Да, через двадцать лет это станет немодно, но я всё равно хрустальные рюмочки и бокальчики больше люблю, чем просто гладкое стекло. Так что – имею право, на кровно заработанные.
Потом ездили на дачу к дяде Саше – на его новеньком жигуле! С клубникой у них было не особо разбежаться, но малинник по тем временам впечатляющий, вот нас с бабушкой и позвали ягоды побрать. Мы даже варенья немножко сварили.
Мама приехала довольная страшно. Поступила! Каким-то чудом умудрилась не встретиться там с отцом (и это к лучшему, на самом деле). Думаю, к её поступлению он-таки был косвенно причастен – всё же, обещал. Так или иначе, в отпуск матушка отправилась уже студенткой.
Тут тоже казус вышел. Получила она зарплату за июнь да за два месяца отпускных – почти пятьсот рублей вышло! – и, конечно, в отдельных частях организма сразу загорелся огонь немедленно денежки потратить. Но мы с бабушкой были решительно против.
– Ты посчитай-ка, – рассудительно сказала бабушка, – следующие деньги когда будут? В конце сентября аванс, копейки. Три месяца жить как будем?
– Да, – поддержала я. – И ещё на зиму сапоги тебе надо или унты. Или ты такая красивая в валенках будешь ходить?
Мысль о сапогах оказалась внезапной для всех кроме меня. Купить приличные сапоги в Иркутске можно было только с огромной переплатой у фарцовщиков или искать блат в обувных. Блата у нас не было. И это, опять же, переплачивать неизвестно сколько. Бабушка ещё предложила вариант пошить в «Сапожке» (это такое полукустарное обувное предприятие у нас было, фактически – единственное на весть город), но отзывы об их работе сильно уж разные звучали. Загрузились, короче, мои дамы.
И тут меня посетила мысль, уж не знаю, насколько она гениальная...
– Деду Али надо написать.
– Зачем? – не поняла мама.
– Ну, вы даёте! Он же в закрытой военной части живёт, в Подмосковье.
– Да, он вопче-то писал, снабжение у них хорошее, – поймала мою мысль бабушка. – А чё, правда, напишу-ка. Спрошу сперва – что скажет? Эх, я на прошлой неделе только письмо отправила! Знала бы – сразу и подписала б. Вот, не догадалась!
Да мы тут все не догадались.
А дед Али (бабушкин брат) жил в весьма неплохо снабжающейся военной части (я там была в прошлом восемьдесят четвёртом, летом), имел звание генерала (не помню, если честно, служил ещё или уже на пенсию вышел, да это для нашего вопроса и неважно было) и вполне мог бы нашему горю помочь.
Много скобок получилось, но я не буду по этому поводу страдать.
Так вот, почему-то ни бабушка, ни тем более мама никогда к нему за помощью не обращались. А почему, собственно? Мы же заплатить хотим, а не выпросить.
– Скока сапоги-то стоят? Рублей сорок-пийсят? – прикинула бабушка.
– Ты чё, – ввернула я*, – это наши. А мы хотим финские.
Много «чё» получилось.
Сибирский говор,
прощенья просим...
– Чё, прям финские? – удивилась бабушка.
До нашей Сибири подобная обувь если и доезжала, то совсем уж в единичных экземплярах, оседая преимущественно в Московской и Ленинградской областях. Прочей «европейской части СССР» доставались остатки, что уж про нас говорить...
– Финская обувь – самая лучшая, – твёрдо сказала я, – самая тёплая и носится лет по пять.
Или даже по семь, правда! Учитывая, что доро́ги у нас солью вообще не посыпали, пять лет – это минимальная гарантия, против года-двух советских. Так что даже выгодное вложение получится.
– Сколько ж они стоят? – загрузилась мама. – Рублей сто?
– Бери сто тридцать, – посоветовала я. – Если дешевле выйдет, потом что-нибудь купим.
Мама отодвинула в сторонку пять бумажек по двадцать пять рублей и пять однорублёвых сверху.
– И на прожитие сто пятьдесят отложу.
Ещё несколько купюр прошуршало в другую сторону.
Оставшаяся кучка выглядела куда менее внушительно. Мама пересчитала.
– Двести тридцать пять.
– Ну чё, можно профуговать! – бодро подытожила бабушка.
Я решила выступить с предложением:
– Я бы ковёр в зал купила, на пол.
Мы дружно уставились на крашеные половицы.
– Большой надо, – задумчиво сказала мама.
– Я бы сказала, не столько большой, сколько длинный, – вслух подумала я. – Но не очень широкий, метра два.
Мама покачала головой.
– Нет, на такой точно не хватит.
– А что-нибудь купить ужас как хочется, да?
Она возмущённо на меня посмотрела.
– А ты знаешь, есть такая примета: надо, чтоб деньги в кошельке переночевали, и только потом тратить?
– Да?
– Ага. Говорят, что тогда денежки тебя больше будут любить.
Мама фыркнула, а бабушка неожиданно поддержала меня:
– Да, чё-то я такое слышала.
И ещё трусы красные надо на люстру повесить, мдэ. Об этом я, конечно, говорить не стала. Если с ночёвкой хоть какое-то обоснование есть, типа человек выходит из состояния мандража, планирует покупки уже спокойнее, то эти красные труселя...
– Давайте лучше деду Али письмо напишем, – предложила я.
Назавтра мы всё-таки поехали тратить наши капиталы. На что повезёт. Естественно, я увязалась с мамой и, выйдя на Рынке из автобуса, коварно предложила:
– В музыкальный зайдём? Пока руки не заняты.
Магазин «Мелодия» находился довольно далеко от удобных для нас остановок, и тащиться туда нужно было через половину центра. Но где ещё, спрашивается, покупать пластинки? А то проигрыватель есть, а слушать на нём нечего.
Мы пошли.
Магазин меня несколько разочаровал. Из популярного спокойно можно было взять только, простите за тавтологию, непопулярное. Множества ВИА, о которых в мозгу информации или не было совсем, или настолько мало, что уж простите... Случайно попалась «Синяя птица: Моя любовь жива». И то, видать, потому, что только что вышла, не успели расхватать ещё.
Мама никак не могла взять в толк, почему я не хочу детские песни, и сказку «Осьминожка» Эдуарда Успенского. Чуть мы с ней не поругались. И тут я увидела Армстронга!
– Мама! Вот эту!!!
Семьдесят восьмого года аж выпуска – что она здесь делает??? Боже! «Луи Армстронг»! Да мне даже неважно, что он тут поёт, лишь бы пел!
– Зачем тебе этот негр? – удивилась мама.
– Купи! – я вдруг испугалась, что пластинка последняя, и кто-нибудь заберёт её раньше нас и зашептала: – Не спорь со мной, купи, я потом заработаю денег и тебе отдам!
Мама, кажется, испугалась такой немного нервной реакции и пластинку взяла. Более того, она даже не стала возражать, когда я выбрала большой диск Сенчиной (уж очень у неё голос хрустально-волшебный) и оперу Джузеппе Верди «Симон Бокканегра». Брови у неё, правда, сделались домиком – а зря. Верди прекрасен. Правда на «Четырёх концертах для фагота с оркестром» Вивальди она чуть не сломалась, зашипев:
– А это-то тебе зачем?! Ты хоть знаешь, что такое «фагот»?!
Я поняла, что резерв терпения исчерпан, но пластинку положить была не в силах.
– Я знаю! Это такая огромная деревянная дудка. И вообще это красивое. Для вдохновения.
Мама поняла, что Вивальди я не отдам, и сдалась.
Ничё-ничё, мы с тобой ещё Штрауса с Моцартом покупать будем. Должны же их записывать. Ну, правда – а что мне слушать-то? «Арлекино» хрипатое? Спасибо на добром слове. «Малиновки заслыша голосок» меня чёт тоже не вштыривает. А Би Би Кинга, например, что-то я не наблюдаю.
Эх, многие из тех, кто нравиться будет, ещё пешком под стол ходят, если вообще родились.
Да у меня вообще вкусы специфические, иногда из всего репертуара певца или группы мне нравится одна песня. Хорошо, когда можешь личный плей-лист составить. Опция ещё долгие годы недоступная. Так что пока я могу себя порадовать разве что классикой. Или Высоцким, если достать его удастся.
