– Хорошо, что Македония оказалась яблоком раздора, – усмехнулся Арчегов. – Совсем здорово то, что сербы, греки и болгары отказались ее делить. Она им требуется целиком, от частей отказываются. Афины полагают родину царя Александра Великого своим историческим наследием. В Софии считают, что там говорят на диалекте болгарского языка, а в Белграде уверены, что на испорченном сербском. Как тут не передраться!
– Было бы смешно, если бы не грустно! – пожал плечами Михаил. – Я кое-как уговорил греческого короля Александра согласиться на этот обмен! Но уломал, как ты любишь выражаться…
– Так он с радостью на это пошел, глазенки небось засверкали? Еще бы – обменять голые претензии на нищую Македонию на Константинополь с богатой Смирной, а взамен гористой южной части Фракии получить почти половину восточной, да еще с Трапезундом и Понтийским царством в придачу. – Арчегов засмеялся, на этот раз вполне искренне.
– Это ты его так огорошил своим предложением, что он просто такому нежданному счастью не поверил, настоящему чуду. Наверное, до сих пор в шоке пребывает, как и его «Вазелин». Царь Борис, жаль, что не Годунов, тоже не внакладе остался – все свое вернул и Адрианополь с землями захапал. Взамен только отказался от притязаний на сербскую ныне Македонию. Сейчас они тебе руки целовать будут от умиления! И твой «кузен» Саша внакладе не остался, ты же сказал, что он прямо лучился от радости. Думаю, их министры сейчас ржут в душе, как довольные лошадки, считая, что тебя на кривой козе объехали, обмишулили. Но представляю, как вытянутся их лица после твоей помолвки, вот будет смеху-то!
– Ничего, пусть смеются, зато скоро узнают, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Вот только поздно будет – увяз коготок, всей птичке пропадать!
Михаил выдавил на лице улыбку – он сильно устал за эти дни. Помолвку между ним и греческой принцессой Ольгой было решено провести в Ливадии без всякой помпезности, пригласив на это мероприятие только близких родственников и королей Греции и Сербии, царя Болгарии, регента Венгрии Миклоша Хорти, также их министров, для подписания соглашения о новом Балканском союзе.
Из венценосных соседей не было лишь румынского короля и, понятное дело, турецкого султана. «Горе побежденным» – принцип этот давно придуман и будет существовать всегда!
– Ты как добрался, друг мой?
– Нормально, десять дней трясся на поезде от Иркутска до Оренбурга. Потому пришел к твердому убеждению, что нужно делать новые «Ильи Муромцы», строить аэропорты и заливать бетоном взлетно-посадочные полосы. Времени жалко. Думаю, через пару лет, если все нормально пойдет, можно будет добраться от Иркутска до Крыма за четыре дня!
– Не может быть!
Михаил Александрович ахнул от удивления – преодолеть более шести тысяч верст за столь короткий срок было совершенно нереальным делом, фантастическим, если не больше. Нет, дальние перелеты возможны, англичане даже через Атлантику смогли перепрыгнуть, но срок?!
– Ты сам посуди – если погода будет летная да аэродромы хорошие, то за десять часов полета можно будет преодолеть на новых моторах две тысячи верст. Да и пассажиров можно будет перевозить по десятку за вылет, пусть с промежуточными посадками для дополнительной заправки. С контингентом проблем не будет – обязать офицеров все поездки на аэропланах совершать, пусть к воздушной стихии привыкают, полезно для военного дела. Для финансов убыточно, конечно, выйдет, но только в первое время – по мере становления и расширения прибыль понемногу начнет капать.
– И когда тебя такие мысли посетили?
– Когда из Оренбурга вылетели на «Вими», с трудом в воздух поднялись, хорошо, что морозцем землю прихватило. На пределе дальности полетели – заправили все баки до отказа, да еще канистры прихватили. Расслабился я, когда Волгу увидал, тут правый мотор и загорелся!
Михаил побледнел, видя, как дернулся Арчегов, как скривил губы и почернел лицом. Но генерал взял себя в руки и привычным, чуть глуховатым голосом продолжил повествование:
– Высоту стали быстро терять, пилоты на вынужденную посадку пошли, а я с ними остался. А потом поздно стало, внизу взлетка видна, но еще далековато. А там раз, и все – плоскости на уровне колокольни, парашют не раскроется! Думал все уже, разобьемся к бениной матери!
Арчегов выругался, лицо мгновенно осунулось, желваки заходили на скулах, и будто седины в волосах добавилось – воспоминание для Константина Ивановича было явно не самое приятное.
