Протирая запотевшее зеркало и завершая последний этап моей процедуры — бритьё, я услышал шум передвигаемого в гостиной стула. Никак мой сосед пожаловал. Днём он почему-то уверовал в версию следователя, утверждавшего, что «Григорович страшнее, чем Чикатило». Придётся объяснить Семёнычу, что каждый из нас потенциально шахид, а потому страшнее, чем Чикатило. В том случае, если я нащупаю у него имплантат. Возможно, девицы из команды Буйновича проявили-таки человечность и пожалели старика?
В белом махровом халате и, благодаря шампуню, в высшей степени пушистый, с чистой душой и с благородной целью освятить и осветлить образ водителя Григоровича, увезённого на муки и страдания, я открыл дверь ванной, вошёл в гостиную — и увидел Невесту.
— У вас дверь была отворена. Я подумала, что вы у Семёныча и решила дождаться вас. Со мной приключилось нечто невероятное. Даже не знаю, с чего начать?
Пушистые волосы Анюты, несмотря на старания создать подобие причёски, свидетельствовали о её недавнем визите в местную баньку, но на лице не проступал румянец; бледность лика подчёркивала обеспокоенность, что явно читалась в синих глазках.
— Позвольте, Анюта, мне одеться, и я буду в вашем полном распоряжении.
Конечно, мог бы выслушать Анюту without further ado. Махровое изделие китайского производства, что было на мне, ничуть не помешало бы вникнуть в «невероятность» её проблемы. Но в голове уже созрел план, и для его претворения в жизнь тот халат не годился. Никоим образом он не соответствовал её строгому костюму.
Успел одеть брюки и рубашку — и в этот момент вырубился свет. Не улавливал слух и тарахтенья дизельного агрегата, что давал нам электроэнергию. У семи нянек, как говорится… Проклиная электромехаников, зажёг свечу, накинул пиджак и на ощупь достал из рюкзака коробочку с золотым колечком. Кипение души достигло обжигающего максимума. «Да как же больно! Что ж меня обожгло? Ясно, что не свеча, то моя душа горит… Так без света даже романтичнее», — с такой оценкой предстоящего события вступил с зажжённой свечой в гостиную и, к моему неудовольствию, узрел Семёныча, шарившего на полке старого комода в поисках свечи.
— Пришёл на ваш зов, товарищ капитан, — оповестил он, — А тут авария.
— Товарищ полковник, во-первых, не звал вас, а во-вторых, авария не тут, а в мозгах ваших механиков, что забыли восполнить топливо в баках агрегата. Придётся вам прогуляться, выяснить, кто нынче дежурит и наказать нерадивого.
— Как странно! Мне показалось, что звали вы меня.
— Если показалось, Семёныч, креститься надобно.
Ушёл администратор, порушив настрой моей души. Я чиркнул спичкой — и в неровном свете от трёх свечей стал любоваться встревоженной фигурой Анюты. Опять что-то обожгло внутри, и запершило даже в горле. В голосе моём, наверное, слышалась хрипотца.
— Вообразить невероятность того, что приключилось с вами не могу, но и со мной творится самое невероятное. Жизни без тебя, Анюта, не мыслю.
В мерцании свечей всматривался в её глаза. Утопая в них, машинально открыл коробочку и мгновение спустя надел колечко на её безымянный палец. Анюта не отрывала взора от меня. Нет, она чувствовала мои манипуляции, но для неё важнее был мой взгляд и то, что ей внезапно открылось.
— Вчера, Святослав, вы готовы были выпроводить меня из лагеря.
— Вчера я чуть с ума не сошёл, услышав о твоём, Анюта, желании уехать в Петербург. Там ныне в моде обман и нет былой безмятежности, и всё-то поставлено с ног на голову, а суета и меркантильность подавляют любое искреннее чувство. Там не рай и не ад, а всего лишь чистилище с болотным душком, где отмывают не души, а деньги и товары. Но вот тебе, Анюта, моя рука, моё сердце и предложение создать семью и наш, новый мир. В моей душе не грозовое облако, а облако любви… Наверно, я похож на глухаря. Налетел и токую. И не слышу ответного призыва.
Анюта лукаво улыбнулась.
— Ах, Святослав, вчера я испугалась. Думала, что ты равнодушен ко мне.
Я замкнул её уста поцелуем. Её грудь вздымалась от проснувшегося желания. Анюта ещё раз лукаво улыбнулась.
— Святослав, мой ответ ты услышишь завтра. Сегодня не смогу ни ответить, ни доказать того, что со мной приключилось.
— Зачем доказывать?! Скажи — и я поверю.
— Да я сама ещё не могу поверить во все эти чудеса. Зрение моё неожиданно выправилось, и не нужны мне более ни контактные линзы, ни очки. Доктор наш учудил: «В бога не верую, — говорит, — А верую в Небесного Капитана и его заботу о нас». Наказал мне свечку поставить на подоконнике и помолиться Капитану… Проводи меня, Святослав, и позволь девушке погрезить и помечтать немного. Недаром говорят: утро вечера мудренее.
В воздухе тёмного сентябрьского вечера чувствовался едва уловимый запах осенней прели. Отчётливо слышалась перебранка Семёныча с электромеханиками.
— Ходят странные и страшенные слухи. Поговаривают о маньяках, что бродят вокруг нашего посёлка. Или всё это выдумки? — спросила Анюта, когда мы шли по дорожке к темнеющим силуэтам жилых блоков.
— Нет никаких маньяков в округе, но вокруг нас творятся чудеса, есть, возможно, и лешие, что пугают народ. Всё, что когда-либо свершалось или свершается, можно назвать играми. Разные бывают игры. Мне мнится, что в игру, в которую вовлёк нас мой друг Сашка Буйнович, кто-то вмешивается. Наш милый циник и шутник, верующий в Небесного Капитана доктор Кириллов, — по совместительству главный леший, — пытался меня тоже убедить и склонить в свою веру в воздействие на нас древних богов и богинь и их вмешательство в нашу жизнь. Я в сказки не верю. Буйнович просил меня создать сплочённый коллектив. Вот этим я и займусь. Использую те страхи, что нагнетает наш главный леший, и заставлю весь коллектив восстать против тёмных сил. Иначе говоря, поведу свою игру. Начну завтра театральное действо с медитацией. Придумал название спектаклю: «Ярилов и компания против Бабы Яги». В роли Бабы Яги полузабытая актриса из древнего пантеона богиня Жива. Витает и танцует где-то над нами. А я объединю медитацию с системой Станиславского. Завтра дам слово главному лешему. Для затравки он постращает народ, я же сыграю роль вещего князя-воителя. Тебя, Анюта, приглашаю на роль княгини. Хор в нашей драме будет солидарно посылать Живу туда, где раки зимуют. Завтра премьера. В течение месяца, думаю, сотворим нечто шедевральное. Богине Живе мало не покажется…
Мы не дошли до мрачных зданий казарм. Анюта остановила и поцеловала меня. Страстно. Как желанного мужчину. Не видел, но чувствовал, что она улыбается.
Заработал дизельный агрегат — и зажёгся свет в окнах.
Анюта шёпотом произнесла заветные слова: «Согласна быть твоей княгиней». И мы скорым шагом направились к нашему дому.
* * *
PS Просматривая текст, увидел, что некоторые события никак не отразил, а потому решил внести дополнение в сию главу.
Знаю тебя, друже: не любишь ты заглядывать на последние страницы повествования.
А ведь таких любителей читать по диагонали, как тараканов на помойках Нью-Йорка. Проходил мимо такой.
У нас тараканов извели, но осталось множество прочей дряни: либерасты, дерьмократы… Если приведу весь перечень, то сиё повествование, кроме тебя, никто читать не будет. Но, как говорят в Твери: плевать! Вот уроды! Они в этом слове нашли замену матерщине.
* * *
Итак, на полпути подведу итоги, подобно С. Моэму, написавшему «Summing Up».
Как решил, так и поступил: предложил Анюте руку и сердце.
Никого не обманывал, как оказалось, и Александр. Он лишь недоговаривал некоторые существенные моменты.
Два месяца спустя, после авантюрного пиратства на территориях Евразии и Америки, в коем я участвовал исключительно перечислением двадцати лимонов на счёт, не помню какой фирмы, объявил Александр моим подопечным на собрании, куда и зачем летим. Сухо и без эмоций объявил о переселении в средневековье.
То-то было весело в рядах моего коллектива. Правда, не все шутили и веселились. Наблюдались и хмурые лица…
Да’с, за трое суток до отлёта, Александр дал всем время на размышления. И что ж? Троица парней слиняла ночью. Проплакав ночь, две подруги Анюты наутро заявили о нежелании лететь туда, куда Макар никого не гонял. Равнодушно пожал плечами Александр и отдал распоряжение отвезти тех девиц на ПАЗе до ближайшей автобусной остановки.
Мне он обещал, что организует деактивацию чипов отказников. Якобы, эту операцию возможно произвести дистанционно.
Должен сказать, что отбор подопечных показался мне странным с самого начала. Агроном, учителя, мастер боевых искусств, ещё один Мастер, известный в Питере живописец, со своим чадом, доярки… Странный и длинный тот перечень. Александр особо не вникал в вопросы отбора персонала. В первый же день свалил весь ворох кадровых проблем на меня. Работал я в лихорадочном состоянии и на голом энтузиазме на этого шизофреника, без веры и в каком-то тумане, скрывавшем чётко очерченные цели.
