У меня даже хватило ума не рвануть с места сразу же, да еще и с пробуксовкой. Как можно дальше от, вдруг ставшего мне таким ненавистным, Октябрьского РОВД. Разум зрелого опера победил и с парковки я тронулся после того, как откинувшись на подголовник сиденья, прослушал две умиротворяющие битловские композиции. Такого уровня релакс не сработать не мог по определению. Наверное, потому мне уже и не так сильно хотелось убить кобылообразную Дуньку. И еще кого-нибудь из знакомых, а так же из ранее не встречавшихся на жизненном пути замполитов…
Хорошо, что транспортные потоки нынешнего времени кратно уступают тем, к которым я привык. Привык, пока проживал в суетном двадцать первом веке, густо переполненном не только отечественными средствами передвижения. Зато сейчас я рулил, нисколько не напрягаясь и, управляя «жигулём» практически на автопилоте. Попутно размышляя о надвигающейся на меня беде. Которая алчно и безжалостно, как бульдозер над беззащитной фиалкой, нависла над моей шикарной трёшкой. Взятой с боем и не за просто так.
Именно, что как взбесившийся и абсолютно неумолимый бульдозер. Потому как в данный момент я со всей очевидностью понимал, что Дунька-коммисарша в этой ситуации закусила удила. Как лошадь Чапаева в лихой сабельной атаке. Я это, стоя перед ней нынешним утром, не только почувствовал, но и зримо разглядел. Поскольку совершенно точно успел заметить в её глазах, что азартная идея Ильича экспроприировать экспроприированное, ей самой очень нравится. И что она решительно настроена на победу в своём разбойничьем порыве. Я нисколько не сомневался, что монструозная полит-мерзавка в своём маниакальным упрямстве обязательно пойдет до финишного конца. Который ей, с её замполитовской колокольни, бесспорно, видится не иначе, как победным. В её святой и наскрозь справедливой борьбе с кулачеством. Позорным жилищным кулачеством, чуждым политике партии и омрачающем советскую действительность. Пока что в масштабах Октябрьского РОВД. Мадам Дуня на окормляемой ею территории столкнулась с мелкой, но уродливой социальной язвой в лице напрочь охеревшего лейтенанта Корнеева. И теперь явно настроена выжечь её калёным железом. Я для неё, бесспорно, самый настоящий классовый враг. Противопоставивший себя советскому обществу своей пропиской на чудовищном и ничем неоправданном изобилии квадратных метров.
Вдобавок, моя, визуально, но ошибочно воспринимаемая юношеская сущность в очередной раз сыграла злую шутку. И опять не только со мной. Но, как водится, еще и с очередной номенклатурно-советской сволочью. Самым роковым для неё образом ошибшейся в выборе объекта для своих шуток. И снова, и в очередной раз мне придётся доказывать, что мальчик для битья, и прочих обидных извращений, из меня никакой. Сказать, чтобы я от этого устал, так нет. Но с другой стороны, я слишком хорошо понимал, что до сей поры щадившая меня теория вероятности, уже давно вправе взбрыкнуть. И приложить хитрожопого ветерана, с относительным комфортом прижившегося в шкурке неуёмного юноши, фэйсом к тэйблу.
Доехав до дома, я почти окончательно пришел в себя и успокоился. Вплоть до состояния приветливой улыбчивости. На, хоть и ментовской, но от природы незлобливой физиономии. С которой я и вошел в квартиру, где встретил выскочившую в коридор Елизавету.
Если у меня отберут мою трофейную фатеру, да еще с опрометчиво завезённой в неё мебелью, то мне будет обидно. Обидно и некомфортно. Поскольку тогда придется втроём ютиться в этой просторной, но всё же двушке. Так как я сам настоял, чтобы Левенштейны перед отъездом продали софьин кооператив и обменяли вырученные деньги на валюту.
Жить в общаге или на съемной квартире? Но, твою мать, с какой радости⁈ Только лишь по той причине, что какая-то мадам Капитонова так решила? Убью суку!
Я оглядел стены прихожей и уходящий в сторону кухни коридор. А оглядев, выматерился. Про себя. Или, сказать точнее, на себя. Знал же, что неумолимая советская действительность в любой момент может подложить мне свинью. Коварно отомстив за моё отвоёванное у Гудошникова жилищное изобилие. Знал, но так ничего и не предпринял. Всё правильно, ибо каждый русский человек думает, что он не каждый. И я тому мудрому афоризму лучшее подтверждение.
— Мой руки и есть пошли! — уверенная команда внештатной племянницы прервала мои тягостные мелкобуржуазные размышления, — Ты чего такой задумчивый, у тебя неприятности? — обеспокоенно заглядывая в глаза, Лиза подошла и прижалась к плечу.
Надо же! Несмотря на бдительно неотпускаемую с лица беззаботную улыбку, я всё же был сходу разоблачен. Юной, но так стремительно подрастающей недюжинным женским умом волчицей. Впрочем, не только умом. Я внимательно и не торопясь оглядел округлившуюся от регулярной и обильной еды Лизавету. Так и есть. Еще год-другой и этот, и без того уже недурственный подросток, превратится в нечто. В неподвластное человеческому разуму существо. В, не по возрасту проницательную, и в очень неглупую стерву. И тогда меня постигнет уже совсем нешутейная грусть-печаль. Потому что именно на мне это гормонально-неустойчивое младо-существо женского пола будет отрабатывать свои изощрённые сучьи навыки. Самой природой и непознанным космосом ей даденные. И это непременно так будет. Себя-то обманывать, какой смысл? Или я недостаточно долго живу? Но иного течения событий в существующей действительности быть не может.
Это, конечно, если я внезапно не поумнею. И не сдам Елизавету в самый гуманный в мире советский приют. В любой. Потому что они все беспредельно гуманные. Или не выдам её в экстренном режиме замуж. По достижении шестнадцати, как минимум, лет.
Но вот тут я совершенно напрасно прячу голову в песок и тешу себя несбыточными иллюзиями. Знамо дело, что не сдам и не выдам.
— Ты не забыл, что в пятницу придут собирать мебель? — неосознанно ковырнула ржавым гвоздём мою жилищную болячку Лиза. — Хочешь, я с тобой там побуду?
Девчонка была заметно живее, чем до того, как практически на её глазах мосье Барсуков был помещен в камеру. Она смотрела, говорила и двигалась, будто бы вырвавшись из липкой паутины. Наверное, чувствует свою мать отомщенной.
— Нет, не забыл, — рассеянно покачал я головой, неотрывно думая над диким капризом еще совсем недавно неведомой мне и такой безумной полит-тётки. — Если тебе интересно смотреть, как мужики вкручивают шурупы в деревяшки, то я не против.
Судя по тому, как Елизавета заулыбалась, ей было интересно. А я невольно вернулся к своим невесёлым мыслям.
Оно понятно, что сама и. о. Капитонова своей властью у меня квартиру забрать не сможет. Равно, как и принудить меня добровольно сдать излишние метры ей тоже не по зубам. Но вот организовать обращение охочих до благоустроенного жилья очередников из числа сотрудников Октябрьского РОВД, ей вполне по плечу. Стоит ей только бросить спичку в это парящее бензином ведро и тогда не закипит, а запылает их разум возмущенный. Непременно и незамедлительно последует грамотно оформленное коллективное обращение в районный исполком! С просьбой навести порядок и восстановить социальную справедливость. Да еще с приложением официальной выписки из протокола жилбыт-комиссии райотдела, заверенной печатью и подписью начальника.
В том, каким будет решение исполкомовских чиновников, я ни секунды не сомневался. Кинут они меня без малейших угрызений совести. И совсем не факт, что взамен мне дадут однушку. Комната в коммуналке или даже в общаге. Уж я-то эти «справедливые» за чужой счет времена помню хорошо!
Исполкомовские сразу же возбудятся. Так как непроходящая головная боль их отдела по учету жилья одномоментно уменьшится на одну трёхкомнатную квартиру. Которой они заткнут чей-то скулящий рот в вечно голодной очереди Октябрьского РОВД. Да еще на халяву для себя, то есть, без ущерба для районного жилфонда. Тем более, что на другой чаше весов кроме двадцатилетнего пацана, непонятным образом недавно прописавшимся в «сталинскую» трёшку, никого и ничего не наблюдается. Исправят по просьбе возмущенных трудящихся досадное недоразумение и коллегиальным решением оформят сей акт. Решением исполкома Совета народных депутатов. И точка!
