что в обратную дорогу группу поведем мы.
Несмотря на то, что первая группа состояла из более опытных туристов, чем, скажем наши девчонки.
Через час все подтянулись и начали собираться лагерем. Понемногу темнело.
Я ещё вчера заметил, что у Лёвиных людей были свои порядки, свои привычки, видимо, выработанные в долгих походах в горах и тайге.
Некоторые, раскинули свои палатки в тени под елями. У них самый горел большой общий костер.
Другие, привыкшие к простору, к открытому горизонту, желали видеть над собою обширный звездный купол неба.
Им словно было тесно под сводом крон, и они поставили двухскатные «чумы» на середине ложбины.
Саня и Ваня не возражали. Они подтвердили, что ставить там палатки безопасно, хотя нам рекомендовали расположиться в лесу.
У всех было по разному организовано снабжение топливом. Вторые, любящие простор, то и дело ходили в лес и собирали мелкий сушняк.
Складывалось такое ощущение, что здесь на вершине, не хватало дров, хотя это было не так.
Но повинуясь своей главной заповеди — бережливое отношение к огню, люди включили режим экономии и минимально тратили хворост на небольшом костерке, почти не дающим тепла.
А туристы под деревьями, сначала нарубили большое количество толстых сучьев. Они, конечно, потратили на это кучу сил и времени, но теперь наслаждались тем, что отдыхали у огня и готовили еду.
Если бы у меня спросили кто более опытный, то я отдал бы предпочтение «экономам». Хворост можно таскать из округи неделю. А вот поваленных стволов с сучьями раз два и обчелся.
Свои палатки мы всё же установили в лесу. Успели разжечь костёр тогда, когда вечер уже позволил первой звезде появиться на небе, которое весь день радовало нас своей голубизной.
Обед перетекающий в ужин под звездным куполом
Мы сидели вокруг и болтали. Тьма, наступившая от быстрого заката освещалась бликами огня.
Прохладный предновогодний вечер уютно окутал компанию, напоминая о себе низкой температурой и нашими подмерзающими спинами.
Девчонки, закутанные в одеяла сидели между мной и Тёмой. Два серёги, Вова и Зоя напротив. В глазах моих друзей отражались языки танцующего пламени.
Потрескивали дрова и вся эта атмосфера и пейзаж вокруг и было целью нашего путешествия.
Зоя долго смотрела то на огонь, то на Серёгу Бойкова. Она долго колебалась и никак не могла задать ему вопрос, пока наконец не решилась:
— Серёж, можно спросить?
— Конечно, — ответил Боёк
— Ты обещал рассказать, как ты стал копателем.
— Ну не стал, а был. Я уже не занимаюсь этим. И вообще, таких людей называют трофейщиками, а не копателями. Я сегодня это слово впервые от Макса услышал.
Он посмотрел на меня.
— Ещё нужно понимать, что так и других людей называли. Во время войны целые трофейные батальоны существовали.
Боёк уселся поудобнее и рассказал, что трофейные бригады во время войны занимались тем, что ходили по территории на которых уже закончились бои и собирали уцелевшие оружие, боеприпасы, технику.
Потом появился особый комитет, который занимался сбором культурных ценностей, награбленных и брошенных немцами.
В число ценностей попали как наши, так и заграничные коллекции, которые вывозились в СССР в качестве компенсации за ущерб причиненный нашим музеям.
В СССР умели обращаться с культурными ценностями, видели в них именно культуру, а потом уже финансовую ценность.
Все работы курировала Академия наук СССР. Все книги, картины, скульптуры тщательно изучались.
Решался вопрос о том, насколько они ценные. Всех этих специалистов тоже называли трофейщиками.
А еще были те, кто копали местах сражений, в основном, ради трофеев. Они и были советскими черными копатеями — «трофейщикам».
Трофейщики охотились за немецкими «лежаками» — кладбищами убитых немецких солдат.
— Так что, Зой, когда ты возмущалась, ты не знала, что мы наших не трогали.
— Сереж, ты так и не сказал, зачем копал. Даже немцев. Я пока всё равно не понимаю. Объясни в двух словах.
— В двух не получится.
— А мы никуда не торопимся, времени вагон, — поддержал Зою молчавший до этого Рыба.
Боёк кивнул в знак согласия и продолжил
— Я с детства любил искать всякие штуки. Мне было страшно интересно самому и у пацанов мои находки вызывали уважение.
Меня всегда занимал сам процесс поиска, от поиска по карте до работы в поле с лопатой. Если не спасателем, то точно археологом стал бы.
Я родился под Краснодаром. Меня на лето отправляли к деду с бабкой в деревню. Народу в деревне почти не было.
Детей моего возраста тоже. Вот я и занимался тем, что искал воображаемые клады.
И ещё пятилетним пацаном находил на бабушкином огороде, под Павловском, старинные монеты, черепки и гильзы. Я мог часами где-то лазить, копать и мне никто не был нужен в компанию.
Свои «сокровища» я прятал в погребе и за восемь летних поездок собрал огромную коллекцию.
Я каждое лето ждал, чтобы продолжить поиски. Став постарше я уже лазил копать в разные места подальше от дедовского дома.
Когда я был классе в шестом, копая в лесу я однажды наткнулся на металлическую полусферу. Я не сразу понял, что это. И через несколько минут выкопал немецкий шлем с черепом.
Надо сказать, что об этой роще, где я копал в деревне ходили плохие слухи.
Я так испугался, что тут же отбросил находки и понесся оттуда как угорелый.
Так сложилось, что выбегая из леса на опушку я столкнулся с незнакомым мужиком. Он видя испуганного пацана остановил меня, успокоил и попытался узнать, что случилось.
Я сходу рассказал о находке. Тогда к моему удивлению, он пообещал мне выдать пять рублей, если я покажу место находки.
Он представился геологом, но потом выяснилось, что это был самый что ни на есть настоящий трофейщик.
Он уговорил меня никому не рассказывать, а сам пообещал «написать в райком», чтобы прислали комиссию. Мне его слова сразу показались не очень правдивыми.
Деньги мне он действительно выдал. И отправил домой.
Я сделал вид что ухожу, а сам спрятался и стал подглядывать за ним. Трофейщик, спокойно раскопал немца. Нашел оружие амуницию, всё это аккуратно перепрятал и удалился.
Через неделю я встретил его еще раз. Он уносил найденное в мешке.
К этому времени я знал, где еще можно еще разжиться подобным «добром».
Я предложил показать еще одного фашистского солдата. Трофейщик согласился.
Так мы с ним подружились. Мы принципиально не трогали
