прервал его лирическое отступление Ян, присаживаясь на опустевшее место Та’ки.
— Его корень безусловно привнесен извне. И он настолько глубок, что купировал возможность прорастания естественного источника.
Ян присвистнул.
— Так у него все-таки был свой источник?..
— По всей видимости, да. Но Фортуна решила подарить ему иной. Особенности этого корня и определяют специфический характер развития сил у чужеземца. Его судьба — вечные качели. За успехом непременно следует провал, за удачей — невезение. Или же наоборот — за провалом последует чудесное избавление, а на грани краха должен проявиться успех. И чем серьезней провал или опасность — тем больший отклик за ним последует.
— Фортуна... — все так же хмуро проворчал Ян, но скрыть мелькнувшую на губах улыбку не смог. — Как обычно, в своем репертуаре. То есть, если я правильно понял, чтобы наш Даня вырос, его нужно почаще засовывать в самую задницу?
— Пожалуй, — ответил Эреб. — Но при этом не забывать, что удача не любит холодный расчет. И порой она покидает даже тех, кого любит.
— Это ты мне рассказываешь?..
— Я лишь говорю, что страховка никогда не помешает, — пояснил Эреб.
— Ладно, я тебя понял. И какой же тип магии моя жена подарила Дане? — спросил Ян.
Эреб развел руками.
— Я не могу ответить на этот вопрос.
— Что значит «не могу», ты же осмотрел его источник!
— О да. И это было... странное зрелище.
Эреб мечтательно прикрыл веки, вспоминая увиденное.
— Янус, его магия — она нечеловеческая. Она выглядит совсем иначе. И я теряюсь в догадках, что это за тип, или, может быть, даже смешение типов. Если бы ты мог хоть на мгновение снять с себя печати, чтобы самому посмотреть на чужеземца, как следует!
Ян усмехнулся.
— Боюсь, моего взгляда изнутри он бы не выдержал. Да и слишком дорого может обойтись это мгновение без печати. Прямо сейчас я не готов к войне.
— Это верно, — вздохнул Эреб.
— Ну что ж. Значит, будем окучивать подарок Фортуны. А там уж что вырастет, то вырастет.
— Если тебе удастся развить его до состояния, достаточного для демиургики, особенности юноши быстро привлекут чужое внимание, — заметил Эреб.
Ян почесал затылок.
— Если будет такая необходимость — придумаем что-нибудь. Мне посланцы за свежим мясом из столицы не нужны. А ты пока устрой нам заказ золотого уровня? Для Дани. Только сам не светись, сделай через третьи руки.
Эреб задумчиво погладил выглядывающую из-под капюшона бороду.
— Задание организовать можно, в этом нет ничего сложного. Но персональное? Твой юноша еще не так известен в округе, чтобы кто-нибудь именно его попросил о помощи.
— И не нужно. Персональным его сделают обстоятельства. Ты главное подбери пару вариантов, а там обсудим.
— Как скажешь, — с поклоном отозвался Эреб.
***
Когда Ян, наконец, вышел на крыльцо, я докуривал уже пятую папиросу.
Увидев магистра, я вскочил с места, как ужаленный.
— Ну так что?!
— Что-что, — ворчливо проговорил Ян. — Тренировать тебя будем, вот что. Самым суровым образом. Закончилась, Даня, твоя спокойная жизнь.
От его слов мне стало радостно и легко.
— Так это же здорово!
— Посмотрим, как ты через месяц запоешь. Та’ки, ты будешь... Та’ки?
От восклицания Яна я тут же обернулся на своего наставника, и увидел сгорбившуюся зеленую панду. Медведь сидел на заднице, грустно раскинув лапы.
— Та’ки, давай заканчивай! — сердито сказал Ян. — Ты будешь главным по его физической подготовке. А техникой владения мечом я с ним лично займусь.
— А может... это... И меч... и остальное — сам? — жалобно протянул медведь.
— Ну уж нет. И вообще, хватит уже обжираться и спать круглыми сутками!
— Сутки — круглые. Я — круглый. Мы созданы друг для друга, — пробормотал Та’ки.
— Пришло время трезвости, друг мой!
— Как же сие прискорбно... — вздохнул медведь.
— Ты же сам все время пытался меня растормошить!
— Главное слово — «тебя», — с грустью сказал Та’ки.
— Ничего не знаю. Я растормошился. Так что давай и ты раскругляйся — во всех смыслах. Не в телеге же мне тебя в трактир везти.
— Меня не надо раскруглять, — обиженно отозвался мой наставник. — Я так удобней докачусь.
— Ну, как хочешь, — махнул рукой Ян. — Давай, Даня, поехали.
Мы тронулись в путь легкой рысью, а позади нас на четвереньках неловко трусил Та’ки.
Он фыркал, пыхтел и подпевал себе под нос что-то заунывное.
— Слышь, может хватит уже? — не выдержал Ян. — Уж певец из тебя так себе, а поэт — вообще говно.
В ответ Та’ки громко и четко продекламировал:
— Пусть даже я — поэт-говно,
Но я скажу вам все равно,
Что жизнь — убогое окно
В котором из говна панно!
Я рассмеялся.
— С ума сойти, в нем одном будто две личности уживаются. И эти личности меняются местами в зависимости от того, в каком он виде, человеческом или медвежьем.
— На самом деле примерно так и есть, — отозвался Ян.
— Почему? — спросил я.
— Попробуй провести пару сотен лет в шкуре панды — тогда поймешь, — хмыкнул Ян. — И еще. Если кто в школе начнет спрашивать, с чего вдруг к твоей персоне такое внимание, говори что магистр ставит на тебе эксперимент. Мол, придумал программу быстрого развития и пробует на тебе, чтобы по-быстрому подтянуть до уровня остальных учеников. Но без подробностей, понял? Так нехотя и сквозь зубы. Особо любопытных посылай или на хер, или прямиком ко мне, что по сути одно и то же. Ясно?
Мне все было ясно.
И мчал я в трактир, как на крыльях!
Получить самого Яна в качестве тренера по фехтованию — это было очень круто. Я-то в тайне переживал, что из-за переезда и отсутствия тренировочных площадок школа вообще свернет обучение новичков. А тут такая удача привалила! Мало того, что тренировки продолжатся, так они еще будут проходить в усиленном режиме и в индивидуальном порядке. Так что меня распирало от гордости, как довольного сытого Каа — от съеденных бандерлогов. Ох и дурак же я был!
И как же прав был Та’ки.
Уже вечером Янус расшвырял все ящики на заднем дворе своего трактира и потребовал, чтобы Август устроил там виселицу для мороженой свиной туши. И до
