— Да уж, — не мог не согласиться я, — выглядит, как что-то космическое… и подвеска очень мягкая, ям вообще не чувствуется.
В это самое время мы проехали мимо моего дома, и во дворе его, рядом с моим же подъездом я углядел небольшое столпотворение, человек десять там стояло, ходило и сидело на скамеечках возле грибочка.
— А чего это они там ждут? — спросил я у Молотова, — не знаете?
— Знаю, — весело ответил мне он, — не чего, а кого — тебя, Петр Петрович.
— А зачем меня ждать? — продолжил тупить я.
— А ты что хотел, слухи про твои исцелительские успехи распространились очень быстро — теперь живи рядом с этим ажиотажем.
— Как же я домой-то возвращаться буду? — взволновался я, — они ж меня по кусочкам разберут? Как эту… Аллу Пугачеву или эту… Софию Ротару.
— Придумаем что-нибудь, — вздохнул Берия, — так что особо над этим делом не задумывайся.
Я мысленно махнул рукой и сказал самому себе, что подумаю над этим вопросом завтра, а сам продолжил беседу с водителем про автомобильные вещи.
— Так что там с подвеской-то?
— Торсионная она, — любезно пояснил тот, — вот ее точно передрали с модели Крайслер-300. Сзади, правда, оставили традиционные продольные рессоры. А вот двигатель точно наш, оригинальный, 300 лошадей, 7 литров.
— Ничего себе, — удивился я, — сейчас же больше 2-х литров не делает никто. Бензина наверно много жрет?
— В городе 25 литров, на трассе 17–20. Бензин 93-й, если интересно.
— Очень интересно, — не кривя душой продолжил я, — а максимальная скорость какая у этого чуда?
Слова про чудо, видимо, понравились водителю, поэтому он продолжил с большой охотой (ну оно и понятно, обычные-то его пассажиры если и разговаривают, то совсем о других предметах):
— 190, но это если дорога ровная и погода хорошая, а разгон до сотни за 13 секунд.
— Шикарная тачила, — невольно вырвалось у меня определение из 90-х годов.
— Тачила? — не понял Молотов.
— Ну да, — быстро спохватился я, — уменьшительно-ласкательное производное от слова «тачка». А тачкой в молодежной среде сейчас называют автомобили.
— Никогда не слышал, — задумался он, но мне на помощь пришел товарищ Берия.
— Я пару раз встречался с таким определением, сынок его употреблял, когда описывал содержание американских автомобильных журналов.
— Ну тогда ладно… — подкрутил подозрительность на минимум Молотов, — давай я расскажу, что с тобой дальше будет, целитель ты наш черноземный…
— У нас тут черноземов нет, — поправил его я, — сплошные подзолистые и дерново-подзолистые почвы.
— Хорошо, — не стал спорить по этой мутной теме он, — будешь нечерноземным целителем. Так вот — когда прибудем, для начала мы тебя проверим на всей нашей аппаратуре.
— Так прогнали уже, два раза, — вклинился в его речь я, — и товарищ Горлумд только и смог, что развести руками.
— Ничего, — отмахнулся Молотов, — кашу маслом, а безопасность дополнительными мерами не испортишь. Еще один круг будет. А потом… что потом, Лев Николаич? — почему-то обратился он к партнеру.
— Потом суп с котом, — пошутил тот, — точнее два супа… если не три — контрольные задания будут — справишься, тогда уже поступит последнее и самое главное дело в твоей жизни.
— Это как у Булгакова, — опять вырвалось у меня, — какое главное событие в моей жизни, так?
— Не знаю — не читал, — сурово ответил мне Молотов, а Берия добавил:
— Булгаков это который «Дни Турбиных»?
— Ага, он самый, — подтвердил я, — только он больше известен, как автор «Мастера и Маргариты». Врач, кстати, по профессии.
— Да, я что-то слышал, — рассеянно ответил Берия, когда мы выбрались из лабиринтов народной стройки на Московское шоссе, — только он ведь врачом-то поработал совсем немного, быстро в писатели переквалифицировался.
— Да, — позволил я себе рискованное замечание, — а остался бы верен своей профессии — глядишь, и до 4 Главного управления дослужился бы.
