Стас работал с подозреваемым за закрытой на замок дверью. Пришлось опять стучать и кричать.
Хорошо, что жулика он колол не один. Мы пошли в общий коридор.
— С терпилой виделся? — я сходу взял быка за рога, — Как он настроен? Это он твой отказной обжаловал или прокурорские сами инициативу проявили?
— Пока не знаю, — хмуро ответил Стас, — Сегодня после работы его перехвачу и расспрошу. Не похож он на жалобщика, недавно сам с поселения вернулся. Судимый он. Вспомнил я его!
— Так это же отлично! — обрадовался я, — Не может он по своим босяцким понятиям ментам на своих коллег-злодеев жаловаться!
— Он и не жаловался, — уныло вздохнул Гриненко, — Я когда понял, что он не горит желанием заяву по гоп-стопу писать, то отобрал у него объяснение, что деньги он сам потерял. И, что пальцы на правой руке тоже сам сломал.
— Ну и чего тогда?! — оторопел я, — Какого хера тогда прокуратуре от тебя надо?
— Я под тем объяснением сам за Фесенко расписался! — стараясь не встречаться со мной взглядом, горько вздохнул Стас. — Вот только откуда об этом прокурорские узнали?!
Глава 12
— При чем тут подпись? — раздраженно посмотрел я на опера, — Откуда прокурорским знать, какая у ограбленного подпись?! Обязательно сегодня отлови терпилу и выясни все детали!
Гриненко послушно кивал головой. И, надо отдать ему должное, никаких вопросов насчет моих контактов в прокуратуре по своему свербящему вопросу не задавал.
— Теперь о моей проблеме! — придвинулся я к нему, — Надо сделать установку по человечку. Поможешь?
Стас молча достал из заднего брючного кармана замызганный дешевый блокнот, а из нагрудного вытащил авторучку.
— Он местный, в нашем районе живет. Частный сектор, — начал выдавать я имеющуюся информацию, — Есть адрес, зовут Барсуков Виктор. Судим, не судим, я не знаю. По возможности собери пополнее на него информацию.
— Сделаю! — пообещал опер, — Завтра начну. А запросы сегодня успею отдать. По адресному пробью на полные данные и отправлю. Сто двадцать шестую, как обычно, ну и с красной полосой на всякий случай. Мало ли, может он у кого-то в подсобном аппарате на связи числится. У кого, не ответят, но, по крайней мере, знать будем! — пояснил мне опер, не будучи уверенным, до какой степени я осведомлен об оперативной специфике.
— Отлично! — благодарно кивнул я другану. — Если он у кого-то состоит на связи, то тот опер сам проявится и на тебя выйдет! Ему о твоем запросе сообщат. Я бы и сам этого Барсукова перетряхнул, но мне близко к нему подходить никак нельзя! Не хочу, чтобы мои уши раньше времени рядом с ним вылезли. Есть у меня желание какую-нибудь статью ему подобрать, — пояснил я внимательно слушающему меня Стасу, — И до суда её довести тоже сам хочу. Чтобы наверняка.
— Это чем тебе гражданин Барсуков так досадил? — впервые за весь разговор, скорее, усмехнулся, чем улыбнулся Гриненко.
Таиться я не стал и во всех подробностях поведал ему о предприимчивом любителе женской подёнщины. Которую ушлый Витя Барсуков, благодаря незамысловатому психологическому этюду, получал в комплексном исполнении. И всего лишь за туманно обещанное, но такое вожделенное замужество и семейное счастье.
— А кто она тебе, эта девчонка? — с любопытством посмотрел на меня Стас.
Я задумался. Действительно, кто она мне, эта урюпинская пельменница Лиза?
— Не знаю, — передернул я плечами, — Просто человек, которому плохо и которому я могу помочь.
Я как-то неуверенно посмотрел я на опера и заметив, как он недоверчиво удивился, почему-то разозлился на свое мычание. На себя и заодно на черствого Гриненко.
— Племянница она мне теперь! Так и считай! — непонятно, почему повысил я голос, — Понял?!
— Понял, — спокойно ответил мне Стас, — Мне бы с ней пообщаться, — он вопросительно взглянул на меня, — Можно, конечно, через тебя ее порасспрашивать, но ты ведь сам понимаешь, это не совсем то!
Розыскник был абсолютно прав. Расспрашивать Лизавету в таком деле через посредника, это не то что бы «не совсем то». Это совсем не то!
