Закончив свой монолог Тима еще некоторое время просто молча наблюдал на открывающимися перед ним пейзажами, размышляя о превратностях судьбы и своем душевном состоянии.
— Вот и что за чушь я сейчас нес? — наконец спросил он непонятно у кого. — Книжный герой, мля. Думать надо что делать дальше и как из этой тропической задницы выбираться. — Он помолчал еще некоторое время, а затем продолжил: — да и разговаривать самому с собой — дурной признак, а я еще не так долго одинок, чтобы у меня начала протекать крыша.
Конечно же он был прав, однако, если бы он был до конца честен сам с собой, то признал бы, что не одиночество было главной причиной такой разговорчивости. Тима был чертовски испуган, но боялся признаться в этом даже самому себе. Оказаться одному, неизвестно где, да еще со значительными провалами в памяти — такое испытание под силу далеко не каждому. Поэтому он храбрился и пытался глупыми шутками отгородиться от своих страхов и чувства одиночества, которое ненавязчиво, потихоньку, начало к нему подкрадываться.
Засиживаться долго Тима не стал, даже несмотря на чудесный вид. Необходимо было двигаться вперед и это он осознавал четко. Слышал когда—то, что самое главное для потерявшихся в дикой природе — это найти открытое место, дать о себе знать каким—нибудь примечательным образом, а если нет возможности, то без крайней необходимости не менять свою дислокацию. И это было логично, однако сейчас Тима очень сильно сомневался, что его вообще кто—то ищет, по крайней мере тут. Представив то, как обеспокоены сейчас его родители, как они обзванивают полицию и морги, надеясь и боясь одновременно, принял решение, что сидеть на заднице и ждать потенциальных спасателей он не будет. И тут возникали два вопроса — куда идти и стоит ли экспроприировать чужое добро.
Зная древнюю латинскую мудрость, что нужно спешить не спеша — решил перво—наперво осмотреться, для чего и взобрался на вершину холма, рядом с которым и был разбит шатер. Холм оказался не холмом, а склоном плато, столь большого, что стена деревьев на его дальнем конце, была размером едва—ли в половину Тиминого мизинца. Плато было если и не идеально ровным, то очень близко к тому. Оно все поросло травой. Густая, сочная, изумрудно—зеленая трава, покрывающая всю его поверхность. Она скрадывала все неровности, создавая эффект водной глади. Особенно сильным это ощущение становилось с приходом ветерка, весело играющего с высокими стебельками. В эти моменты гладь превращалась в бушующий изумрудно—зеленый океан. Это зрелище было очень завораживающим и даже немного пугающим. Однако полностью покориться иллюзии не давали небольшие деревца и кустарники, то тут, то там торчащие из сплошного зеленого моря. Именно они не давали окончательно забыть, что перед Тимой была не всесокрушающая водная стихия, а обычный, хоть и очень красивый травяной ковер.
Теперь, после разведки, перед ним было три варианта: двигаться вдоль обрыва, держа его по левую руку, делать то же самое, но держать тот по правую руку или оставить пропасть за спиной и идти к виднеющимся вдали деревьям. Немного подумав, Тима выбрал четвертый вариант — промежуточный между вторым и третьим. Он решил оставить деревья по левую руку, а обрыв по правую и идти по диагонали. Что именно побудило его выбрать именно такой маршрут не знал даже он сам, однако справедливо рассудил, что в его ситуации выбор, в принципе, не имеет вообще никакого значения, а следовательно можно идти туда, куда лежит душа.
Вернувшись назад, начал собираться в дорогу. Впрочем, сборы оказались на удивление долгими. Проблемой, внезапно, оказался сам шатер. Элементарная, на первый взгляд, конструкция оказалась ему, дитю двадцать первого века, не по зубам. Нет, конечно же общий принцип он понял, и даже успешно шатер разобрал, однако обратно собрать — вряд—ли смог бы. Это стало понятно сразу же, как он попытался ради тренировки, это сделать. Вроде бы дело совсем не хитрое, однако, результат, мягко говоря, обескураживал. А раз так, то Тима принял стоическое решение не смешить местных зверей и дальше двигаться без шатра. Тем более, что некое подобие одеяла у него имелось, а на улице было достаточно тепло. Авось не замерзнет.
Он уже собирался, было, начать свой путь, как вдруг его осенили две, без сомнения, гениальные идеи. Первая состояла в том, что он живой человек и ему надо будет что—то кушать, а недалеко от него валяется тушка убиенной крикуньи. Подойдя поближе и подняв тушку с земли — внимательно осмотрел ее, пытаясь понять ядовита ли эта птаха. Он не знал существуют ли вообще ядовитые птицы, но от твари с такой пастью можно было ожидать чего угодно. Не заметив никаких явных признаков ядовитости — вроде странных потеков прозрачной жидкости, змеиных клыков, скорпионьего хвоста и прочего подобного, перенес тушку поближе к остаткам шатра. После чего взялся за реализацию второй идеи, которая была основана на когда—то слышанном им факте, что мол ночевать на земле в джунглях — верная смерть. Насколько опасны местные джунгли он не знал, однако скорпионы, бывало, залезали к нему в палатку даже в родных лесах. Решил данную проблему он просто — отрезал значительный кусок от шатра, сложил вдвое, а к концам привязал по две веревки. В итоге у него получился замечательный, а самое главное — очень легкий и удобный в переноске гамак. Правда, заняло создание такой полезной вещи у него никак не меньше трех часов. Оказалось, что недостаточно иметь о чем—либо представление, нужно еще, чтобы и руки росли из нужного места. Сложнее всего оказалось с обрезкой ткани. Ни ножа, ни чего—то на него похожего у Тимы не было, поэтому пришлось искать заменитель. За него сошел слоистый камень, чем—то отдаленно похожий на слюду. Камень, если им хорошенько шарахнуть о что—то твердое, неплохо ломался, а сколы у него были достаточно острыми.
Уже когда все вещи были собраны и сложены в рюкзак и Тима готов был двинуться в путь, молодой человек, вдруг, заметил какую штуковину, валяющуюся недалеко от кострища и ранее им незамеченную. Он нагнулся, поднял ее и внимательно рассмотрел. Штуковина была сделана из глины и больше всего напоминала обычную курительную трубку. Тима засунул мизинец в чашу, наполненную пеплом, поворошил там и понюхал. Запах был странным, однако не сказать что неприятным. Решив, что запас карман не тянет — засунул трубку в рюкзак, затем накинул плохонькие веревочные лямки себе на плечи, взял тряпицу с убитой им птицей, еще раз полюбовался чудесным видом, открывающимся с края обрыва. После чего, повернувшись к тому спиной, решительно зашагал в выбранном ранее направлении.
Глава 2
Идти по этой чудесной траве, да под теплым, ласковым солнцем, приятно оказалось лишь первые несколько часов. А потом красоты как—то приелись, а теплое и ласковое солнышко начало знатно припекать. Однако, жара была не самой большой проблемой молодого человека. Тима, как—то раньше не обращал внимания на то во что он одет и обут, если не считать, конечно, того эпизода с походом в кустики, но там его больше занимали другие проблемы, а потом как—то забылось. К тому же — одежда была настолько привычной для его тела, что он даже и думать забыл о ней. А вот обувь подкачала. Очень отдаленно похожая на некий гибрид вьетнамок и сандалий, она явно была не предназначена для подобного передвижения. Трава забивалась в пространство между ногой и деревянной подошвой, ее стебли цеплялись за веревки, которыми обувь крепилась к ноге. И если Тима не хотел, чтобы его ноги были испачканы неприятной кашицей, в которую перемалывало траву между его ногой и подошвой, то ему приходилось останавливаться каждые несколько минут и вытаскивать весь этот гербарий. А процедурой это было крайне утомительной, так как несовершенная конструкция доставшейся ему обуви, не позволяла снимать оную быстро. В конце—концов, Тима плюнул и просто—напросто снял этот шедевр местной моды, убрав его в рюкзак, и дальше уже пошел босиком. И как же здорово оказалось шлепать босыми ногами по мягкой травке. Он даже на время позабыл про палящее солнце.
