"С одной стороны заметное лицо, в толпе трудно потеряться, а с другой стороны, у женщин успех буду иметь. Будем извлекать пользу… — но додумать мне не дал пожилой мужчина с рассерженным видом, лет пятидесяти, выскочивший на улицу из лавки. Подскочив ко мне, он стал трясти кулаками, правда, при этом держась поодаль.
— Пошел вон отсюда, мерзавец! Или я сейчас стражу вызову! — стал он кричать и трясти кулаками. Гуляки при виде него снова зашумели, очевидно все же рассчитывая на продолжение скандала, вот только я не доставил им такого удовольствия и развернувшись, быстро зашагал по улице. Толпа сразу отреагировала на мое бегство свистом и обидными прозвищами. Не успел я успел завернуть за угол, как за спиной раздался звук каблучков, а затем меня окликнул женский голос: — Эй, мужчина!
Остановившись, я оглянулся, хотя и так знал, чей это голос. В пяти метрах от меня стояла та наглая особа, которая только что спровоцировала громкий скандал. Ничего не говоря, я молча уставился на нее. Девушка, ничуть не стесняясь холодного приема, быстро подошла ко мне.
— Ловко ты этого дурачка Луи стукнул, красавчик, — не дождавшись никакой реакции на свои слова, неожиданно представилась. — Меня зовут Николь. Я белошвейка.
Глаза, опередив разум, сразу оценили внешние достоинства девушки. Симпатичное личико, высокая грудь, крутые бедра. К тому же недавнее посещение купальни сразу навело меня на греховные мысли, поэтому мысленно раздеть ее мне не составило труда. Я был не прочь завести себе постоянную подругу, но мысль о венерических болезнях, пока держала меня на коротком поводке. С другой стороны, Монтре немного успокоил меня, сказав, что лечит срамные болезни. К тому же мне хотелось женщину. Очень хотелось. Пока я колебался, девушка вдруг улыбнулась, показав хорошие, ровные зубы, чем окончательно разрешила все мои сомнения.
— Ты мне там не показался стеснительным, — в ее словах читался вопрос: долго мне еще ждать пока ты меня куда-нибудь пригласишь?
— Меня зовут Клод, только не знаю, получиться ли у меня достойно развлечь красивую девушку.
— Не попробуем — не узнаем. Ты куда шел?
— Просто гулял по городу.
— Я тебе нравлюсь? — последовал неожиданный вопрос.
— О, да! — я постарался вложить в это восклицание максимум восторга, при этом придав себе восхищенный вид. — Клянусь всеми святыми, в жизни не видел таких красивых волос и нежной кожи. Ты очень красива! Мне бы хотелось любоваться твоей красотой каждое утро!
Я уже заметил, что люди в этом времени больше открыты чувствам и непосредственно выражают свои эмоции, чем очень похожи на детей, поэтому воспринимают самую грубую лесть, как нечто само собой разумеющееся. Вот сейчас я решил проделать подобный эксперимент с девушкой. Мои слова оказали на нее волшебное воздействие. Она улыбнулась, щечки окрасились легким румянцем, а в глазах появилось обещание райского блаженства. Удовлетворенная моим восхищением, девушка, чуть восторженно, с придыханием, неожиданно спросила меня: — Ты поэт? Сочиняешь стихи?
— Нет. Эти слова навеяла твоя красота, девочка.
При этом я подумал, что меня хватит еще на десяток подобных фраз, но тут оказалось, что я зря начал беспокоиться. Мне больше не пришлось ломать голову о том, что ей рассказывать или каким способом ее развлечь. Бойкая Николь прекрасно справлялась со всем этим за нас двоих. Она почти непрерывно говорила, рассказывая о своей работе, о себе, о подругах, о том, что ей нравится или не нравится. От нее я узнал, что белошвейками называют женщин, которые вручную шьют тонкое бельё и рубашки для знати, дамам — нижние юбки, а также украшают одежду вензелями и кружевами. В отличие от простой крестьянской одежды, которую шили из грубой материи, белошвейки создавали наряды из благородных тканей: бархата, муара, тафты и парчи. Получали белошвейки довольно мало, но у них всегда был шанс поправить свое положение, так как снимая мерки с полуголых дворян, имелась возможность стать чьей-либо содержанкой.
