— Ты самое дорогое существо в мире для меня, отец. Сейчас я просто не понимаю, как жила без тебя все эти годы. Как и зачем? Никто и никогда в моем сердце тебя не заменит, — ладонь легла на тунику, под которой мерно билось сердце. — Просто, может быть я всегда мечтала о большой семье… да, политика. Я понимаю, правда. Для вас он опасный и могущественный чужак, но поверь, Ис-Тайше не причинит вреда Империи, для него в этом нет смысла. И…есть еще кое-что, после чего он мне будет сильно обязан. Не могу пока рассказать, но все будет в порядке, правда, — хотела бы она сама быть в этом также уверена, — я для него теперь — тоже семья. И ты. Мне кажется, вам стоит встретиться…
Он слушал внимательно и не перебивал. Не пытался выставить ее недальновидной дурочкой, не навязывал свое мнение, не то, что…
— Хорошо, — смешок над самым ухом и задумчивое шипение, — я подумаю над этим предлож-шением. Я тоже повел себя недостойно, а я… умею признавать свои ошибки.
— Еще бы ты признал, что тебе надо обратиться к эстади тан Ши, — вот понимала, что лезет сейчас не в свое дело, но и промолчать не могла. С другой стороны — если это не ее дело — то что ее?
Пальцы коснулись ошейника, обожглись о ледяную поверхность, коснулись обожженной кожи под ним. Как ты это терпишь? Как же тебе больно…
Отдернула руку прежде, чем он сам отшатнулся.
— Мне больно смотреть, как ты себя мучаешь… Неужели дело только в гордости?
Устроилась поудобнее, улыбнувшись краешком губ, — уж больно уютно выглядел кабинет — пара высоких шкафов из дерева, в углу у низкой кушетки (видимо, чтобы с хвостом было удобнее забираться) — столик для закусок и, конечно, оружие. Несколько великолепной работы клинков — и обычных, прямых, и къяршей. В кабинете повисла напряженная тишина, и только теперь она сообразила, что наследник, доставив ее сюда, тактично исчез. Сердце невольно потеплело от благодарности.
Отец ответил тогда, когда он уже думала, что он все-таки отмолчится.
— Дело не только и не столько в гордости, дочь, — голос звучал устало, но безо всякого упрека, — с-сколько в том, что я бы не желал участвовать в этих божественных играх…
— Так, выходит у тебя нет покровителя? — Неожиданно. И очень странно, честно говоря, но, с другой стороны, вполне понятно.
— Нет. От меня откасс-сались в свое время. Более того, — взгляд змея напротив налился недоброй чернотой, — меня с-советовали убрать. Но император не желал терять такой дар, а, против его мощи, дарованной Великим Змеем, потуги остальных жрецов бесполезны.
В этот день они, казалось, старались выговориться за предыдущие недели молчаливой обиды. Карри Илшиарден… нет, отец, раскрылся с совершенно другой стороны. Сейчас он разговаривал с ней, как с равной, что не могло не льстить. Не пытался управлять и манипулировать, лукавить и недоговаривать. Они говорили о нем, его детстве и семье. Илшиарден был не единственным ребенком, но остальные были девочками, к тому же, не унаследовавшими магического дара. В патриархальном обществе тех времен у них не было ни шанса построить иную жизнь, кроме как укрепить силу рода своими браками. Из троих сестер одна умерла много лет назад, другая посвятила себя служению богине Арашассе — младшей дочери Великого Змея и покровительнице плодородия — после одной весьма неприятной истории, о которой отец предпочел умолчать, а третья оказалась вполне счастлива в браке, но жила довольно далеко — на востоке Империи, у границы княжеств тэрро, существ с полуоборотом, обладающих звериными чертами в человеческом облике и славящихся магией своих шаманов.
— Ришэнна будет рада тебе, — мужчина улыбнулся одними глазами, но на сердце потеплело, — она обязательно приедет на официальное представление, когда оно состоится.
Может, другая бы на ее месте взялась пересчитывать собственные недостатки, но одно важное правило, увы, на собственных ошибках, Рин вынесла твердо — не стоит себя принижать. Ни себя, ни свои способности. Не стоит думать о том, что подумают другие, а уж тем более продумывать их реакцию за них самих. Отец гордился ей. Ис-Тайше одобрял ее действия. Даже наследник, казалось, теперь относился к ней чуточку по-другому. Или этого просто так сильно желалось? Так к чему думать о мнении одногруппников и аристократов во дворце? Да, стоит быть честной, — до настоящей знатной иршассы ей пока далеко, но… она постарается, сможет. И не будет думать о том, почему так рвется вперед и чье одобрение так страстно хочет увидеть и услышать.
Они говорили обо всем… пока в какой-то момент вдруг не закружилась голова и не перехватило дыхание. И в этот момент она вспомнила о том, о чем, в общем-то, забывать совсем не следовало. Радовало лишь то, что, судя по всему, забыла она об этом отнюдь не по собственному желанию. Вот же пронырливый трау. Аш тарасах. Ишхкар карк.
А ведь она собиралась поговорить о даре Эргрэ с отцом еще до их ссоры. А он отчего-то решил помешать… Или — мысль мелькнула, кольнула тревогой и уже не пожелала уходить. Или дело в том, что на нем стоял настолько сильный запрет рассказывать о произошедшем, что он не контролировал свои действия в этот момент. Тогда все было еще хуже.
Искры целительской магии, проскочившие у самого лица, вывели из раздумий, заставляя встрепенуться. Она подняла голову, сталкиваясь с обеспокоенным взглядом Судьи, вздрогнула, увидев, что напротив стоит замерший наследник. Судьба, не иначе. Неимоверным усилием воли Рин привела себя в чувство. Не тушеваться. Не мямлить. Не бояться. Иначе ее слова могут не принять всерьез. Не хотелось бы, конечно, говорить об этом при ал-шаэ — она ничего не знает об отношениях внутри императорской семьи, и, скорее всего, даже если бы попыталась расспросить, отец бы промолчать. Уж что-что, а молчать карриарш умел виртуозно.
Вдох. Выдох. Молчание стало почти звенящим. Кажется, даже пыль в воздухе кружится медленно. Змей забери, какие глупости лезут в голову.
— Прошу прощения за беспокойство, сиятельнейшие даны, но мне срочно необходимо рассказать вам кое-что важное…
***
Усталость брала свое, слабо смешиваясь с капелькой возмущения. Хотя следовало бы ожидать, что так и будет. Нет-нет, ей поверили. И выставили прочь, даже не делая вид, что усылают под благовидным предлогом. Впрочем, это было понятно, объяснимо и предсказуемо. Нескоро еще она сможет дорасти до таких секретов, да и… надо ли? Нет-нет да и мучили сомнения. Чем дальше, тем страшнее. Право слово, что стоило в самом деле ей стать архивариусом? И никогда, никогда не иметь ничего общего с государственными тайнами, заговорами, аристократами. Никогда не узнать своего отца и обязанностей Судьи и Палача. Никогда не узнать чуточку ближе одного из могущественнейших существ Льяш-Таэ, наследника Нильяра.
Страх и малодушие — вот, что тянет обычно назад, пробуждая отчаянье. Невозможно совсем не бояться — но можно и нужно брать свои страхи под контроль. И она сможет, справится. Слишком уж завораживает новый мир, притягивают новые возможности и интригуют знакомства.
Рин была даже благодарна наследному змею за наложенный ментально запрет.
— Информация, которую Вы случайно узнали, благодаря своему дару… Вы же понимаете, что она не должна никуда уйти, и мне нужны гарантии. Желательно, абсолютные.
— Мы не можем предъявить Ее императорскому величеству никаких обвинений, даже в неверности. Она позаботилась о своем абсолютном алиби, а на трау скорее всего стоит сложный запрет на передачу информации, он может сойти с ума, если попытаться ее извлечь, — отец, — Императрица позаботилась о том, чтобы улик против нее не было. Этот случай не первый и не последний, увы, но от таких обвинений легко откреститься. Иллюзия, метаморфы, галлюцинация или сложные чары… Мало ли, кто желала опорочить ее доброе имя, — прозвучало с издевкой.
Стоило бы возмутиться, что он ей не верит на слово, да только слишком многое ей уже рассказали и частные учителя, нанятые отцом, и старые дневники его семьи, которыми карри снабдил дочь. Близкие и дальние родственники, мужчины и женщины, замужние, вдовые, активно участвующие в политике и удалившиеся от двора… На этих страницах, казалось, вставала вся история не только Империи, но и самого клана Золотых иршасов, когда-то занимающих высокое положение у себя на родине. История эта была написана кровью, насилием и предательством. Кровью и чужой, и своей. Иршасы — хитрый и воинственный народ, со своими строгими законами чести и морали, но и здесь порой находятся отступники.
