Мама погладила мальчишку по голове, благословила на прощание нас обоих (что за ересь — идите, детки, с Богом, учитесь колдовству?!), я разбежалась, зажмурила глаза и под чьи–то далекие крики: «Полный вокзал магглов», — вбежала в стену. Пробежала почти до поезда, потом выпустила тележку, развернулась и поторопилась оттащить мальчика с прохода:
— Пошли в вагон, не перекрывай людям вход!
Ага, у предпоследнего вагона стоит дядечка в форме железнодорожника, скорей, скорей туда! Я заторопилась, мальчик не отставал, хотя таращился вокруг такими же круглыми, как и у его совы, глазами.
Посмотреть было на что: красный паровоз в наш век электрификации, «коробейники» с волшебной мелочью и сладостями, странно одетые маги, их странные зверушки… еще один мальчик — жертва строгого воспитания — жаловался бабушке, что потерял жабу. А чего теперь вздыхать–то, мадам? Раньше надо было мальчика самостоятельностью обеспечивать. До меня, как до утки, дошло, что если мой опекаемый просто потерялся, то его сейчас ищут, а я, можно сказать, украла ребенка. Но дядечка–железнодорожник мог уйти… Пришлось уточнять на бегу:
— Ты на вокзале один?
— Да, я сирота.
— Ага. Фух! Простите, сэр! — обратилась я к… ну, к кондуктору, надеюсь, зачем–то же нам билеты дали. — Наши родители остались за барьером, а чемоданы полны книг и очень тяжелые. Не могли бы Вы нам помочь хотя бы поднять вещи в поезд? Если Вас не затруднит.
Дядечка с удивлением на нас уставился. Да знаю я, что у англов принято решать свои проблемы самостоятельно. Но чемоданы весят по десять кило каждый, а в моем детстве пионеры и прочие взрослые всегда помогали октябрятам. А я, в конце концов, девочка и тяжести таскать не собираюсь, мне еще рожать. Хоть в этом мире, раз в том не успела.
Меня дядечка разглядывал удивленно–презрительно. Ну, ясно — нормально одета и без совы, значит маггла. Ой, нет, кажется, не так называюсь. А, магглорожденная. Для некоторых даже «грязнокровка». Скажите, какие нежные нынче кондуктора в поездах! Но вот «кондуктор» перевел взгляд на мальчика, разглядел шрам на лбу и моментально ооооччень удивился.
— Гарри Поттер! Какая честь для меня! Позвольте пожать Вашу руку!
Руку пожал, чемоданы (сразу оба) подхватил колдовством, занес аж в купе и снова принялся распинаться, какая честь для него. Даже прослезился. Мальчишка при этом не знал, куда деваться от смущения. Пора спасать, кажется. Хорошо чувствовать себя старше биологического возраста и не трепетать перед взрослыми.
— Спасибо. Мистер Поттер устал и хочет переодеться в мантию и передохнуть. Спасибо большое за чемоданы! И за помощь спасибо! Давайте я тоже пожму Вашу руку, вместо Поттера, так сказать. Да, спасибо, до свидания, — я все теснила ошарашенного моим напором дядьку к выходу и, с последними словами, окончательно выдавила его из купе, закрыв дверь.
Гарри посидел несколько минут в прострации, потом перевел взгляд на меня — я демонстративно отряхнула руки, как если бы выполнила удачно тяжелую работу — и заразительно расхохотался. Пару минут мы хохотали вместе. Наверное, в большей степени сбрасывая напряжение нервного утра.
— Значит, ты — тот самый Поттер? — спросила я. Мальчишка погрустнел.
— Ну, я. Ну почему «тот самый–то»? — уныло спросил он.
— Как же, самый известный сирота волшебного мира. А уж сколько их должно было быть, сирот за магическую войну? Про тебя даже написано по паре строк в паре книг. Если бы не твоя семья, я бы сейчас в Хогвартс не ехала. Правда, на могилу к твоим родителям мы съездить так и не смогли, уж извини… Может, возьмешь меня с собой на Хэллоуин? — лицо у мальчишки вытягивалось все больше, я поняла, что говорю что–то не то, и сконфузилась. Мысленно еще раз проговорила свою фразу. Н-да. Я бы, наверное, такому «доброжелателю» в морду двинула безо всяких реверансов. Наверное, меня сейчас спасает воспитание Гарри. Хорошо, что он девочек не бьет! — Слушай, Гарри, прости меня, пожалуйста, прости! Просто твои родители совершили подвиг, создали защиту, от которой Авада срикошетила, я, как бы, себя в долгу перед ними чувствую, хотелось бы цветы возложить… Ах, нет, ну все не так я говорю! Ты не обижайся! — я просительно заглянула мальчику в глаза.
Как ни странно, обиды там не было и в помине. Скорее — воодушевление, озарение:
— Точно! — воскликнул он вдруг. — Так все и было! Ведь это они, мои родители совершили подвиг! Они герои, а я — просто Гарри. Так все и есть! Ты просто не представляешь, какая ты молодец… э–э–э…
И тут мы оба понимаем, что я так и не представилась. И накопившуюся неловкость смывает наш здоровый смех.
— Гермиона. Рада знакомству, Гарри! — поезд трогается, и мы вновь смеемся, потому что нельзя ехать навстречу чуду с тяжелым сердцем.
***
На перроне суета. Рыжие люди, которые выгружались из фордика, на ходу запрыгивают в двери вагонов, куда придется. Следом бегут самые старшие из этой компании, за ними вереницей тянутся чемоданы. Вот один из чемоданов набирает скорость, проносится мимо нашего окна и, по всей видимости, на полном ходу влетает в дверь. В коридоре слышится шум, стук и кряхтение, а чемоданы все пикируют и пикируют мимо нашего окна, как маленькие бомбардировщики. Мы с Гарри завороженно наблюдаем за этой картиной. Наконец, с чемоданами покончено.
— Все, шоу закончилось, — я отвернулась от окна. — Слушай, положено переодеваться еще в поезде. Давай, ты переоденешься в мантию, а я покараулю у двери, чтобы никто не вломился, потом ты посторожишь меня, ага?
— Давай.
Я вышла в коридор и для наглядности прислонилась спиной к двери. Чтобы всем без слов было ясно — занято, не велено беспокоить. Тем не менее, трое рыжих — два подростка и один ровесник моего тела — (уже без чемоданов, кстати) — ломанули на меня, как на буфет, успели даже пихнуть пару раз.
— Вы с ума сошли? — восклицание вышло в духе воспитанницы пансиона для благородных девиц. — Там переодеваются… старшекурсники, — если честно, сама не поняла, зачем приврала. Просто показалось, что ребята… ну, трусоваты, что ли.
Впрочем, подозрения подтвердились, и рыжие, протиснувшись мимо меня (старательно пытаясь своими башмаками наступить на мои туфельки — ха! Получи, кроссовок, шпилькой!), унеслись в соседний вагон. Изнутри уже робко царапался Гарри, сигнализируя, что мне можно переодеваться. Пока он сторожил, я успела не только накинуть мантию, но и расставила на столике родительский «перекус», знакомство следовало отметить. Вернулся Гарри с пухлым мальчиком. Новый сосед по купе — та самая жертва строгого воспитания — прижимал локтем жабу, а за собой волок чемодан, хотя в мантию уже успел где–то переодеться.
— Гермиона, это Невилл. Невилл, это Гермиона. Ух ты! — увидел он сервировку на две персоны. — А у меня и нету ничего к общему столу.
Невилл покраснел, почувствовав себя незваным гостем.
— Рада знакомству, Невилл! А как зовут твою жабу?
— Э-это Т-тревор, — Невилл покраснел еще больше и слегка заикался. — А м-меня — Лонгботтом. Фамилия Лонгботтом.
— Ага, я магглорожденная, если не возражаешь. Впрочем, если возражаешь, то ничего не изменится, — я вытряхнула Хеппи Мил на стол и протянула коробочку мальчику. — Если тебе не противно общаться с грязнокровкой, давай я подержу твою жабу, а ты устроишь ему уютное гнездышко.
— Н-нельзя, — с натугой выдавил Невилл, глаза у него при этом выпучились, как у улитки.
— Что и почему? — Гарри молчал, улыбался и, как зритель на теннисном корте, только успевал поворачивать голову, отслеживая наши реплики.
— Говорить г… гг… Это очень скверное ругательство. Бабушка заставила бы меня вымыть рот с мылом, если бы я сказал такое слово. Но я бы и не сказал ни за что. Мои родители сражались против Пожирателей смерти. Говорить так — предавать их!
— Хорошо, я больше такого не скажу, обещаю! — я была поражена гневной отповедью этого тихого мальчишки. Кажется, с самого первого дня в мире магии я окружена незаурядными личностями. Ну, это вообще нормально для Избранной.
***
«Едут и смеются, пряники жуют», — почти про нас. У нас троих нашлось неожиданно много общих тем. С Гарри мы любили одинаковые книги (он учился в маггловской школе и был частым гостем в библиотеке), а Невилл (вот уж не ожидала, стыд мне и позор, сама ведь сначала сравнила его и Гарри с Михой и Леной), оказалось, отлично разбирается в фехтовании. Аристократическое воспитание, ишь ты! Правда, он утверждал, что слишком неловок, чтобы по–настоящему выйти на дорожку. Чушь и ересь! Человек, так восторженно обсуждающий защиты, клинки и дуэли мастеров, рано или поздно и сам станет мастером. Я стрясла с него клятвенное обещание, что мы до конца этого года проведем бой. Вытрясала чуть ли не силой, но найти себе партнера! А–а–а! Я, кажется, вновь сейчас буду прыгать до потолка!
