в том, что я вынужден сообщить вам, что ваш отец, к сожалению, скончался, — Герман прижал правую руку к груди и склонил голову.
— Он ещё до моего рождения скончался, — вконец обалдев, ответил Скуратов.
— Я говорю о вашем настоящем отце, — проговорил посетитель. — О Виталии Кирилловиче Разумовском, который ценой своей жизни героически защитил нашего отца-императора.
— Что⁈ — Скуратов даже сел на кровати, несмотря на слабость, но Герман, надавив ладонью ему на грудь, уложил больного обратно. — В смысле, Разумовский — мой отец?
— Да, он — ваш отец, — отрапортовал службист. — Он не хотел афишировать, что является вашим батюшкой, чтобы не провоцировать скандал в обществе, но всячески продвигал вас всю вашу жизнь. Этот факт можно не афишировать, так как он умрёт в стенах собственной безопасности, но вы это знать должны. Также вы должны знать и о завещании Разумовского, который всё своё имущество оставил вам. Вам плохо? Разрешите, я измерю ваш пульс?
Скуратов не мог сказать, что ему плохо. Или хорошо. Вся его жизнь оказалась одной громадной чудовищной ложью. И теперь с ней как-то надо было существовать дальше.
Герман тем временем прощупал пульс Сергея, а затем почти на минуту приложил ладонь ко лбу, словно измеряя температуру.
— Да всё нормально, — сказал Скуратов, чувствуя, как теряет силы. — Я просто был не готов к такому повороту.
— Я вас понимаю, но должен был донести информацию. И ещё, — Герман, наконец, отошёл от кровати на пару метров и теперь разглядывал больного с почтительного расстояния, не пытаясь уже к нему прикоснуться. — Командование просило передать, что место начальника московского отделения собственной безопасности — ваше. Как только выздоровеете, сразу же ждём вас на новое место службы. Рад был повидаться.
— Я тоже рад. Наверное, — прошептал Скуратов и откинулся на подушки.
Если бы медсестра зашла сразу после выхода из палаты Германа, она заметила бы, что больному стало хуже и он сильно побледнел.
* * *
Выйдя из лазарета, Гнедой активировал вокруг себя поле непроницаемости. Новейшая разработка компании Стивена. В течение короткого промежутка времени Гнедого не смогут прослушать даже менталисты и телепаты.
— Певер, приём, Гнедой на связи, — отрапортовал он в трубку специального прямого телефона, по функционалу больше похожего на рацию.
— Слушаю, — ворчливо откликнулся начальник. — Надеюсь, на этот раз у тебя добрые новости?
— Так точно, — ответил Гнедой. — Объект обработан. Четыре экспериментальных магических паразита подсажены и начали трансляцию.
— То есть могу доложить директору, что всё ок? — на всякий случай уточнил Певер.
— Совершенно верно. Задание выполнено в полном объёме, — Гнедой почти всех бесил своей манерой говорить, но в данный момент Певер оценил чёткость мыслей подчинённого.
— Отлично, — ответил заместитель директора. — Будь на связи. По результатам сообщу тебе, что делать дальше.
— Слушаюсь, — ответил Гнедой и отключился.
* * *
Проснувшись утром, я первым делом забил в поисковике описание герба, увиденного мною во сне. Вот почему-то ни разу не сомневался, что именно такой найдётся. И действительно. Три белых клыка на красном фоне, опоясанные драконом. Подобный герб в разных вариациях принадлежал роду Батори. Возможно, я даже что-то слышал о нём, но вспомнить сейчас ничего не мог.
А дальше на меня посыпалось всё, что только могло. Как из рога изобилия.
Сначала пришло сообщение от Никифора Владимировича.
«Раз уж ты воскрес, зачёт по практике воскрес вместе с тобой. Ждём всей группой твоих результатов».
«Как чувствовал», — подумал я, вспоминая, что буквально вчера разговаривал на эту тему с Михалычем. Я сунул руку в карман пиджака и нащупал бумагу с выкладками по заводу. Ну хорошо, тут меня не подловишь.
Затем написал дед, чтобы я ему перезвонил.
— Привет, — сказал я, когда он взял трубку. — Что-то надумал за ночь?
— Конечно, — уставшим голосом, словно и не ложился, ответил Державин-старший. — Сегодня поеду, проконтролирую, как там с ремонтом моего небоскрёба. Присоединишься?
— А ты прямо сейчас едешь? — спросил я, одновременно пытаясь распланировать свой день.
— Нет, — задумчиво проговорил дед. — Наверное, всё-таки попозже.
— Хорошо, — ответил я. — Потому что сейчас мне надо срочно в академию, где необходимо сдать практику по заводу.
— Эх, молодость, энергия, — загадочно проговорил Игорь Всеволодович, которого лично я в отсутствии энергии заподозрить вообще не мог, и отключился.
Я же собрался и поехал в академию. Там меня уже ждали.
Кропоткин стоял у входа, переминаясь с ноги на ногу. День выдался морозным и солнечным. Но Фёдору, одетому в одно тоненькое пальтишко, это, кажется, нравилось не слишком.
— В-вот-т, — стуча зубами он протянул мне достаточно увесистую папку с тетрадями, исписанными вручную. — Д-дед-довы д-дневн-ники.
— Пойдём скорее внутрь, — я распахнул дверь, пропуская замёрзшего друга. — А чего ты в аудитории-то мне не отдал.
— Отец дал под страхом отлучения от рода, — шепнул мне на ухо Фёдор. — Сначала вообще упёрся и ни в какую не хотел давать. Но я ему сказал, что это для тебя, и он сразу же смягчился. Но всё равно, строго-настрого приказал больше никому не показывать и через неделю вернуть.
— Хорошо, без проблем, — ответил я, убирая папку за пазуху. — Я постараюсь побыстрее. Мне и самому, как ты понимаешь, надо.
— Ага, — кивнул Кропоткин, начавший отогреваться в тепле здания. — Только ты учти, если что, отец обещал из меня фамильяра сделать.
— А так разве можно? — задал я вопрос и по лицу Фёдора понял, что сморозил полнейшую глупость.
Поэтому мы оба и расхохотались.
Никифор начал занятие прям с меня.
— Дорогие ученики, — чуть ли не торжественно проговорил он, — сегодня я попросил Никиту Александровича всё-таки сдать практическое задание по заводу, находящемуся у него в управлении. Ну, Державин, вам слово.
Я вышел к преподавательскому столу и обернулся к аудитории. Непривычно было держать тут речь, но я быстро переключился на информацию по заводу.
Для начала я описал всё, что предполагалось в теории. То есть рабочий завод, где, возможно, нужно внедрить некоторые инновации и мотивационную программу. Затем я упомянул, что предприятие, мягко говоря, не соответствовало моим ожиданиям и потребовало гораздо больших вливаний, нежели предполагалось.
— Да, внедрение разработанной мною программы, — говорил я поглядывая на Палочника, так как мне
