очумелым Тлалоком веселее было? Или в склепе среди покойников? А тут — среди людей, кошкодевочка вон тебя лизнула — чем плохо-то?
Череп умолк. И, крякнув, проговорил:
— Так-то оно так... И с земляком поговорить, про родину — тоже, конечно, радостно... Вот только паскуда моя, получается, из воды сухой выйдет? И где справедливость?
— Справедливость — явление очень спорное, — заметил я. — Но про твою баронессу мы еще и поговорим, и подумаем, обещаю.
Я принялся переодеваться. Влажное полотенце, чистая вода в умывальнике и свежая одежда меня буквально воскресили.
В прикиде палача я спустился вниз. Ника уже вертелась вокруг одного из столов, ладошками разравнивала белую скатерть и раскладывала приборы на троих.
Минут через десять нам принесли завтрак: пышный мягкий омлет с сыром и тонкими ломтями холодного окорока, горячий напиток из разбавленного вина и садовых ягод с травами, чем-то похожий на глинтвейн, и крошечные свежие булочки, надрезанные сверху крест-накрест с тающим лепестком сливочного масла в надрезе. Вкуснотища!
Примерно к полудню в трактир приехали остальные ученики. Первым делом посадили нашего «засланного казачка» в винный погреб и поручили Тени с Бобром его охранять.
Потом все остальные принялись шумно делили комнаты наверху, причем Крис стонал и фыркал, что он не может жить в мышиной норе и ему срочно нужно уступить комнату побольше, иначе он не сможет отдыхать как следует. А значит, и работать на благо школы он тоже не сможет так, как от него ожидают. Говорил он это все с чертовски важным видом, но остальные делали лицо кирпичом и изображали глуховатых тугодумов, очень занятых перетаскиванием последних сундуков из телеги в харчевню.
Наконец, Крис сдался и принялся вместе с Рыжим и Тенью устанавливать над крыльцом наш бронзовый символ школы. Гриф от таких перестановок и безысходности время от времени начинал истошно орать, отчего городская стража в конце концов явилась в трактир и потребовала оплату штрафа за нарушение общественного спокойствия.
И пока эти трое мучили бедную птицу и стражников, все остальные принялись мучить меня. Потому что в Майе никакие секреты не держались, кроме ее собственных, и вот уже вся школа была в курсе инородности моего тела на просторах их мира. Я рассказывал про демократию, автомобили и Юрия Гагарина и чувствовал себя преотвратительно.
Это как на корпоративе, когда вдруг посреди вечеринки босс вдруг берет микрофон и заявляет, что «а вот сейчас пару поздравительных слов нам скажет Даниил Кораблев». В итоге и отказаться вроде неудобно, и в голове — белый шум. И ты со смущенной улыбкой берешь микрофон и пытаешься из этого белого шума выловить что-то вразумительное и подходящее ситуации.
А потом, на мое счастье, в трактир приехал Ян.
Один, верхом.
— А где Та’ки? — первым делом спросил я.
Не отвечая, Ян припал к свеженалитой запотевшей кружке и одним махом опрокинул в себя все пиво.
Потом обернулся ко мне.
— Ты — со мной, — приказал он. — Остальные — молодцы, отдыхайте. Только грифа поправить надо, он на правый бок у вас заваливается, и коней к Марку Кривому в конюшню определить. Про пленника и национальные особенности нашего «обрезка» всем молчать! Крис, бери с собой Рыжего и жмите караулить королевскую доску. На тебе мою ленту и доверенность. Я надеюсь, там бабуля про нас хорошо отзовется и желающих нанять «Парящего грифа» прибавится. Вот, вроде все. Короче, отдыхайте.
Он двинулся к выходу, а потом обернулся и добавил:
— И это... Банный день, что ли, устройте. Воняет, как в казарме.
Закончив с отдыхательными распоряжениями, магистр вышел из трактира.
Я поспешил за ним.
— Что-то случилось?
— Мне нужно познакомить тебя кое с кем, — заявил Ян. — Так что давай без лишних вопросов, бери лошадь и погнали.
И мы погнали.
Как оказалось — обратно в школу.
С недобрым предчувствием я въехал в опустевшие без бронзовой птицы ворота. Оглядевшись по сторонам, убедился, что ни в каких кустах зеленого медведя нет.
У меня похолодели руки.
— Ян, а Та’ки?.. — снова спросил я, но магистр меня не слушал.
Спрыгнув с седла, он широкими шагами направился к входу в главный корпус.
— Не отставай! — бросил он через плечо, и я поторопился за ним.
Мне уже было плевать, с кем собирается Янус меня знакомить. Я хотел знать, где мой наставник!
Дождавшись, пока я войду в холл, Янус запер дверь изнутри ключом. Потом прошел под парадную лестницу, что-то негромко сказал и приложил руку к стене.
Белая краска под его ладонью вдруг потемнела, и через пару секунд в стене появилась деревянная дверь.
Ян толкнул ее, и на нас пахнуло подземельем.
За дверью я увидел узкую лестницу, освещенную тусклыми масляными лампами. И тут мне стало как-то совсем не по себе.
— Входи, — потребовал магистр, и я подчинился.
Он пропустил меня вперед, потом зашел сам и опять замуровал дверь, превратив ее в часть стены.
Я начал спускаться вниз и едва не грохнулся с перепугу, когда осознал, что от движения каменные ступени начинают двигаться под ногами, почти как эскалатор.
— Янус... Мы идем в тот самый склеп? — спросил я.
— Да, — коротко ответил магистр.
Я остановился.
«Он не тот, за кого себя выдает», — вспомнился мне шепот Арахны. «У него два лица, и ни одно из них не знает жалости!»
И вот мы вдвоем, и он ведет меня в подземелье, к могилам. Да еще Та’ки нигде нет...
— И... С кем же ты хочешь познакомить меня в склепе?.. — проговорил я.
— С червями, мать твою! — фыркнул Ян, подталкивая меня в спину.— Давай иди уже! Объяснять дольше...
Я покосился на магистра и двинулся дальше.
Наконец, ступеньки закончились и мы очутились в склепе.
Здесь подземелье в общем-то выглядело так же, как и со стороны тренировочной площадки. Те же тусклые лампы, высокие черные плиты и красные лампадки у изголовий.
А в центре широкой галереи в черном плаще стоял человек. Слева от него на крышке саркофага сидел Та’ки в человеческом обличье — в своих холщовых штанах, с шаманским раскрасом на лице и подобрав босые ноги. При виде меня он молча поднял руку в знак приветствия.
— Э-эээ... Привет, — сказал я, недоумевающе переводя взгляд с черной фигуры на Та’ки, с Та’ки — обратно на фигуру.
— Здравствуй, Даниил чужеземец, — услышал я в ответ густой низкий голос, похожий одновременно и