– Видно, Нина Юрьевна за тебя молится…
– А больше некому, Мики. Ее молитвами и жив до сих пор! Все вокруг размокло, грязь – и мы в нее ухнули, как камень в дерьмо, только брызги во все стороны. Крылья отлетели, хвостовое оперение в клочья – но кабина уцелела, «лыжа» помогла, не скапотировали. Со всех сторон казаки набежали, помогли, самогоном напоили. А потом шибко удивлялись нашему героизму, смотрели как на безумцев. Ничего, водки по бутылке выпили, закусили, понемногу успокоились, хоть трясти перестало. Пилоты у тебя молодцы, почернели парни от пережитого.
– К наградам представлю…
– Уже сделал, еще в Царицине написал – бумаги на военного министра перешлют. Вот так закончилась воздушная эпопея. А дальше просто – литерным поездом до самого Севастополя ночь и весь день везли. А оттуда я сюда на автомобиле рванул, пылища следом так и вилась, столбом стояла. Нужно дороги асфальтировать, а то по грунту или брусчатке ездить не комильфо. Ты над этим подумай, Мики, ибо в России две беды – дураки и дороги, – пора бы хоть одну проблему решить.
– Ну, ты даешь, дружище! – Михаил оторопело смотрел на пропыленный, в пятнах мундир. – Зачем так рисковать?! Больше я тебе летать не дам, пока свои аэропланы надежными не станут! Ты же мог погибнуть…
– Прошу меня простить, Мики, я думала, ты один!
В кабинет вихрем ворвалась черноволосая девушка в довольно простом летнем платье, но держащаяся с достоинством – аристократическая порода, право слово. Можно было даже не гадать, кто это прелестное создание – Арчегов видел ее фотографию не раз.
Генерал, немного стесняясь своего пропыленного мундира, живо встал из кресла, вытянулся, чуть наклонив начавшую седеть голову, – будущая императрица, так мило смутившаяся, пришлась ему по сердцу с первого взгляда.
– Хела, познакомься – это самый близкий мне друг! И по русскому обычаю родственник – я крестный отец его младшего сына, моего тезки, а Константин Иванович будет крестником нашего с тобой первенца! Надеюсь, ты не возражаешь?
От таких слов своего жениха девушка зарделась, как пион, и от смущения потупила глаза, словно не знала, на кого смотреть. Михаил Александрович положил ладонь на плечо Арчегова.
– Хела, мы все обязаны этому человеку своим будущим, так что полюби его всей душою, как я! И он, и его жена Нина Юрьевна, которую я почитаю как родную сестру, не раз отводили от меня смерть!
Генерал с немым удивлением посмотрел на Михаила Александровича – впервые он видел его таким растроганным, со слезами на глазах, и немного растерялся от такого предельно искреннего отношения.
Только сейчас Константин Иванович окончательно уверился, что в их отношениях Мики навсегда останется другом, но для других только императором. И невольно посочувствовал – такую жизнь он себе не желал категорически, и грешно завидовать царской доле.
– Мики говорил о вас много лестного, мой генерал!
Ольга с недоумением посмотрела вслед стремительно вышедшему из кабинета жениху. Девушка хотела побежать за ним следом, но остановилась и протянула ладонь. Константин Иванович чуть прикоснулся потрескавшимися губами к нежной коже.
– Ваше высочество…
– Мики здесь единственный, кто зовет меня Хелой! Прошу и вас, генерал, так меня звать всегда!
Русские слова, несколько исковерканные, прозвучали немного смешно. Но когда девушка вскинула на него свои лучистые глаза, добрые и печальные, Константин Иванович смутился. Ему стало стыдно за тот цинизм, с которым он отнесся к будущей женитьбе императора. Только в эту минуту Арчегов осознал, что сделал правильный выбор – Михаил и Ольга явно пришлись друг другу по сердцу.
«Дай бог им счастья – действительно, браки заключаются на небесах». – Он сам невольно растрогался, чему искренне удивился, но тут произошло совершенно неожиданное.
– Благодарю от всего сердца, мой генерал! Знайте – я обязана вам жизнью!
Ольга неожиданно схватила его грязноватую и пропыленную ладонь, прижалась к ней губами. И тут же выпорхнула из кабинета, оставив там застывшего на ковре генерала…
– Иржи, скоро полночь наступит, а тебя все нет. Я переживала, дочка давно уснула…
Настена бросилась к мужу, что застыл у вешалки, раскачиваясь, как маятник на старинных часах. Прежде аккуратный, бережливый, чех сейчас пачкал свежей побелкой свою шинель.
