чайник сыпанул сахару. От души так сыпанул. (С
ахар, особенно растворенный в воде самые быстрые углеводы. Сил от них прибавляется быстрее всего.) Помешал… Блин, кипяток. Поить таким не станешь. Так, только не суетиться. А мы вот так поступим: схватив теплое полотенце, я завернул в него чайник и, принеся к комнату, поставил его на только начинающую прогреваться печку. И усадив туда же девочку, прижал к нему ее пяточки. Сам же снова метнулся на кухню. Нашел среди припасов подложку с куриной заморозкой. То ли окорочка, то ли голени, неважно. Надо сварить. Сахар-то, конечно, хорошо, но нужно и что-нибудь посущественней. Но и твердой пищи после долгой голодовки тоже нельзя. Тем более совсем же малый ребенок… Так что куриный бульончик подойдет идеально.
И вообще я неприлично суетился вокруг этого крохотного комочка. Словно был в чем-то виноват и стремился загладить свою вину. И ещё — я вспомнил, что с человеком в такой ситуации нужно обязательно разговаривать, не давать ему терять сознание. Ведь такое бывает сплошь и рядом. Пока человек в беде ё организм борется из последних сил, а стоит понять, что все, помощь пришла и организм сдает. Расслабляется. Типа «я сделал все что мог, дотерпел, теперь тебя спасут…» И этих сил как раз и не хватает. Поэтому и нельзя давать забыться. Пациент должен быть в сознании. И для этого с ним надо говорить. Даже если он не отвечает. Хотя конечно, лучше бы, чтоб отвечал.
Кстати, потрогал чайник. Всё — можно пить. В меру горячий. Первым хлебнул сам из носика. Да, живительное тепло побежало по пищеводу. Горячо, но и не обжигает. Самое оно. Вот только сладкиииий! Переборщил с сахаром. Впрочем, детям нравится сладкое. Стал поить девочку что-то бессвязно бормоча при этом. Что-то типа:
— Так, ну-ка, давай. Вот. Ещё глоточек. Хорошо. Молодец. Сейчас согреешься. Давай еще. Чаек сладенький…
И всё в таком духе. Девочка послушно глотала чай. Вот только ее тело периодически пробирала крупная дрожь. Озноб. Достав её из своего пуховика я снова прижал ее к груди, а пуховик надел сверху. Так вместе с девочкой сходил на кухню, отключив плиту, не до бульона сейчас, и вернулся в комнату. И присел на диван. А сверху еще и одеялом накрылся… Будем греть своим теплом. Говорят самый действенный способ. Хотя и мучительный. Эдакая снегурочка мне попалась. Вместо человеческого тепла холод идет от тельца. Ну что ж, будем терпеть.
Постепенно бормоча девочке что-то успокаивающее и гладя её по голове я и сам угомонился. Перестал нервничать и суетиться. Попытался её разговорить, но она наконец уснула. Не потеряла сознание, а именно уснула, тихонько посапывая носом и крепко прижимаясь ко мне. Конечно, от меня ж тепло идет, вот к теплу и жмется.
Впрочем, и от нее того ледяного ужаса, как вначале, уже не идет. Согревается девочка. А я сидел с ней на груди и думал. Думал об всей этой ситуации. Вот, спас девочку. Молодец я? Нууу… Наверное. Спасти девочку — да. Я действовал на одних инстинктах. Но спасти это даже не полдела. Это крохотная часть. Я ж не глупый подросток и примерно представляю какой воз проблем взваливаю себе на плечи, подобрав такую кроху. Теперь о дальних рейдах нужно забыть. И вообще от дома далеко не отойдешь. Ребенок маленький же без присмотра. Была б она лет семи хотя бы, тогда да… Тогда можно оставить на время одну, а самому в город смотаться или по окрестностям прошвырнуться. А теперь как привязанный. Причем я сам себя привязал. И ещё. Своих детей у меня не было. Но с малышами я любил возиться. С племянниками, с детьми своих пассий… И со всеми чудесно ладил! Но! Во-первых, они были всё же постарше, лет семи-десяти. А, во-вторых, ладил я с ними пару часов в день. Или целый день, но в выходной. Но потом я всё равно возвращался в свою квартиры и погружался в привычный мне покой. А тут же придется с ней круглые сутки… О-ох, хлебну я ещё горюшка… Но, с другой стороны, а какие у меня были варианты? Отвернуться и уйти из комнаты когда я ее увидел? Мда… Я не святой. Далеко не святой. Но это было бы на мой взгляд за гранью… За гранью всего. Ничего. Будем притираться…
Так размышляя я начал задремывать. По краю сознания скользнула мысль, что надо бы встать, погасить свет, заглушить генератор… Но вставать было влом. Да и мелкую, прижавшуюся ко мне, тревожить не хотелось. Да и потом: вот проснется она ночью внезапно и что? Темно, незнакомое место… Страшно. Дети часто боятся темноты. Не, пусть молотит. Бензин есть пока.
Так и уснул. А ночью проснулся от стихийного бедствия. От «потопа», ага. Ну понятно, выхлебать чуть не полный чайник. Вот и протекло насквозь. Спросонья я не сразу понял что произошло. Вскочил испуганно. И тут-то и дошло. Ладно хоть на диван не попало. Все на меня пришлось. Разозлился я страшно. Но сдержался. Ребенок-то в чем виноват? Но настроение испортилось. А эта юная зассанка как сопела, так и сопит в две дырочки. И горя нет. Первым делом извлек ее из пуховика на белый свет. Заворочалась недовольно, хныкнула пару раз сквозь сон, не просыпаясь. Стянул с нее мокрые тряпки. А саму ее завернул в полотенце. В то самое в которое чайник заворачивал. А потом на печи так и забыл. Оно там и прогрелось. Аж горячее. Девочка так и не проснулась, и замену грелки с меня на полотенце приняла благосклонно. Свернулась калачиком и дальше спит. Положил ее на диван, на этот раз уже предусмотрительно подстелив под нее клеенку. И одеялом накрыл. Пусть спит. А мне вот… Мда… Вот ведь зассанка! И что мне делать? Просто в чистое переодеться? Но у меня опять этот бзик пробудился. Нервное. Пойду опять баню затапливать. На ночь глядя, время-то уже ого… Ну а что делать?
Ладно хоть топить не сильно надо. Баня конечно остыла, но вода в котле ещё не замерзла. Даже чуть-чуть тепленькая. Все быстрее согреется. Топить до жары, чтоб париться — не буду. Только ополоснусь немного. Пока ждал, пока вода согреется подумал, что надо бы, наверное, наведаться в дои откуда я забрал малявку. Одежи-то у ней никакой. То что было — мокрое, в стирку кинул. А дома-то у ней одежка по любому есть. Родная, своя собственная, привычная и ей удобная. Все ж меньше
