернулись и поспешили за ближней, радуясь, что не успели раздеться. Они ещё вчера приметили, что в общей горнице было холодно и она прогрелась только к концу пира и то, наверное, надышали, а не печь тепло дала.
— Евдокия! — воскликнула Кошкина, как только подружки вошли в помещение. — О каком споре идёт речь? Почему я об этом узнаю не от тебя?
Дуня переглянулась с Мотей, округляя глаза по поводу скорости сплетен, но надо было рассказывать. К сожалению или к счастью, говорить пришлось при княгине, и та слушала с неменьшим вниманием, чем Кошкина.
— Матрёна, вот удивила! — довольным голосом произнесла боярыня. — Экая ты мастерица в шахматах. Надо будет Ивану Васильевичу отписать. Он любит эту забаву.
— Можно провести турнир по шахматам! — выпалила Дуня.
— Это к Марии Борисовне, — усмехнулась Кошкина, но тут же посерьёзнела: — Евдокия, я могу надеяться, что ты влезла в спор со взрослыми мужами, имея план?
Дуня кивнула.
— Хорошо, — чуть подумав, решила боярыня и повернулась к княгине. Та прикрыла глаза, подтверждая какой-то договор между ними и крикнула:
— Позовите боярина Луку!
Все вокруг оживились, захлопали двери и через минуту перед княгиней появился старый воин. Одет он был просто, но княгиня назвала его боярином. Впрочем, Михаил Олелькович — военный князь, и его бояре под стать ему.
— Лука, даю тебе поручение, — размеренно произнесла княгиня, — помочь боярышням. Они сами тебе скажут, в чём нуждаются… без лишних ушей.
Боярин склонил голову и посмотрел на московских гостий. Мотя робко улыбнулась, и старый воин по-доброму усмехнулся в ответ:
— Идёмте, красавицы, помогу чем смогу!
Как только они вышли из общей горницы, старый воин остановился и заозирался.
— Где бы нам с вами переговорить без лишних ушей, о которых намекала княгинюшка.
— Я видела небольшой садик на улице. Там ещё пара скамеек стояла.
— А-а, цветник, — быстро сориентировался боярин. — Хорошее место.
Они вышли во двор, обошли дом и попали в небольшой сад. Дорожки и площадка со скамьями были выложены округлым камнем, но сам цветник ещё не набрал силы и радовал только слабыми ростками.
— Присядем, — предложил Лука. — Хорошо тут, — выдохнул он, жмурясь от солнышка. — Я хоть кости погрею, а то застыл без дела-то.
Дуня с Мотей переглянулись, давая боярину время насладиться весенним солнцем.
— Ну, что же вы молчите, пичужки? Говорите, что нужно — исполню.
Дуня перечислила то, что необходимо сделать к третьему дню.
— Хм, задача. Идеально ровный стол с бортиками и кованные ловушки с сеточками по углам и вот здесь. Это можно сделать, но времени потребуется больше.
— Я заплачу за срочность. Пусть над столом работает сразу несколько мастеров.
— Ишь, какая шустрая!
— И стол необходимо сделать раньше срока, чтобы осталось время доработать его.
— Ладно, обговорим ещё твои доработки. Меня волнуют шары. Никто никогда ничего подобного не делал. Пятнадцать идеально ровных и одинаковых шаров.
— Важен вес, и чтобы в итоге они ровно катились. Тут нужен отличный мастер, который почувствует центр… ядро шара.
— Хорошо, я понял. Стол, палки, шары из дерева, а лучше из рыбьего зуба* (морж на Руси считался рыбой).
— Да. Вот серебро, — Дуня сняла с пояса расшитый замшевый мешочек с деньгами и положила его на скамью. Боярин взял, взвесил в руке и вопросительно посмотрел на боярышню.
— Это задаток, — уверено произнесла она. — Коли работу выполнят в срок и все будет ладно, то ещё два раза по столько же дам.
— Ну что ж, пойду радеть за тебя, — неторопливо произнёс он. — Стол скажу нести в Ярославов двор. Размеры немалые, значит столешница будет тяжелой.
Девочки слушали и кивали, ожидая, когда же боярин наконец-то пойдёт к мастерам. Им обеим уже казалось, что сами они быстрее всё заказали бы. Но вот Лука Мефодьевич поднялся, ласково проворчал:
— Эх, торопыги, — и направился к выходу.
Тут же выскочила дворовая девчонка, видно, дожидавшаяся его ухода и выпалила:
— Боярышни, вас обедать приглашают.
Обед был поздним и когда поднялись из-за стола, то уже стемнело. Весь вечер был потрачен на разговоры о наилучшем устройстве торга для каравана.
Уже на ночь глядя, когда укладывались спать, Кошкина потребовала подробности утренних приключений подопечных. Дуня всё рассказала и в свою очередь спросила, можно ли доверять княгине?
— Её муж наместничает в Новгороде, — пояснила боярышня свои сомнения.
— Михаил Олелькович зело сердит на новгородцев, — ответила Кошкина. — Приняли его неласково, хотя сами пригласили.
— Я слышала, что за приглашением Михаила Олельковича стоял предыдущий владыко новгородский, но он умер…
— Да, умер и начались внутренние распри. Не обошлось без Борецкой. Но тут уж её противники разъярились и не дали поставить владыкою бывшего владычьего ключника.
— Ого! Она ещё своего владыку хотела поставить! — ахнула Дуня.
— Да только что толку, что ей не дали этого сделать! Она сделала главное: всех привела под руку Казимира! Взяла и снарядила посольство в Литву, а там её человек, Селифонтов, заключил от имени всех договор с Казимиром. Теперь рядят, имеет ли силу этот договор или нет. Великий князь-то Литовский и Польский подписал договор! Он согласился принять новгородцев и защищать их от Москвы совместно.
— Да уж, — протянула Дуня. — Как интересно всё. От целой республики приехал какой-то староста, подписал архиважный договор и всем приходится считаться с этим, потому что Казимир признал Селифонтова послом!
