Только обглоданные кости. А потому адмирал Ушаков, как председатель кавалерственной Георгиевской думы, подсластит пилюлю старому флотоводцу, наградив его сына.
Политика, однако…
Стокгольм
Женщина в белом со смешком отошла в сторону от раскланявшегося с ней монарха. Армфельт удивился — все произошло настолько быстро, словно незнакомка что-то почувствовала. И пошла к нему навстречу, загадочно улыбаясь — глаза горели в прорезях маски.
Какая знакомая походка?! Этот упрямый наклон головы?!
Граф понял, что не только знает эту женщину, но и готов ради нее на многое. И он сделал шаг навстречу, не обращая внимания на вцепившуюся в руку давешнюю спутницу. Но та пошла вместе с ним…
— Здравствуй, прекрасная маска!
Громкий голос привлек внимание Армфельта, он оторвал свой взор от прелестницы. Рядом с королем стояли трое «синих», оттеснив «красного» и двух конфидиентов. Один из приблизившихся к замершему на месте королю мужчин положил руку на плечо монарху и громко, с каким-то яростным нетерпением повторил:
— Здравствуй, прекрасная маска!
И тут же все трое сомкнулись, дружно дернувшись телами и взмахнув руками. Из-за плащей послышался негромкий вскрик, заменившийся хрипом. У Армфельта чуть ли не волосы встали дыбом — предсмертные стоны он сам не раз и не два слышал в своей жизни.
«Синие» дружно отпрянули в стороны и растворились в толпе веселящихся, которые еще ничего не заподозрили. Следом за ними, словно джинны из арабских сказок, исчезли в пестрой массе карнавала двое конфидиентов и «алый плащ». Скрылись настолько быстро, что Армфельт заморгал глазами, прозревая свою ошибку.
Какая охрана?
Все эти люди, незнакомые друг с другом, были заговорщиками. И хотя мешали друг другу, отталкивая локтями, но своего добились. На полу, в луже собственной крови, неподвижно лежал «домино» со сдернутой с лица маской. Пронзенный тремя кинжалами — в сердце, с груди и со спины, — король Карл умер почти мгновенно, не успев позвать собственную охрану.
Армфельт сделал шаг назад, уводя вцепившихся в него клещами женщин. Они дрожали и прижимались к нему, не в силах вымолвить и слова, парализованные страшной картиной.
— Короля убили!
— Король Карл мертв!
Звонкие заполошные крики накрыли карнавал, и все мгновенно застыли, будто увидели легендарную голову горгоны Медузы. Моментально стало не до веселья — кое-кто уже бросился к выходу, другие столпились вокруг короля — но ни один не склонился над убитым монархом. Время, казалось, застыло, будто лед…
— Всем оставаться на месте!
— Снять маски!
Только сейчас в притихший зал ворвались охранники, прорвали сгрудившуюся толпу и встали рядом с монархом, ожидая прибытия уже бесполезного врача — гвардейцы, люди бывалые, это поняли сразу.
Армфельт снял маску, рядом с ним развязали ленточки обе женщины. Одновременно повернулись к нему побледневшими, знакомыми до малейшей черточки лицами.
— Прах подери!
Восклицание было искренним, а изумление полным. Какой тут король — за руки его держали жена и любовница. Действительно — Карл добился своего и поцеловал его Магдалину, вот только этот поцелуй был последним в жизни монарха.
Армфельта заколотило от еле сдерживаемого смеха, и тут все слилось — и встреча с женщинами, и убийство короля, и бегство всех шести заговорщиков, которых он уже не отыскал взглядом в зале. И это хорошо — теперь никто из судей не докопается до правды. Граф непроизвольно хрюкнул — гостей уже отогнали к стенкам, а на полу светлыми стальными полосками блестела добрая дюжина смертоносных кинжалов и стилетов.
Это же сколько было сегодня желающих добраться до одного несчастного шведского короля?!
Константинополь
— Ваше императорское величество! Прошу вас снять мое представление о награждении Георгиевским орденом!
— Почему? — Петр удивился — отказаться от такой награды?!
— У меня не было воинского подвига, ибо броня свела почти на нет риск для жизни!
— Но вы снесли береговые батареи и перетопили чуть ли не десяток кораблей! Разве это не достойное командование?
— Избиение заведомо слабейшего противника не есть флотоводческое искусство, ваше императорское величество! Отец мой получил Георгия за бой с сильным врагом, корабль взорвался. А эта честь не по мне, я ее сейчас не достоин! Прошу уважить мое ходатайство!
