столь влиятельных персон чревато. В таком случае они быстро становятся твоими, а этого хотелось бы избежать.
— У меня есть еще немного лауданума, но не советую домина Петра. Знаю, что эту настойку сейчас используют очень широко, но так же знаю, что она вызывает привыкание. На вашем месте я бы потерпел — несколько часов боли не стоит того, чтобы становиться рабом этой настойки. Для экстренных случаев она хороша, но только для экстренных.
— В самом деле? — удивилась девушка. — Не слышала о таком. Но я и так не стала бы ее принимать — предпочитаю оставаться в ясном сознании. Однако это не отменяет того факта, что уснуть я не могу. Так что уж окажите мне любезность, скрасьте мое ожидание своим обществом. Этикет соблюдать не обязательно, я не восприму как оскорбление, если вы вернетесь к своей работе. Но все остальные, как видите, спят.
Пожав плечами, я вернулся к своему занятию.
— Вряд ли я покажусь вам интересным собеседником, — пробурчал я.
— Почему же… Вот только у меня создается впечатление, что общение со мной вам чем-то неприятно. Расскажете о причинах?
— Вам показалось, домина Петра, — хмыкнул я. — Я просто осторожен. Мне сказали, вы принадлежите к довольно влиятельной фамилии. Знаете, в одной северной стране говорят: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь». А еще говорят, нужно держаться подальше от начальства и поближе к кухне. Это мудрый народ, у них стоит многому поучиться.
— Поразительная осторожность, — фыркнула Петра. — Вот уж не подумала бы, что столь храбрый воин может опасаться девушку только потому, что она принадлежит «влиятельной фамилии»!
— Лично мне бояться нечего, — пояснил я. — Потому что нечего терять. Просто гнев вашего отца может затронуть не только меня. Что будет, если он посчитает оскорбившими его всех бунтовщиков?
— Скорее всего тогда некоторые легионы все-таки отправятся на подавление беспорядков, — согласилась собеседница. Но мне сложно представить ситуацию, после которой отец так осерчает на повстанцев. Например, если бы вчера во время ограбления меня все-таки убили или навредили еще каким-нибудь способом, отец искал бы тех, кто это сделал. И не успокоился бы, пока не нашел. Но ни вам, ни вашим товарищам ничего бы не было, даже если бы он узнал, кто именно отказался меня сопровождать. И даже если бы подобное случилось в Памплоне от рук кого-то из восставших, он бы искал именно тех, кто это сделал, а не всех сепаратистов вообще. — Девушка немного помолчала, и не дождавшись от меня комментариев, продолжила:
— К слову я слышала разговоры ваших подчиненных. Они говорят, что с Васконой, в которой вы рассчитываете найти доктора не все в порядке. Может, не стоит туда ехать? Я вполне могу подождать до Бургоса.
— Ваше самопожертвование делает вам честь, но город посетить придется. Дело не только в вашем переломе, хотя пока мы доберемся до Бургоса, кости уже начнут срастаться неправильно, и для того, чтобы это исправить, придется их заново ломать — поверьте, удовольствие ниже среднего. Руководствуясь исключительно заботой о вас и вашей безопасности, Петра, было бы, наоборот, правильно как можно быстрее добраться до Бургоса, не делая лишних остановок. Ну, или как мы предлагали изначально — вернуть вас в Памплону. Однако, помимо основной цели у нашего отряда есть еще побочные, и одна из них, это составить мнение о том, что творится в ближайших окрестностях. Зная, что у соседей творится что-то странное будет просто безответственно не выяснить, что именно, потому, что любые непонятности — это потенциальные проблемы, о которых лучше узнать как можно раньше.
— И вы готовы везти гражданскую, да к тому же женщину, в город, о котором отказываются говорить даже жители соседних деревень? — в интонации, с которой был задан вопрос прозвучала ирония.
— А с чего вы взяли, что вы едете в Васкону? — удивился я. — Вы с компаньонкой остаетесь здесь. С вами будут двое моих подчиненных, для охраны. — И, не удержавшись, упрекнул: — Вот именно поэтому я и не хотел заниматься вашим сопровождением. Без вас не пришлось бы делить отряд.
— И все-таки кто занимался вашим воспитанием?! — возмутилась девушка. — Я понимаю справедливость ваших слов, но возмущена формой, в которой они поданы.
— Я жил в неблагонадежном районе, и даже не учился в школе, о каком воспитании вы ведете речь? — хмыкнул я.
Девушка, готовая уже уйти, остановилась и вернулась на кусок полена, на котором сидела до моей отповеди. Похоже, любопытство возобладало над гневом.
— Не знала таких подробностей! Вы просто обязаны рассказать вашу историю, Диего!
— Не сегодня, — я как раз закрутил последний винт и, удержав кряхтение, поднялся на ноги. — я еще успею немного поспать, так что простите, Петра, но на сегодня я вам больше не собеседник. Советую вам тоже попытаться вздремнуть.
Я действительно успел еще немного поспать, так что утро встретил относительно бодрым. До Васконы не так далеко, но ехать все равно решили на локомобиле — тратить время на пеший поход не захотел, да и, будем честными, я еще не наигрался с новой игрушкой. Картечница на локомобиле — это же практически тачанка, как в рассказах про гражданскую. Даже лучше! Я придумал десяток объяснений, почему нужно ехать на грузовике, а не пробираться тихо и незаметно пешком: начиная от скорости передвижения и мобильности, и заканчивая огневой мощью, которая позволит ошеломить почти любого противника… но правда в том, что мне просто было жаль оставлять полюбившуюся машину.
Город встретил нас чистенькими, словно праздничными улицами: недавно побеленные фасады домов, будто вымытая брусчатка улиц, празднично одетые жители с улыбками на лицах… Приклеенными. Ненормальное ощущение, неестественное. Будто театральную постановку смотришь. На наш локомобиль оглядывались, причем иногда на лицах на миг появлялась дикая, безумная надежда. Но тут же пропадала, и снова легкая улыбка, застывший взгляд.
Постучав в окошко, разделявшее кабину и кузов, — сегодня я сам за пулеметом, — попросил Доменико, который в это утро за водителя, остановить машину. Нужно узнать у кого-нибудь, где тут найти доктора.
— Из машины не выходите, — глянул я на ребят. — Мы с Евой пройдемся, поговорим с людьми. Узнаем, где доктор. — И только сейчас обратил внимание на Керу. С ней определенно что-то не в порядке — глаза прикрыты, лицо бледное. На лбу блестят капли пота, да и волосы влажные.
— Ева? — я осторожно тронул ее за плечо. Вспомнил, что богиня и вчера вела себя странно. Точнее, странно для Керы. Например, вечером молча отправилась спать, против обыкновения, и даже не присутствовала при моей беседе с Петрой, что для любопытной богини
