Долго ли, коротко — но к Елене я приехал ближе к семи. Зато гостинцев набрал — как Дед Мороз, полный чемоданчик. Два килограмма апельсинов, десять пирожных и бутылку муската прямиком из Массандры. Не очень люблю крымские вина, но сегодня завоза новозеландских и чилийских не намечалось. Да и люди сейчас не избалованы: есть вино — наливай да пей, какая разница, что там на этикетке.
А Томилина обрадовалась моему появлению. Не то чтобы на шею прыгнула и ноги задрала, но по взгляду видно же! Как-то непривычно немного видеть ее без халата и фонендоскопа. Но платье красивое. Темно-зеленое, как раз к глазам и волосам. Не шикарное, вовсе нет. На вечернее совсем не тянет. Но сидит на ее фигуре очень здорово. И талия на месте, и грудь, и область таза выгодно подчеркнута. Быстро привыкаешь к тому, что коллеги на работе в какой-то униформе, а тут новая обстановка — и сразу человек другой.
— Ой, как хорошо, что ты пришел, Андрей! — заявила она мне. — А я думала, что забыл уже.
Ага, думала она. Почти поверил.
— Жаль, что разочаровал тебя, Лена. Но пойдем, хоть гостинцы выгрузим.
— Ничего себе! — охнула Томилина, когда я начал доставать вступительный взнос в вечеринку. — Сколько денег потратил! Я же говорила, что не надо ничего!
— Ага, и все послушались бы и сейчас пили заваренный по третьему кругу чай без сахара вприглядку и вспоминку.
Посмотрел квартиру — типичная маленькая двушка. В коридочике разойтись двоим — уже проблема.
— Ты же с родителями живешь? — поинтересовался я у девушки
— Да, но они уехали на дачу. Закрывать сезон.
— Ага. Сбор урожая, понял. Ну пойдем, познакомишь меня со своими друзьями.
Всего получилось восемь человек, я — девятым пришел. Пять мальчиков и четыре девочки. Блин, да я тут в своих джинсах и свитерке родом откуда-то из-за бугра прямо как миллионер какой-то. Народ был одет, мягко говоря, скромненько. Не в трениках с заплатками, но почти. Такие, знаете... короче, едете на любой турслёт или фестиваль бардовской песни, подходите к первому же костру, возле которого поют под гитару — и видите компанию, в которую я попал.
Ну и ладно, сам я в гитару не игрец, но подпою, дело привычное. Лишь бы каких идейных придурков не попалось, а так всё пережить можно.
На столе скромненько — бутылка водки, «Ркацители» какое-то, лимонад, морс красный в стеклянном кувшине, яблоки, порезанные на четвертушки, бутеры с вареной колбасой. Мой взнос приняли благосклонно. А что, люди молодые, слупят всё, только подноси.
Перезнакомились, пообщались. Ну да, типичная советская интеллигенция, разговоры о Хэме с Кафкой, мафиозном боевике в «Иностранке», фильмах каких-то, которые я не помню даже когда смотрел последний раз. Но вроде и не занудно, временами анекдоты рассказывают, некоторые даже на грани пошлости, смело произнося под девчачье хихиканье жемчужины русской устной традиции. Отметился и я, поразив всех Вовочкой с рассуждениями «И эти люди не дают мне ковыряться в носу». Ну, и про докторов тоже парочку ляпнул. Как ни странно, но громче всех хохотали над старинным, про осипшего гинеколога, который предложил пациентке раздеться, а она удивилась, почему он сам этого не сделал.
И песняка потом дали. Вполголоса, чтобы соседей хоровым пением не сильно тревожить, но обязательный прикостёрный репертуар изобразили. Все эти Визбор с Городницким и Окуджава с Никитиными, плюс подводная лодка, в которой воздуха всего на пять часов и прославленный в будущем «Фантом».
А потом наступил час моего триумфа. Восемь человек для игры в «Мафию», особенно для первых попыток — самое оно. Томилина пожертвовала старой колодой карт, на которых я отметил мафию и население — и понеслись.
Первую попытку сорвал владелец гитары, решивший схитрить и посмотреть, кто же мафия. К этому времени в игре остались в живых всего четверо, так что умника я поймал. Народ так оскорбился глупым мухлежом, что парня чуть не вытолкали взашей. Как дети, честное слово. Не на деньги же играют.
В итоге волевым решением я прервал чемпионат после третьей игры. Ибо нефиг. Кому на метро, а гитаристу и вовсе на электричку. Хитрый жук, наверное, имел виды на Елену, и всячески намекал на готовность помочь в уборке и мытье посуды. Впрочем, Томилина осталась глуха к предложениям добровольного рабства и отправила парня без сожалений. Наоборот, шепнула мне, чтобы я особо не спешил.
