Утром, после фехтования, за завтраком я не увидел нашего радушного хозяина. На мой вопрос, не заболел ли дон Мартин, мне ответили, что он уехал из замка в близлежащий город Аспейю еще до рассвета. Сказал, что по неотложным делам.
– Надеюсь, он не в одиночку ездит? – обеспокоился я за него. – Мне сказали, что ваши места не свободны от разбойников.
– Это так, ваше величество, – ответила мне донья Магдалена, – «война банд», хвала Богородице, уже в прошлом, но есть отдельные сеньоры, которые все никак не хотят успокоиться, а управы на них нет. По фуэро они государи в своих землях. Кастильская же корона всегда отговаривается тем, что она не вправе вмешиваться в наши внутренние дела. Такой вот заколдованный круг. А начинать новую «войну банд» никто не желает. Устали от прежней.
– И как часто у вас происходят эти «войны банд»? – Мне стало ужасно интересно.
– У каждого поколения басков была своя такая война, ваше величество. И не только у нас, но и в Наварре такое же положение дел. Но прошлая война у нас была особенной. Страна раскололась на несколько союзов семей. И длилась война целых пятнадцать лет. Пока не выбили всех предводителей – не успокоились. А во всем виноваты эти проклятые Гамбоа, ваше величество.
Интересная информация. Последняя гражданская война в Наварре тоже длилась почти столько же – двенадцать лет. Кто с кем и за кого воевал – темный лес для меня. Баски…
– И серьезные были боевые действия?
– Да какое там, ваше величество, – махнула она рукой, – у каждого сеньора своя банда. Дружина, если говорить на языке франков. Или меснада, как говорят у вас в Наварре. Вот они и лупили друг друга, кто кого где встретит. Все выясняли, кто из «старших родственников» самый старший. Под кого все должны нагибаться. В итоге остались только Оньясы и Гамбоа. В последнем бою участвовали двадцать четыре банды со стороны Оньясов и семь со стороны Гамбоа. Правда, стоит отметить, что у Гамбоа банды были большие – по сто и более латников, но это им не помогло.
– Все «три сестры» участвовали в этой войне? – поинтересовался я.
Дона немного задумалась, а потом продолжила мне скармливать несколько подредактированную версию. А я вдруг вспомнил что она сама – Оньяс.
– Поначалу да. А потом все замкнулось на том, кто будет главным в Гипускоа. В остальных землях они как-то между собой уже определились. Кастильские же монархи были по уши заняты своей междоусобицей, чтобы лезть еще и в нашу.
– И кто же стал главным в Гипускоа?
– Никто, ваше величество. Практически все вернулось к тому состоянию, которое было у нас до «войны банд». Всё определили города, когда перестали пускать товары мятежных «старших родственников» в порты. Так их и замирили. Пока все решает Генеральная хунта, если сумеет договориться с городами. Надолго ли – не скажу, ваше величество, умишком я скорбна для того, чтобы такие пророчества выдавать… Да что же вы совсем ничего не едите, ваше величество? Плохо приготовлено?
– Спасибо, донья Магдалена, я уже насытился. Должен сказать, что все было очень вкусно, так что есть желание украсть у вас вашего повара.
– Скажете тоже, ваше величество… – отозвалась польщенная дама.
И я поспешил ретироваться из столовой под благовидным предлогом заинтересованности в здоровье Иниго, против чего его сестра не нашла возражений. Иначе бы меня стали насильно закармливать, как гуся на фуа-гра. Знаю я таких женщин…
Иниго пребывал в сознании, недоуменно смотря на свою левую ногу в гипсе, подвешенную на шнурке с грузом. Плотник под руководством костоправов все же соорудил подобающую для этого треугольную стойку.
– Вы пришли со мной попрощаться, сир? – слабым голосом произнес Иниго, увидев меня.
– Ты как всегда догадлив, мой верный вассал, – улыбнулся я ему. – Дела ждать не будут. Я и так еле выкроил пару дней, тебя навестить. А за это время в По франки пожаловали. Надо ехать разбираться с ними.
– Какая жалость, сир, что я не могу умереть за вас! – восторженно воскликнул юноша.
– Для меня лучше будет, чтобы ты жил, Иниго. И жил не столько для меня, сколько для своего народа. Подвиг бывает не только на поле брани, но и к вящей славе Господней.
– Но, сир, не принимать же мне постриг в монастыре? Я не хочу быть обузой для своего брата, который отнюдь не так богат, чтобы содержать всю жизнь бесполезного калеку. И не вижу выхода из этого тупика.
– И не будешь ты для дона Мартина обузой. Как выздоровеешь, тебя будут ждать в командарии ордена Горностая, в замке Дьюртубие, что между Сибуром и Уруньей. На первое время поможешь шевальер Аиноа д’Эрбур. Ей не хватает грамотных помощников, а она делает великое дело – составляет Азбуку и Букварь васконского языка.
– К чему это, сир? – разочарованно прошелестел голос юного кабальеро.
– К тому, что кто владеет умами подрастающего поколения – тот владеет миром. Кому, как не признанному герою морских сражений, заниматься воспитанием юношей. К вящей славе Господней, нашего народа и нашей земли.
– Сколько их, этого подрастающего поколения, сир? – спросил Иниго ломающимся голосом «ветерана».
– Несколько десятков будет. Пока…
– Всего-то… – протянул он разочарованно.
– Лиха беда начало, – возразил я. – Ты, пока валяешься пластом, подумай, как это сделать лучше. Как вырастить людей грамотных, но которые будут честно служить своему королю, своей стране и своему народу. Нашей церкви, в конце концов. Которые не побегут тут же продавать свои услуги тому, кто больше платит. Подумай, чему их учить и как учить. Я верю в тебя, Иниго. Верю в твой сильный характер и железную волю.
И положил на его стол заранее приготовленный кошель с серебром.
– Здесь, Иниго, три сотни суэльдо. Должно тебе хватить на все – и на излечение, и на восстановление сил, и на новый гардероб, а также чтобы не чувствовать себя нахлебником на шее у брата. Коня тебе оставят. Считай себя в отпуске по излечению от ран. Со службы я тебя не отпускаю. Так и знай.
– Сир, последняя просьба: прежде чем уехать, позовите ко мне отца Жозефа.
Обратный путь показался короче, хотя наша колонна и пополнилась сотней с лишком всадников. Зато в передовом дозоре теперь мчались не амхарцы, а полтора десятка хинетов. Амхарцы же заняли свое законное место моих телохранителей и скакали позади моего коня.
Нетерпение, которое от Саншо и меня перекинулось на наше воинство, заставляло не снижать темпа. Потому весь день мы шли волчьим изгоном. Любоваться начавшейся золотой осенью было некогда, хотя и подмывало в некоторых особо живописных местах остановиться и насладиться зрелищем, напоминавшим мне осень в горах Крыма. Что уж говорить о неторопливых беседах… даже свою епитимью читал на ходу.
Сложнее стало становиться на обеденную дневку – все же почти два эскадрона одновременно дорогу топчут, хоть и без обоза. И я снова подумал о том, что полевые кухни – это все же более насущная необходимость, чем даже пушки. Войной рулит интендантство. Хотя и пушки нужны – все же «последний довод королей» лишним не бывает.
В середине второго дня пути нас остановила пара всадников нашего дозора, заявив, что впереди что-то неладное делается и командир их передал нам, чтобы мы слегка сократились в скорости, а то ему там необходимо прочитать какие-то странные следы. Возможна засада.
Разведке надо верить. Я отдал приказ по два десятка хинетов отправить в боковой дозор справа и слева от дороги. И идти всем дальше шагом – дать и коням роздых, раз такая оказия. Хотя я и был немного раздражен задержкой. Все же мне давно пора быть в Беарне, а не просторы Гипускоа рассекать конным туристом.
Через полчаса нас встречал на дороге командир передового дозора – Алехандро Ибаррури.
– Сир, тут было совершено преступление, – доложил он. – Дорожный разбой. Не спонтанный, а с засадой. Тут недалеко в овражке разломанная пустая телега и два раздетых догола трупа – мужчина и женщина. Но, судя по следам, повозок было три. А людей – много больше, чем убитых. На дороге попытались замести следы, но не настолько тщательно, чтобы мы их не нашли.
– Что вы предприняли до нашего подхода? – спросил я его.
– Я разослал по сторонам свои десятки – найти разбойников, но себя не проявлять. Окончательно решать вам – вы сеньор.
– Мы уже вошли в Бискайю?
– Лиги три по дороге – и будет Бискайя, сир.
– Тогда я тут не сеньор, – ответил я.
Но, посмотрев в лицо этому человеку, который, став опытным воякой, не порвал окончательно со своей крестьянской средой, рассматривая войну только как отхожий промысел, понял, что от меня ждут совсем другого решения. Крестьянский атаман хотел мести.
– Кто убитые? – спросил я, оттягивая время принятия решения.
– Крестьяне, сир. Это видно по их рукам.
– Женщина, говоришь?
– Да, сир. Старая женщина.
Немного подумав, я решился:
