даю сигнал и Скачков с ребятами отъезжает. Сам я с Игорем и Пашей иду к машине у горкома, а цветовские распихивают трупы по багажникам и едут к Кочегару. Надо о нём разузнать побольше, такое знакомство в наши времена может оказаться полезным.
— Егор?! — широко раскрывает глаза Наташка. — Ты когда приехал?
— Да вот, практически только что.
Я тянусь к ней, обнимаю и целую.
— Пусти, заморозишь, — шутливо отбивается она. — Дед мороз!
— Отец дома?
— На дежурстве до утра.
— На дежурстве? Что за ночные дежурства у участкового капитана?
— Не знаю, — пожимает она плечами. — Сказал, что теперь иногда на дежурства ходит.
— Ну, и отлично, да?
— Почему это? — делает она вид, что не догадывается.
Я сбрасываю с себя куртку и ботинки, подхватываю Наташку на руки, приседая и обхватывая за бёдра.
— Голову, голову пригибай — смеюсь я, пронося её в дверь.
Из этой тесной прихожей иначе и не вынесешь свою возлюбленную. Я опускаю её на диван и срываю с себя свитер и начинаю расстёгивать рубашку. Она лежит, наблюдает за мной и улыбается.
— Немедленно раздевайся! — приказываю я.
Она послушно протягивает руку к поясу халата и дёргает за кончик бантика. Скользкий атласный пояс легко развязывается, и Наташка распахивает халат. А под ним ничего не оказывается.
— Ого! — упираю я руки в бока. — Кого это ты ждала?
— А мне мама твоя позвонила, — смеётся она, — и предупредила, что ты придёшь. Вот я и приготовилась. Сижу, жду, пока твои собрания закончатся.
Мама. Сюрприз испортила. Ну ладно, прощаю.
И уже не думая о маме, закудыкиваниях и испорченных сюрпризах, я опускаюсь на колени и склоняюсь над Натальей. Обнимаю и прижимаюсь к ней, вдыхаю её запах, и вспоминаю волнующий и срывающий крышу вкус.
— А помнишь, — говорю я, чуть отстраняясь от неё, — ещё не так давно, прошлой зимой, я тебя чмокнул, когда ты мучила меня математикой? Помнишь, как ты покраснела?
— Да, — кивает она.
— И что с тобой случилось с того времени? — смеюсь я. — Не прошло и года, а ты уже такое вытворяешь безо всякого стыда.
— Ах, ты! — притворно строжится она, хватает меня за голову и притягивает к себе. — А ну-ка поди сюда! Вот я тебе покажу!
Она крепко и сладко меня целует, и я, как человек счастливо сохранивший жизнь, после того как прошёл по канату над пылающей бездной, взлетаю к небу от счастья. И ничего другого мне сейчас не нужно. И ничто меня не интересует в этот прекрасный момент — ни судьбы империй, ни тем более собственные успехи и достижения. Всё, что мне сейчас надо — только она, Рыбкина.
— Ты сегодня… — подбирает она слова, когда мы счастливые лежим в обнимку на диване. — Ты сегодня такой… на себя не похожий…
— Просто соскучился очень, — шепчу я и нежно прикусываю ей мочку.
А потом мы идём ко мне и ужинаем с моими родителями и с Трыней. Я позвонил и пригласил его тоже.
— А поехали завтра на дачу! — предлагает он. — Всё равно же воскресенье. У нас вид такой красивый на реку открывается с обрыва. Баню можно истопить или шашлык сделать. Ну, или просто по лесу погулять.
— А Юля поедет? — спрашивает Наташка.
— Нет, она с родителями к родственникам уехала на праздники на Алтай.
— А она тебе еду приходит готовить, когда дяди Юры нет? — интересуюсь я.
— Да чего мне готовить-то? Я и сам могу себя прокормить спокойно. Книга с рецептами имеется. Но я и так наловчился уже безо всяких книг.
— Андрюша, — говорит Мама, — ты к нам приходи кушать, когда Юрия Платоновича дома не бывает.
— Да зачем, Анна Никифоровна, не беспокойтесь, я самостоятельный.
— Самостоятельный, — улыбается мама и качает головой. — А стираешь ты как?
— Так у нас машинка автоматическая, «Волга». От неё, правда, пробки вышибает иногда, но это дело поправимое.
— Андрюх, а если бы дядя Юра на длительное время тебя оставлял одного? Ты как, справился бы? На месяц, скажем, или на два? Ну, мы бы тебе помогали, естественно.
— Справился бы, — кивает он, — это по-любому лучше, чем всё бросать и в Москву переезжать. Хотя съездить посмотреть, что это за Москва такая, можно, конечно. Юлька была, говорит, понравилось.
Утром мы едем на дачу к Трыне и Платонычу. Платоныч из столицы ещё не вернулся, и Андрюха везёт нас на правах хозяина. Он хваткий и основательный, как человек изрядно намыкавшийся за свой короткий век и теперь получивший вдруг человеческое добро и любовь.
Он это ценит, я вижу и невооружённым глазом. И не просто ценит, а будет сражаться, если придётся, за свою новую семью и обретённые ценности до конца. Ценности не материальные, а духовные. А ещё он сейчас влюблённый малый в конфетно-букетном периоде.
Сегодня мороз отступил, но, всё равно, температура ниже нуля. Небо серое, и время от времени начинает идти мелкий снежок, собирающийся и бьющийся на холодном асфальте робкой позёмкой.
Вид с участка действительно открывается очень красивый. Пока Андрей с папой разжигают печь и камин, я с мамой и Наташкой любуюсь ещё не замёрзшей рекой, медленно текущей внизу и деревней Смолино, расположенной на том берегу и будто лежащей у нас на ладони.
Дом у Платоныча небольшой, но добротный, сложенный из бруса. На участке растёт несколько садовых деревьев, стоит бревенчатая банька и просторная беседка с видом на реку.
Когда истопники выходят из дома мы все вместе идём гулять по лесу. Кругом сосны, народу никого. Одинокие домики, уже впавшие в зимнюю спячку, высокие деревья и небольшие лужайки.
— Может, нам тоже дачу завести? — говорит мама. — У нас участки будут раздавать скоро. Я что-то не записалась, а сейчас подумала, может и нам надо?
— Конечно, надо, — утверждаю я.
— А в каком месте? — уточняет отец.
— А вот, мы проезжали сегодня, за химкомбинатовским пионерлагерем направо.
— Это за «Орлёнком» что ли? Как из города ехать, то справа?
— Ну, да, в сторону к реке. Там аж по десять соток сказали нарезать будут, но нам столько не надо, правда?
— Как не надо? — удивляюсь я. — Ещё как надо. Десять — это минимум. Бери, мам, а если сможешь, то и два бери.
Все смеются моей жадности. Ну и зря, место хорошее, со временем будет дорого стоить. Мы бредём по лесу. Приятно побыть с семьёй и просто ничего не делать. Родители чуть отстают, а мы вяло шагаем впереди.
— Ну что, — обращается ко мне Трыня, — дозвонился Ирине?
— Какой Ирине? — без задней мысли спрашивает Наташка.
Кхе-кхе… Вот же засранец, главное, смотрит таким чистым и невинным взглядом. Это что? Типа предупреждение? Ромео, ёлки, влюблённый.
— Дозвонился да, — говорю я, как ни в чём не бывало. — И встречался даже, когда она из Москвы приезжала. Всё решили в нашу пользу. Благодаря тебе, сто