Сначала мы пили в трактире сладкое вино, потом ели горячие вафли и смотрели представление, затем слушали уличных музыкантов, после чего пошел проводить домой… и оказался в ее постели. Девушка оказалась истинной француженкой, страстной, любвеобильной, не стесняясь проявлять свои чувства, но при этом оказалась совершенно наивной в плане секса. Когда страсти утихли, и мы просто лежали в постели, отдыхая, я неожиданно почувствовал себя спокойно и уютно. Так у меня, бывало, в той жизни, когда после очень долгого отсутствия я переступал порог своей квартиры. Не отрывая головы от подушки, бросил взгляд по сторонам. На окне в горшках стояли цветы, на тумбочке — какие-то баночки и флакончики, на сундуке лежало недошитое платье, рядом с ним кружева и разноцветные клубки ниток, а над всем этим витает ароматно-цветочный аромат.
"Наверно в такой обстановке у мужчины рождаются мысли о семье, — подумал я, чувствуя прижавшееся ко мне горячее тело молодой и здоровой женщины.
Встав и приведя себя в порядок, мы с Николь отправились в таверну, так как после долгого постельного марафона были голодные, как звери. Наевшись, снова гуляли, потом я проводил девушку домой, но на этот раз она меня к себе не пригласила, объяснив это тем, что ей нужно работать, чтобы завтра отдать заказ клиентке — нижнюю юбку. Долгий и страстный поцелуй завершил нашу встречу.
Колокольный звон сразу после рассвета возвестил о начале нового дня.
В этот час городская стража сменяется, воры и бандиты прячутся в свои норы, а честные люди принимаются за работу. Раньше всех открывают двери для посетителей кузницы, лавки мясников и пекарей, а по улицам направляются к колодцам, с ведрами в руках, заспанные служанки и хозяйки. Под уже привычные для меня звуки просыпающегося города, встал и я. Приведя себя в порядок, я только начал выставлять на стол завтрак, как дверь распахнулась и на пороге появился Жан, вычесывая солому из своей пышной шевелюры. Боязливо поглядывая на мастера, он поздоровался и тихонько сел за стол. Я только посмеивался про себя, глядя на притихшего на парня. Дело в том, что два дня тому назад ему хорошо досталось от Пьера, когда тот утром обнаружил его спящим под навесом, где хранились дрова. Судя по всему, незадачливый подмастерье палача, вернувшись пьяным, начал устраиваться спать на свежем воздухе и каким-то образом развалил поленницу. Стоило ему увидеть храпящего Жана, среди раскиданных по земле поленьев, Монтре вернулся домой, взял дубинку и принялся избивать своего злополучного помощника. После этого случая он даже дышал через раз, лишь бы не привлекать к себе внимание мастера. Он даже теперь не кривился, как раньше, когда по приказанию палача я ставил перед ним кувшин с водой. Не успел я доесть бутерброд с паштетом и зеленью, как в дверь постучали. Мы все переглянулись, так как если и приходили в этот дом гости, то это были больные и поздно вечером.
— Открой! — отрывисто бросил Пьер Жану.
Тот сорвался с места и бросился к двери. Вернулся спустя пару минут с растерянным видом: — Мастер, там стражник пришел. Хочет вас видеть.
Поднявшись из-за стола, палач вышел, а я и Жан продолжили есть. Вернувшись, Пьер вместо того, чтобы сесть за стол, стал отдавать распоряжения: — Жан, ты идешь в тюрьму. Зажжешь факелы и разожжёшь огонь в камине. Для этого тебе и одной руки хватит. Потом дождешься заместителя прево и извинишься за меня перед ним и скажешь, что я приду позже. Еще скажи, что это приказ мэра. Теперь, пошел, живо!
Парень схватил со стола кусок колбасы с хлебом и выскочил в дверь.
— А ты, Клод, идешь со мной. Ну, чего смотришь? Хватит жевать! Пошли!
Заинтригованный нестандартным началом рабочего дня я выскочил из-за стола, после чего вышел из дома вслед за Монтре. В десяти метрах от входной двери мялся стражник городской стражи, вооруженный мечом. На нем был шлем и одетая поверх стеганой куртки короткая кольчуга. Увидев Пьера, он приглашающе махнул рукой: — Сударь, следуйте за мной.