— Согласен! — кивнул я ему, — Завтра вечером после работы ко мне поедем, поговоришь с ней сам. Сегодня вечером я занят буду и когда освобожусь, не знаю. По твоему вопросу, кстати, буду встречаться!
По тому, с какой надеждой вспыхнули глаза старлея, я понял, что зря забежал поперед паровоза. Гриненко ожидал пояснений, а сказать мне ему было нечего.
— Стас, я тебя прошу, не смотри ты на меня, как голодная собака! — начал я грубостью приводить опера в норму, — Я все понимаю. И про нервы, и про семью, и вообще про всё! Твоя задача сегодня этого Фесенко отловить. Отловить и разговорить! А всё, что могу по своей линии сделать я, я сделаю. Ты не сомневайся!
— Я понял, Серега! — Гриненко был хмур, но унылым он не выглядел и это меня радовало, — Спасибо тебе в любом случае!
— Это ты брось, дружище! — невольно я стиснул плечо опера с такой силой, что он на мгновение поморщился, — Нам любого не надо! Нам надо, так, как нам надо! — и до того, как развернуться к лестнице, вспомнил, и предупредил, — Если почувствуешь, что разговор не получается, давить на терпилу не пытайся! Улыбаешься ему, как любимой тёще, разворачиваешься и уходишь! Мы с Гусаровым его потом сами проработаем. Ты меня понял, Стас?
В невеселых глазах Гриненко добавилось жизни. Он улыбнулся уже своей обычной улыбкой и зачем-то ткнул меня кулаком в живот. Я успел только подумать, что хорошо принимать такие дружеские проявления натощак. Ткнул опер чувствительно.
До самого конца рабочего дня я работал с делами, находящимися в моем производстве. Запросил в ИЦ УВД области информацию на завхоза драмтеатра Стукалова и направил отдельное поручение в ОУР. Потом подумал и продублировал требование в ГНИЦУИ МВД СССР. Еще мне очень хотелось увидеть в своем кабинете некого «Чекана». Который со слов Ворожейкина, продырявил ему печень и фамилия которого была Чекалин.
Я уже дважды посмотрел на телефонный аппарат. Идти никуда не хотелось, а звонить заместителю РОВД мне было не совсем по чину. Чтобы о чем-то его попросить, надо было пойти к нему ногами и поклониться головой.
В приемной Захарченко меня мариновать не стали. Подозреваю, что капитан на этот счет своему секретарю ранее дал инструкции. Доложив по внутреннему телефону о моём визите, она молча кивнула мне на дверь.
— Здравия желаю, Виталий Николаевич! — поприветствовал я зама по опер и, получив ответное «Проходи!», прошествовал к его столу.
К моему удивлению, Захарченко протянул руку. Не вставая и через стол, но, тем не менее! Я удивился, так как хорошо знал, что главный опер Октябрьского РОВД даже не со всеми ветеранами райотдела здоровается за руку.
— За чем пришел, Корнеев? — своего интереса капитан не скрывал и уже авансом веселился, — Излагай!
— Поручение я в наш ОУР направил, Виталий Николаевич! — со значением поведал я ему о, в общем-то, рутинном событии, — Было бы лучше, чтобы начальник розыска это мое поручение Гриненко отписал!
— Это еще почему обязательно Гриненко? — сделал почти обиженное лицо капитан, — Ты, что, Корнеев, другим моим операм не доверяешь, что ли?
Несмотря на веселость зама по опер, было видно, что он заинтересовался моим приходом и моей просьбой. Наступило время минимизировать никому не нужную интригу простым и понятным любому розыскнику пряником.
— Если Гриненко будет исполнять моё поручение, то тогда я могу обоснованно полагать, что в течение недели мы с ним раскроем сто восьмую! — с физиономией бессовестного шулера блефанул я, — Ту самую, которая по драмтеатру у нас в "баранках" висит. Я больше вам скажу, Виталий Николаевич! Я готов, как следователь утверждать, что там другая квалификация будет. Убийство там будет. Через пятнадцатую, разумеется, но убийство!
Капитан Захарченко уже не искрил недавней своей веселостью. Теперь на меня, сделав стойку и подрагивая невидимым мною обрубком хвоста, смотрел кокер-спаниэль. Обряженный в милицейский мундир с капитанскими погонами.
