и на богиню. Посмотри на ее лицо. Астра думает лишь о том, как снять шкуру с тех теток, что остались в замке».
«Я размышляю примерно о том же».
* * *
Ночью я услышал, как заволновались лошади. Прислушался и понял, что со стороны тракта к нам кто-то идет. И не один. Я четко различил в ночной тишине шаги нескольких пар ног.
Увидел, что Астра тоже насторожилась, достала пулемет. Почти все время она сидела спиной к костру. Смотрела в темноту. И теперь, в отличие от меня, что-то там различила.
«Спокойно, — сказал Ордош. — Наш квартет возвращается».
«Они… все это время были в замке?» — спросил я.
Я привык к тому, что колдун сам извлекает и прячет скелетов (те просто прикасались ко мне для того, чтобы вернуться в пространственный карман). Совсем упустил из внимания тот факт, что «костлявый квартет» на нашей стоянке у ручья пока не появлялся.
«Да. Задержались немножко. Было много работы».
«Какой работы?»
— Наши девчонки идут, — сказал я.
Астра кивнула. Но пулемет не спрятала.
«Выполняли ваши пожелания. Спускали шкуру с обидчиков Елки», — сказал Ордош.
«В каком смысле? — спросил я. — Какую шкуру? Они все это время сражались в замке?»
«Нам повезло с главным строением. В комнатах с большими окнами сложно спрятаться. Тем более от наших девочек — забраться по стене для них не проблема. Но в некоторые помещения им пришлось проникать через двери: рубить те в щепки. А это долго. Вот и задержались».
«Хочешь сказать, они там всех убили? З…зачем?!»
«Что зачем?»
«Зачем ты велел убить обитателей замка?!»
«Во-первых, не всех, — сказал Ордош. — Две стражницы заперлись в сторожевой башне. Обе ранены. Но выживут. Без нашей помощи девчонкам из квартета пришлось бы долго их выковыривать. Но я велел не мучиться. Стражницы — обычные наемницы. Ну их, пусть живут. Ведь кто-то же должен рассказать в городе о том, что произошло в Бузлове, о том, что может случиться с любым, кто посмеет перейти нам дорогу и угрожать жизни наших близких и друзей.
А во-вторых, семья Щурицы увлеклась игрой в месть. Я не осуждаю их за это. Мы сами поступили так же — отомстили убийцам королевы. Но таковы уж правила игры: мстить приходится до конца, до полного уничтожения одной из сторон. Для нашей жизни месть этой семейки не опасна. Но мы теперь не одиноки. Посмотри на Елку. Повезло, что нам вовремя сообщили о том, что ее похитили. И рассказали, куда ее увезли. Еще день, и Елку бы убили за ненадобностью. Та наемница нам очень помогла. Свою сотню золотых имперка заслужила — ведь, если бы не она, все могло закончиться гораздо печальнее и для Елки, и для нас. Месть — увлекательная игра, Сигей. Играющих в нее боятся. Особенно те, у кого для этой игры не хватает смелости. Но любителей мести нужно уничтожать. Всегда. Всех. Ведь ты же не хочешь, чтобы кто-то из них однажды явился за жизнью нашей дочери?»
«Ты говоришь убедительно. Но… не нравится мне это, колдун. Столько людей…».
Скелеты один за другим выходили на освещенный пятачок у костра. Все в рваных грязных плащах. С окровавленными клинками в руках. Подходили ко мне, касались моего плеча… и исчезали.
«Нужно отмыть их, — сказал я. — И сменить им одежду».
«Конечно, — сказал Ордош. — Сделаем это завтра. А теперь продолжим лечить твою подругу».
* * *
Я просидел около Елки всю ночь.
Заклинания бодрости помогали бороться со сном. Но под утро я все-таки задремал.
Разбудил меня голос Елки.
— Ха! Не болят! Твоёчество, дрыхнешь что ли?
Я открыл глаза.
Рассвело. Костер потух, больше не согревал мой левый бок. Зато голову и плечи нагрело солнце.
Хотелось пить. А выпитое ночью вино просилось наружу.
Елка сидела рядом со мной, рассматривала свои руки, за ночь принявшие нормальный вид. Улыбалась.
— Мне это приснилось? — спросила она. — Или все было взаправду? Та сучка действительно вчера фигачила молотком по моим пальцам?
Я зевнул. Сказал:
— Было такое.
Елка растопырила пальцы, показала мне ладони, спросила:
— Сионора?
Я кивнул. И вновь громко зевнул, заставив насторожиться лошадей.
— Она.
— Моя любимая тетка! — сказала бандитка. — Я ее обожаю! Приедем домой — на целый день зависну в храме у ее алтаря! Буду благодарить!
«Сионора будет счастлива. Она всегда мечтала, чтобы всякие малолетние бандитки называли ее „теткой“. Хотел бы я увидеть реакцию это тупой богини на подобное обращение», — сказал Ордош.
«Дай попить, колдун», — попросил я.
«Только вино».
«Без разницы».
Я подхватил кувшин, не позволив тому упасть на землю, распечатал, прижался губами к его горлышку, жадно глотая холодную жидкость.
— Вот об этом они меня и спрашивали, — сказала Елка.
Она наблюдала за тем, как я пью.
— О чем? — спросил я. — Будешь?
Елка взяла у меня кувшин.
— Хотели узнать, мужик ты или баба, да и вааще, человек ли ты.
— А кем еще я могу быть?
Елка хрюкнула, захлебнулась вином. Прокашлялась. Вытерла губы рукавом.
— Я тоже так спросила.
— А они?
— А они, сучки, палец мне расфигачили! Но… ваще-то у обычных людей вино в руках ниоткуда не появляется. Ох ты ж, щас обоссусь!
Елка резво вскочила, отошла на несколько шагов, стянула штаны и присела около ручья.
Я отвернулся.
«Опять», — сказал я.
Посмотрел на карету, на то, как Астра запрягала лошадей.
«А чего ты ждал? Это же Елка! Пора тебе привыкнуть к ее манерам, если уж ты не пытаешься их исправить. Тебе, кстати, тоже пора бы слить лишнюю жидкость», — сказал Ордош.
«Ага. Стану около того камешка. Докажу бандиткам, что я мужчина: пописаю стоя. Девкам интересно будет понаблюдать».
«Ты закомплексованный старикашка, Сигей».
«А ты — нет?»
«Каторга меня от подобных глупостей отучила».
— Они хотели знать, как можно тебя убить, — сказала Елка.
Она возвращалась, поправляя штаны.
— Что ты им ответила? — спросил я.
— Ха! Правду. Сказала: никак. А чо? Я поливала тебя маной, видела, как в тебя стреляли из пулемета. И ни-фи-га! Живехонек!
— И что они?
— Суки они! Фигакс мне по пальцу! И снова спрашивают.
— Не поверили?
— Поверили, — сказала Елка. — Это ж по приказу этих дур из замка в тебя стреляли тогда в ресторане. Чо б после такого не верить-то?
— А пальцы тогда зачем тебе дробили? — сказал я.
— Я ж и говорю: суки они!
Елка вновь присосалась к кувшину.
— Ядом, спрашивали, тебя можно убить? — сказала она. — А я знаю? Я чо, пробовала? Они мне хрясь, и еще один палец расплющили! Вот зачем? За что? Суки!
— Не