— Но почему вы обращаетесь ко мне?! Кавалерственную думу на Черноморском флоте возглавляет ваш командующий.
— Государь, прошу простить меня. Но вы, еще раз простите, запамятовали, что во время прорыва и боя на флагмане был поднят ваш штандарт, а значит, и командование было ваше. А так как вы георгиевский кавалер, то вам и решать! Ибо вы обязаны состоять во флотской думе для назначения наград отличившихся в этом походе!
Петр непроизвольно кашлянул, впав в понятное смущение. Никогда его так не «отвозили», как это сделал молодой моряк «Уел», еще как «уел». А тот горделиво вскинул голову и горячо продолжил:
— Тем более, государь, у меня есть с кого пример брать!
— Это с кого же, Алексей Самуилович? — Петр растерялся.
— С вас, ваше императорское величество!
— …?!
— Да-да, государь! После Кагульской победы Сенат наградил вас орденом Святого Георгия 1-го класса. А вы отказались принять эту награду, отметив, что тогда только находились при армии, но ею командовал генерал-аншеф Румянцев. А сами вы лишь повели в атаку лейб-гренадер и выручили Апшеронский полк.
— Но так оно и было. Я тогда ранение получил и контузию… — У Петра заныла голова, по которой тогда пришелся удар янычарского ятагана. Хорошо, что каска жизнь спасла.
— Вот-вот, государь. Вы отказались от первой степени, но когда кавалерская дума постановила наградить вас четвертой за ту отчаянную атаку, вы приняли этот крест.
— По статуту я не имел права отказаться, ибо не Сенат награждал, а дума. Даже я, император, не волен здесь!
— Вы обязаны принять, — Грейг словно выдавливал каждую букву, лицо стало отрешенным — перечить в лицо императору могли немногие, — мое желание, ваше императорское величество. Как георгиевский кавалер и глава думы на этот поход, раз ваш штандарт был поднят на флагмане.
— Хорошо, — под таким напором Петр отступил — горячность офицера ему пришлась по душе. И тут же повеселел, кое-что припомнив. — Скажите мне, господин капитан второго ранга, что мне прикажете делать дальше? Согласно статуту ордена?
— Отправить на усмотрение вашего императорского величества для награждения подобающей по случаю наградой! — отчеканил моряк вызубренный всеми офицерами текст и осекся — до него только сейчас дошло, в какое пикантное положение он поставил собственного монарха.
— Награждаю вас и ваших офицеров следующими по порядку орденами. Алексей Андреевич!
Аракчеев тут же выдвинулся со спины и открыл шкатулку. Петр хмыкнул, в который раз удивившись чрезвычайной предусмотрительности графа. И уму! А тот, как всегда в таких случаях, тихо и почтительно произнес:
— Ровно восемьдесят шесть, я заранее узнал численность экипажей.
Петр достал единственный орден Святого Владимира 4-й степени с мечами, лежащий на груде бронзовых медалей, и прицепил его к кителю моряка. И тут же добавил к нему одну из медалей.
— Жалую вам сей крест за удивительную доблесть. А также вы, Алексей Самуилович, офицеры, старшины и матросы экипажей броненосцев, под вашим командованием находящиеся, первыми среди армии и флота награждаетесь медалями за освобождение Константинополя! Вручите их немедленно от моего имени!
Сунув в руки растерянного донельзя моряка шкатулку с медалями, на рисунок которых тот смотрел с великим изумлением, Петр искренне рассмеялся — теперь он молодца уел так уел!
Ново-Архангельск
— Ваша светлость, могу я говорить с тобой откровенно?
Алехан сразу обратил внимание, что голос Николая чуточку дрожал. И оделся царевич в полную парадную форму, с новенькими густыми эполетами майора — приказ о производстве в этот чин был оглашен еще на пристани. Так же, как императорский указ о даровании самому Алексею Григорьевичу с будущим потомством княжеского достоинства. И не простого, а как брата Григория в свое время пожаловали — «светлейшего».
— Конечно, друг мой, — с отцовскими нотками ответил Орлов. Старый лис заранее знал, о чем пойдет речь, а потому мундир генерал-аншефа скинул с плеч сразу, как только с праздника ушел, и встретил царевича в домашнем платье — даже хотел халат поначалу надеть, но то моветон, разговор ведь крайне важный будет.
— Я люблю вашу дочь Машу, жить без нее не могу…
— Кхм, — притворно закашлялся Алехан и спросил, хотя великолепно знал ответ: — А ты с ней говорил?