Последними из ее дома мы вышли втроем: Томилина, я и некая крашенная под блондинку Катя, которая стала победительницей последней игры. Больше она мне ничем не запомнилась. Провожали девочку до метро. Ну, и меня тоже. Мой поезд приехал первым и я уехал, помахав рукой из-за стекла. Когда я вернулся на встречном поезде, Лена сидела на лавке у перехода. Конспирация как в третьем классе, честное слово. Девчонка уже замужем побывала, а всё от подруг шифруется. К тому же что-то мне подсказывает, что на уловку никто не купился. Просто все участники мероприятия сделали вид, что поверили в происходящее.
Домой к Томилиной возвращались не спеша. Прошлись по улице, подышали вечерним московским воздухом. А что, вполне свежий. Совсем не такой, как в пробке какой-нибудь. Лена взяла меня под руку и молчала. Пару раз пытался с ней заговорить — ответит односложно, и опять тишина.
Я не выдержал, остановился, повернул ее к себе.
— Послушай, что это за детский сад? Если что не так, скажи — я уйду тогда. А теряться в догадках, что там тебе не понравилось, желания нет.
— Не в тебе дело, Андрей, — рыжая потупила глаза. — Я себя боюсь... Развод этот... Ты мне нравишься, но как подумаю, что опять... Владик тоже ухаживал... цветы...
— Да ты никак плакать собралась? Давай по пунктам. Уж не знаю, из какого козлиного копытца пил твой Владик, а я тебя обманывать не планирую. Сразу, чтобы не питала ложных надежд: жениться не собираюсь. Жить к тебе переезжать — тоже. Ты мне тоже... очень симпатична, но если вдруг скажешь, что за кого-то замуж собралась, мешать не буду. Хоть и за Никиту-гитариста.
— Скажешь тоже, — засмеялась Томилина. — У Никиты уже три жены в прошлом и изо рта у него воняет. С ним даже стоять рядом противно. Ладно, что мы стоим? Пойдем ко мне.
Целоваться мы начали еще в прихожей, даже дверь не закрыли. Что-то на меня нашло, такого острого желания я уже не помню сколько не испытывал. Даже с Лизой в первый раз спокойнее было. Дело чуть не кончилось на полу, куда мы завалились, не расцепив объятий, но кто-то из нас, наверное, всё же Лена, прервал такое бурное начало.
— Спальня там, — кивнула она. — Я в душ, и горе тебе, Андрюша, если через две минуты не будешь в полной готовности!
Отпущенного времени мне хватило и на то, чтобы раздеться, и достать из «дипломата» изделия индийских мастеров резиновых чудес под названием «Кохинор». Десять копеек в аптеке, между прочим. И снова я переложил в карман джинсов четыре штуки. Я верю в силы этого организма!
***
В четверг, 18-го сентября, я пошел искать Давида. В общаге мой товарищ отсутствовал, значит, поищу в институте. Да, не вовремя меня сюда принесло. Вот прямо как в «Золотом теленке», когда персонажи попали на учения по гражданской обороне. А меня загнали на встречу с космонавтом Аксеновым. Под лозунгом «Навстречу 26 съезду КПСС». Все участники мероприятия понимали, что это классическая показуха, но правила соблюдали все. Вот зачем это, а? Неужели с космонавтом не нашлось бы желающих встретиться? Нет, согнали насильно, чуть не заперли в аудитории. По крайней мере, когда кто-то шибко грамотный попытался улизнуть, сославшись на желание посетить туалет, умника не выпустили и порекомендовали держать крантик закрытым.
В ожидании эпохальной встречи студентки начали спорить о творчестве Ефремова, а конкретнее о романе «Лезвие бритвы». Серафима на днях прочитала произведения и решила озвучить свое мнение. И оно было нелицеприятное.
Где-то четверть книги занимали пространные рассуждения Ефремова, что красивым может быть признан лишь один единственный женский образ. Невысокий рост (до 160 см.), тонкие черты лица, максимально рельефные формы. Плюс качества первоклассной спортсменки. Желательно к этому черные крупно вьющиеся волосы и прозрачно-серые глаза. Вот только такая женщина может рассчитывать на восхищение, одобрение, а главное — на любовь настоящего мужчины. По Ефремову, женщины, не соответствующие этому идеалу — всего лишь мусор на обочине жизни, результат накопленных генетических поломок, не достойные передавать свою дефектность потомству и дальше портить род людской.