— Нам писатели без надобности, — сурово отрезал Молотов, — у нас ординаторы что хочешь напишут, если им такое указание дать.
И на этом наш разговор сам собой увял вплоть до славного города Владимира. Личного автотранспорта у народа в те времена еще совсем немного было, так что никаких пробок и дорожных заторов на нашем пути не встретилось. Равно как и южного объезда города, красивого и быстрого. Взамен него имел место северный объезд с ответвлениями в такие хиты Золотого кольца, как Суздаль и Юрьев-Польской.
— В Юрьеве этом самом Польском, — заметил я, чтобы как-то разрядить звенящую тишину в салоне, — снимали «Золотого теленка», знаете?
— Это где Юрский играл? — спросил через плечо водитель.
— Точно, — ответил я, — а еще Куравлев, Зиновий Гердт и Евстигнеев. Тут самое начало фильма снимали, где встречаются сыновья лейтенанта Шмидта… на главной площади города.
— А остальное где? — спросил Молотов.
— Восточную магистраль — в Каракумах, на границе Туркмении с Казахстаном, — блеснул познаниями я, — Черноморск естественно в Одессе, где же еще, а сцены с автопробегом недалеко от Юрьева, в каком-то местном поселке. Классный фильм вышел, правда?
— Классный, — не стал спорить Берия, — только это никакая не комедия получилась, а что-то сложное…
В ответ на это не стал спорить уже я… с чем тут поспоришь-то, действительно Швейцер трагикомедию снял. И народ это быстро понял, поэтому и популярность у «Золотого теленка» совсем не та была, что у гайдаевских хитов.
Да, а в самом конце этой объездной трассы — можете верить, можете нет, но нас тормознул бравый гаишник. Весь в новенькой милицейской форме и с мотоциклетным шлемом на голове.
— ГАИ по Кольчугинскому району, лейтенант Воронцов, ваши документы, — сурово сказал он в открытое окно водителю Анатолию.
А тот в ответ бросил ему следующее:
— Лейтенант, ты чего, не видишь, кого тормозишь?
— Очень хорошо вижу, — все так же вежливо отвечал тот, — транспортное средство с госномерами 00–10 МОС.
— А цифры с нулями и серия тебе ничего не говорит? — задал следующий вопрос Анатолий.
— Говорит, что машина московская, — поведал лейтенант и повторил уже с нажимом, — ваши документы.
Анатолий покрутил пальцем у виска и протянул в окно требуемые бумаги. А лейтенант обошел наш ЗИЛ вокруг и задал следующий вопрос:
— А где талон техосмотра?
— Пожалуйста, — водитель вытащил из-под козырька еще одну бумажку и протянул её гаишнику.
— Ай-яй-яй, — сокрушенно покачал головой тот, — просрочено на целую неделю, — и он показал и водителю, и нам на заднее сиденье срок действия талона, действительно, в начале сентября надо было продлять.
Оба минздравовских начальника уже накалились до состояния кипящего чайника, видимо, до сих пор их никто так не унижал на наших дорогах. Первым в себя пришел Молотов, он вышел из машины, хлопнул, что было сил, дверцей и поманил гаишника в сторонку. О чем уж они там разговаривали, осталось неизвестным, но через полминуты гаишник протянул документы водителю, и мы двинулись дальше.
— Совсем оборзели владимирские гайцы, — нарушил я тишину, а товарищ Берия добавил красок:
— И что ты ему там сказал?
— Что-что, — недовольно ответил тот, — пятерку сунул, вот и весь мой рассказ.
— Даааа, — выдохнули мы одновременно с Анатолием, а продолжил я один:
— Что-то я не завидую этому лейтенанту — нехорошо его дальнейшая судьба сложится.
На что мне уже никто не ответил, и мы без задержек помчались по трассе, которая в не таком уже далеком будущем получит имя М7. В Балашихе мы все же попали в небольшую пробочку, а проблескового маячка у Анатолия, видимо, не имелось. Так что ко времени в пути добавились полчаса — по-божески по сравнению с девяностыми и нулевыми.
— А куда мы едем? — спросил я, когда мы миновали МКАД… ну то есть то, что когда-то станет МКАДом, а сейчас убогая четырехполоска с разбитым полотном. — На Грановского?
Эти двое начальников переглянулись, а отвечать взялся старший из них:
