Но, в конце концов, я же взрослая женщина! Неужели эти люди не заметили, что я слишком рассудительная, серьезная и замкнутая для своих лет?! Что я ни разу никому из ровесников не позвонила, не сходила в гости, не пригласила к себе?
На то время, что меня выставляли из дома, я написала для себя план прогулок, пробежек и экскурсий. И опять родители ничего не заподозрили. Будто это обычно для маленькой девочки, которая до этого ничего не делала, только читала (я‑то, в отличие от «тепличной» Гермионы, привыкла к жестким графикам еще со спортивной секции).
Меня огорчали эти люди. Мне, естественно, была выгодна их рассеянность, но они меня огорчали. Объяснить–то это просто, я ведь без отца росла. Да и мама больше работала, чем меня воспитывала. Можно сказать, что меня воспитывал тренер. И тут снова… Ну что за люди!
Кроме того, меня огорчало мое тело, моя внешность и мои суперсилы. Для попаданства и спасения мира я была совершенно не готова.
Ни растяжки, ни дыхалки: то бишь, ни убежать, ни увернуться. Волос слишком много. Я привыкла как–то к коротким стрижкам, но родители Гермионы даже слышать не хотели о парикмахерской. А еще — вот уж точно, сапожник без сапог — у девочки был неправильный прикус: нижняя челюсть «скошена назад», этакий мымрик. Добавьте сюда слишком крупные резцы на верхней челюсти и получите улыбку бешеного бобра–переростка со шваброй на голове.
Никаких суперсил, типа превращения в монстра (бобёр не в счет), поджигания взглядом негорючих предметов, прочтения чужих мыслей или хоть жиденького предвидения будущего не наблюдалось.
И зачем я вот такая нужна в данной реальности?
Ладно, рефлектировать[3] не будем. Будем истерить. И требовать брекетов, срочно. Ну и учебную шпагу. Будем вбивать в тело азы фехтования, не зря же тут оказалась именно я. Может, это перевалочный пункт между миром «Меча и Магии»?
***
Нет, ну вы себе представьте — оказывается, Гермиона от коррекции зубов отказалась сама, угрожая чуть не самоубийством! Ей, видите ли, казалось, что с брекетами она так плохо выглядит, что никто в новой школе не захочет иметь с ней дело. И при этом была так убедительна и изворотлива, что ухитрилась уговорить стоматологов не исправлять прикус собственной дочери.
У меня это в голове не укладывается. Брекеты, значит, отпугнут. А бобриная улыбка на всю жизнь, это как?
В общем, у меня сейчас со внешностью все, конечно, еще хуже, чем было. Не зря Гермиона боялась. Ну так, я еще не знаю — нужны ли мне друзья в этой школе или через пару лет меня там не будет?
А родители опять ничего такого не подумали и целых полчаса распинались, как они рады такому взрослому подходу к своему здоровью. И какая я у них храбрая и замечательная. И что у меня будет в Хогвартсе море друзей… Результата они добились прямо противоположного, к концу спича я чуть было не разревелась, как девчонка. И уж точно поняла, что никаких друзей у меня в школе не появится.
В качестве поощрения мама Гермионы вытащила из школьного чемодана огромный талмуд — «Историю Хогвартса». И, конечно же, я пропала. Можете себе представить — на следующий день я даже пробежку пропустила!?! Да я, если честно, и не заметила вообще, что подошло время, так зачиталась.
В книге двигались картинки. С ума сойти! Своевольные харАктерные иллюстрации. В главе, описывающей ссору Салазара с Годриком, была иллюстрация спорящих магов — руки в боки, так пока я отвлеклась, размешивая сахар в чае, Слизерин и Гриффиндор устроили безобразную драку. Пришлось трясти книгу, а потом еще стыдить драчунов на словах.
Если честно, причин для такой уж смертной вражды я не видела. Ну, учил один только магическую знать, а другой — всех кого ни попадя. Так наоборот надо радоваться — нет нужды делить учеников. Изолировать их друг от друга понадежнее, и нет проблем. А он взял и ушел куда–то. Можно сказать, бросил свой факультет на растерзание победителю. Да еще и чудовище какое–то в подвале бросил для потомков. Почему для потомков, если с Годриком поссорился? Кишка тонка? А если потомки, наоборот, все сплошь будут чахлыми аристократами, а сбрендивший на старости лет зверь выберется и всех поест? И вообще, как же они так расплевались до кровной вражды, если факультет Слизерина остался без изменений? И на него по сей день принимают исключительно тех, кого батька Салазар завещал? Если он ушел, проиграв, а Годрик как бы победил в споре. Почему Гриффиндор не реализовал победу, а наоборот, смог закрепить хрупкое равновесие факультетов, когда каждый препод персонально под себя набирал курс, не то что на века — на тысячелетия?!
И так чуть не по каждой главе: вопросов много, ответов — ноль.
В полдень в мою комнату постучался отец. Гермионы отец. Надо же, постепенно отвыкаю разделять себя и прежнюю хозяйку тела. Ну так вот, постучался, посмотрел с полминуты в мои красные глаза и пригрозил сдать маме, если я сей же час не умоюсь и не пообедаю. Потом случилось чудо. В качестве подарка (еще одного) в честь поступления в Хогвартс, па вручил мне шпагу и сертификат на десять занятий в школе фехтования. А–а–а-а-а! Я от счастья чуть не до потолка прыгала! Подпрыгнув последний раз, обняла отца за шею и попыталась покружиться вместе с ним. Естественно, чуть оба не упали.
— Тише, тише, д`Артаньян, шею мне свернешь!
— Миледи, с вашего позволения, — ответила я, распрямив плечи и опустив очи долу (ну, да — мой идеал ума и женственности; может, я была странным ребенком, но когда читала «Трех мушкетеров», мои симпатии принадлежали ей и Ришелье… ну, может еще Атосу чуть–чуть).
А отец почему–то очень долго смеялся…
Вот и настал День Х.
Хреновый день, если честно. Родители только что не по потолку бегают: «Ох, кровиночка ты наша, как это мы тебя отпускаем в такую даль? Да зачем же мы вообще согласились? Да обязательно напиши про медсестру, про правила Хогвартской безопасности, да чем они обеспечены, да что за общежития там?» И длился этот «плач на реках Вавилонских» до самой стоянки вокзала.
Родителей Гермионы было жалко, но и смотреть, как они сами себя накручивают, тоже сил не хватало. Все–таки они ее любят. Хотя так и не разоблачили меня. Девочку, пожалуй, стоит признать мертвой — заигралась с магией и адью (пометочка себе на будущее) — и тело, и родители теперь мои. И надо с ними построже, что ли.
— Мама, папа, хватит причитать, а то я сейчас тоже расплачусь, поеду вся зареванная, и меня будут дразнить плаксой до самого выпускного.
Мой решительный деловой тон почему–то вызвал у родителей ностальгические улыбки. Н-да, я вообще–то надеялась на сдержанное понимание. Что ж, это тоже результат. Пора идти. Фух, с Богом!
Мы быстрым шагом прошли мимо припарковавшегося в запрещенном месте фордика «Англия», из которого выгружалась просто невероятная толпа рыжего, странно одетого народу. Судя по крысе в кармане одного и клетке с совой в руках у другого — маги. Наверное, чистокровные. Если такое поведение входит в Статут Секретности, мои каникулы пройдут веселее, чем я опасалась. Более волшебно, скажем (но не забывая при этом, чем кончила первая Гермиона, ага).
Рыжая семья все выбиралась из авто какой–то нескончаемой вереницей, они мелькнули и исчезли, а мы неслись к переходу на платформу 9 и 34 с ураганной скоростью сильно нервничающих людей, когда я заметила смущенного мальчика, тоже странно одетого, тоже с совой в клетке, который выглядел так, словно потерялся. Забыл, где проход? Знала я детей в фехтовальной секции, которых воспитывали строгие родственники, Миха и Лена, они тоже всегда терялись, путались и боялись спросить совета. Мальчик нерешительно шагал в сторону служащего вокзала, на его лице было такое выражение, словно он ожидал в ответ на свой вопрос как минимум оплеухи. Я выпустила мамину руку, подбежала к мальчику, дернула того за рукав великоватой курточки и спросила:
— Ищешь Хогвартс–экспресс?
— Да, а как ты …
— Догадалась? Ничего проще: сова и странная одежда. Магов так просто вычислить, если знать, куда смотреть. Родители не пойдут со мной. Пройдем барьер вместе?
Мальчишка просиял невероятной красоты улыбкой. Ух, какие глаза ведьминские! Тоже такие хочу!
Мы подошли к Грейнджерам. Я крепко обняла маму, пока отец представлялся мальчику и жал ему на прощание руку. А может, в честь знакомства — чисто мужское рукопожатие. Ну, я‑то их быстро разъединила, повисла на его шее и… и все–таки разревелась. Любилине любили… я всю голову сломала, пытаясь понять их семейные отношения, но при этом как–то привязалась к ним, что ли. И отец, он прямо такой был, о котором я всегда мечтала. И мама у Гермионы хорошая. (всхлип)
Мама погладила мальчишку по голове, благословила на прощание нас обоих (что за ересь — идите, детки, с Богом, учитесь колдовству?!), я разбежалась, зажмурила глаза и под чьи–то далекие крики: «Полный вокзал магглов», — вбежала в стену. Пробежала почти до поезда, потом выпустила тележку, развернулась и поторопилась оттащить мальчика с прохода:
