— И не хотите большего?
— В рамках редакции? — осторожно уточнил Алексей. — Я теоретически мог бы сменить того же Андрюху… э-э-э… главного редактора, в смысле, но тогда пришлось бы с утра до вечера заниматься организационной работой. И контролировать все рубрики сразу. А мне совершенно неинтересен какой-нибудь шоу-бизнес или лайфстайл. Не говоря уже про светские сплетни.
— То есть вы лишены карьерных амбиций? И финансовых тоже?
Алексей растерялся.
Вот что на это ответить? Перед начальством положено демонстрировать рвение, иначе тебя сочтут апатичным лохом. И да, конечно, деньги нужны, но надо честно признать — для данной конкретной ниши он и так получает весьма прилично. Заметно больше, по крайней мере, чем в конкурирующих изданиях. И при этом занимается тем, что нравится ему самому, не особо перетруждаясь. В каком-то смысле, нынешняя работа — его личный непритязательный оптимум…
— Алексей Алексеевич, — сказал владелец газеты, — хочу вас предупредить. Если вы рассчитываете и дальше с нами сотрудничать, то необходима полная откровенность. Давайте поговорим о деньгах. Вы приехали в Москву из провинции, живёте в съёмной квартире…
«Ты-то откуда знаешь?» — подумал Алексей с беспокойством, а миллиардер продолжал:
— Вы могли бы, к примеру, взять ипотеку, но не стали этого делать. Кроме того, вы ездите на метро, хотя ваши сверстники с сопоставимым доходом берут машину в кредит. Прокомментируйте, пожалуйста, вашу позицию. Только без эвфемизмов и экивоков.
— Ладно, Сергей Иванович. — Алексей почувствовал раздражение. — Во-первых, я не люблю кредиты. Они мне доставляют психологический дискомфорт. А во-вторых, та же ипотека означает привязку к месту. Человек сам себе задаёт маршрут на многие годы — жёстко, без отклонений. Для многих это — вынужденная мера. Если семья с детьми, например. Но я семьёй пока что не обзавёлся, мне в этом смысле легче. У меня вообще плохо получается думать на перспективу. Стратегическое планирование — не моё, скажем так. А что касается покупки машины, мне не хочется стоять в пробках. И я всегда могу выпить пива после работы, не задумываясь о том, что предстоит садиться за руль. Надеюсь, что я ответил на ваш вопрос.
— Да, более чем. Но вы не находите, что ваши рассуждения несколько инфантильны для тридцатидвухлетнего человека?
— Моя бывшая говорила мне то же самое. И я даже с ней согласен.
Миллиардер усмехнулся:
— Ну что ж, неплохо. Вы рассказали о том, что вам не по нраву. Давайте теперь вернёмся к более приятным вещам. Вашу любовь к литературе, скажем, я вполне разделяю. Почитываю написанные вами обзоры. И ваши собственные литературные опыты тоже, на мой взгляд, имеют потенциал.
— Простите?
— Я про ваши рассказы на самиздатовских сайтах. И про беллетризованные заметки в ЖЖ, которые вы выкладываете.
— Откуда вы про них знаете? Я там под псевдонимом.
— Алексей Алексеевич, — укоризненно сказал собеседник, — я заработал полтора миллиарда долларов в сфере телекоммуникаций. Неужели вы думаете, что я не вытяну из сети информацию о нужном мне человеке?
Тут Алексей напрягся по-настоящему:
— Вы меня пугаете. В каком качестве я вам нужен?
— Мы к этому подходим, не торопитесь. Итак, в ЖЖ есть несколько ваших текстов, которые заинтересовали меня особенно. В том числе — самый свежий, вчерашний. Вы, кажется, впервые написали о спорте.
— Да, — сказал Алексей, — не удержался на этот раз. Сам-то я не спортсмен ни разу, но футбол смотрю с детства. И если не брать советские времена, то наши всегда проигрывают. Сборная, я имею в виду. И на чемпионате мира, и на чемпионате Европы. А тут вдруг не только вышли из группы, но и голландцев вынесли…
Миллиардер, к удивлению Алексея, слушал очень внимательно — даже отодвинул свой ноутбук и чуть подался вперёд:
— Вспомните, пожалуйста, ещё раз ваши эмоции, когда вы смотрели матч.
— Ну, позавчера мы пошли в спортбар, чтобы веселее. Так что да, эмоций хватало. Но когда голландцы сравняли, я подумал — всё, опять пролетим. А когда Торбинский забил, глазам не поверил. Там весь спортбар так орал, что стены тряслись! И потом — Аршавин, это вообще… На улицу вышли после игры — там тоже вопли, флаги. Пик эмоциональный у всей страны, в хорошем смысле этого слова… Ничего подобного не припомню. Вот об этом и написал, когда протрезвел…
— Понимаю… — Собеседник кивнул задумчиво. — А скажите, Алексей Алексеевич, вы новости вообще смотрите? Не те, которые про культуру и спорт, а общеполитические? И макроэкономические? Что вы, например, думаете о мировом финансовом кризисе?
Алексей растерялся снова:
— О кризисе? А он тут при чём?
— Он напрямую связан с предметом нашего разговора.
— Вряд ли я выдам что-нибудь умное. Сужу как обыватель.
— И тем не менее.
— Ну, насколько я понимаю, всё началось с того, что в Америке лопнул ипотечный пузырь. А дальше пошло-поехало. Но Россию пока затронуло мало. Мы ведь сырьё продаём, а цены на нефть растут.
— Растут, — подтвердил хозяин газеты. — Я перед вашим приходом как раз смотрел котировки. Сто тридцать шесть долларов за баррель. К концу недели будет, вероятно, сто сорок, а в начале июля ожидается исторический максимум. Но затем последует спад. К концу года нефть подешевеет примерно вчетверо по сравнению с сегодняшним днём. Российские биржевые индексы тоже рухнут. Рынок отреагирует и на общую ситуацию в мире, и на некоторые решения руководства нашей страны. Нынешний, две тысячи восьмой, год станет во многих отношениях переломным.
— Погодите, — сказал Алексей, — вы как-то слишком уверенно прогнозируете. Нет, я понимаю, есть инструменты для аналитики, есть всякие тренды мировой конъюнктуры… Но вы обо всём этом говорите как о свершившемся факте. И получается мрачно, даже как-то зловеще…
— Так и есть, к сожалению. Тучные годы заканчиваются, эпоха уходит. Речь сейчас не только об экономике. Вы только что вспоминали, как все на улицах радовались после игры. Это был действительно редкий эмоциональный консенсус. Пик, пользуясь вашим определением. Футбол стал лакмусовой бумажкой. Но этот символический пик, увы, позади — во всяком случае, если брать ситуацию в первой четверти двадцать первого века. Что будет потом — не знаю.
— Но всё-таки — откуда такие выводы?
Миллиардер помолчал несколько секунд, задумчиво глядя на плазменный экран с новостями, а затем произнёс:
— Судя по вашим заметкам, вы неравнодушны к фантастике. Поэтому, надеюсь, вам будет проще воспринять то, что я сейчас скажу. Видите ли, Алексей Алексеевич, историческая последовательность — это не просто цепочка дат в какой-нибудь летописи, в учебнике или в энциклопедии. Это гораздо более запутанная структура. Неевклидово пространство, в каком-то смысле. Факты — важные вехи, но они порой тонут в информационных наносах или даже растворяются в них бесследно. История многослойна и нестабильна. Она включает в себя не только события, но и их коллективное восприятие. Причём и то, и другое материально — это надо учесть. Вы следите за мыслью?
— Да, — неуверенно сказал Алексей. — Я только не понимаю, как это соотносится с индексами на биржах через полгода.
— Наше настоящее, сиюминутное время отбрасывает две тени. Одна из них — густая и плотная. Это прошлое. Другая тень — размытая, смутная. Это будущее. Тени искажаются информационным туманом и могут даже сместиться. Но при некоторых усилиях их можно увидеть чётче и сделать практически осязаемыми. Не буду вам описывать технологию, это совершенно излишне. Повторюсь только — особую роль в этом процессе играет субъективное восприятие.
Алексей слушал и понимал — всё это говорится всерьёз. Миллиардер не стал бы тратить драгоценное время на розыгрыш малоизвестного журналиста. Если уж кит обратил внимание на анчоуса, то наверняка для этого были веские и убедительные причины. Но всё равно разговор выглядел абсурдно.
— Пусть так, — сказал Алексей. — Вы уплотнили тень и заглянули в будущее. Но зачем вы рассказали об этом мне?
