покупателя не займёт.
— Теперь насчёт репетиций и одобрения. Сегодня впервые будем сводить все элементы вместе, сплошным прогоном. Пришлось немного изменить мелодию. Нет-нет, ничего такого, существенного, просто подгонка под наши нужды. Вы дали мне концертную версию песни, а нужна даже не танцевальная — бальная.
Профессор посмотрел на меня, и сделал правильный вывод из выражения моего лица:
— Не понимаете, да? Во-первых — ритм. Он должен соблюдаться неукоснительно на протяжении всей композиции. Вам же на уроках танцев, наверное, насчитывали по началу, эти пресловутые «раз-два-три, раз-два-три»?
— Да, разумеется.
— Вот. У вас он кое-где гулял. Для концертного исполнения это абсолютно не важно, более того, порой позволяет повысить выразительность пения, но для бала, если, условно говоря, будет «раз-два-три, раз-да, раз-два-три-четыре», а дальше, как ни в чём не бывало, продолжится обычный наигрыш, то тут и опытный танцор может сбиться с ритма, что уж говорить про студентов, которые будут танцевать вместе с нами, на своей части зала. Во-вторых, хронометраж. Для официальных балов чётко определена длительность каждого танца, до секунды, и в них нужно уложиться. Порой бывают варианты, но все они фиксированы.
Профессор пробудил в себе лектора, и стал словно бы начитывать материал.
— И это не просто так. Танец, как мелодия из музыкальных фраз или рассказ из предложений, состоит из па и фигур, а также переходов между ними. И длительность каждого фрагмента, будь то зачин, куплет, припев, проигрыш и так далее должна быть кратна целому числу фигур, которые, в свою очередь, считаются в тактах. Ну, и вся композиция, разумеется, тоже должна по длительности соответствовать определённому количеству повторений этих самых фигур. Поэтому пришлось кое-где поправить темп, где-то изменить длительность звучания того или иного фрагмента, чтобы танец получался гармоничным и сочетался с музыкой и словами.
— Я даже не думал, что тут столько работы!
— Да уж, задали вы задачку! Но — интересную и приятную в работе. Жаль только, что времени для репетиций просто в обрез!
Ничего себе — в обрез! Вся весна и всё лето, считай — полгода! Сколько же тогда нужно для «нормальной» работы над одним танцем⁈ В слух я этого, конечно, произносить не стал.
В общем, танцоры вначале работали просто под метроном, 40 тактов в минуту, которые характерны для этой версии вальса. Потом, по мере наработки музыкального материала, мы стали давать им отдельные инструментальные партии. Сегодня мы сперва прогоним всё по частям, как обычно, потом начнём сводить воедино. Возможны… Да что я говорю, какое «возможны»? Неизбежны накладки и сбои, их нужно выявлять и устранять. С этим придётся уложится дней в пять, хотя обычно, в нормальных условиях, я бы отвёл на эту работу месяц. Потом пару дней на шлифовку, после чего начнётся учебный год, и все участники будут заняты значительную часть дня. Репетировать придётся по вечерам и совсем недолго…
— Подождите, как учебный год? Первое и второе сентября на выходные выпадают…
— Точно! Это ещё два дня тренировок!
— Я не об этом. Осенний бал же в первые выходные осени?
— Кроме первого сентября. У этого дня своя официальная программа, и смешивать их будет крайне неверно. Так что бал состоится восьмого и девятого.
— Спасибо, не знал эту тонкость.
— Не за что, совершенный пустяк…
Дальше всё было так, как и говорил Лебединский. Сперва танцоры отработали под щёлканье метронома и намёки на мелодию — настолько тонкие, что я, например, не узнал бы её, если бы не знал заранее. Но с танцорами работали хореографы, профессор стоял в сторонке, что-то втолковывая музыкантам и время от времени тыча то в танцоров, то в инструменты. После двух-трёх прогонов, преподаватели периодически останавливали процесс, чтобы сделать кому-то замечание, после чего следовала команда вида «с пятой (седьмой, восемнадцатой) фигуры! Начали!» и в итоге я сбился с подсчёта, танцоры отошли к стеночке на «разбор полётов».
Настала очередь музыкантов. Если честно, то ни я, ни дед не заметили существенного изменения музыки по сравнению с исходным вариантом — ну, кроме того, что она была переложена на целый симфонический оркестр, пусть даже малый и студенческий. Тут уже мелодия узнавалась влёт, но прислушивался не я один — танцоры тоже внимательно слушали, водили в воздухе руками, что-то обсуждали между собой и с хореографами. Метроном исправно запускался и при репетиции оркестра, что явно облегчало понимание и синхронизацию. Маша со своим саксофоном вступила не сразу, по моим прикидкам — где-то с середины первого куплета, но потом её инструмент звучал постоянно, словно пытаясь заменить собой вокалиста. Профессор, в отличие от своих коллег, исполнение не останавливал, замечания свои высказывал между «заходами». После третьего «холостого» проигрыша преподаватели посоветовались, и запустили танцоров под полное музыкальное сопровождение, после каждого тура устраивая обсуждения и споры.
Я в разговоры не лез, просто слушал, а заодно набрасывал в блокноте планы — что нужно успеть сделать до начала учёбы, в каком порядке и как всё успеть. Только потом понял, что это выглядело со стороны так, будто я чем-то недоволен и вписываю кучу замечаний. Ну, как «понял»? Подошла Маша, спросила, чем я занят и попросила не пугать людей, что и послужило поводом задуматься. После чего планированием занимался в уме, а морду при этом держал насколько только мог расслабленной. Несколько раз ловил на себе задумчивые или удивлённые взгляды некоторых студентов своей академии — видимо, узнали во мне как минимум своего и теперь гадали, что я здесь делаю.
Так продолжалось до перерыва на обед. По дороге улучил момент обнять мою любимую Мурочку и поцеловать её — не «по-братски» в щёчку, как вчера в гостях или сегодня при встрече, а нормально, хоть и не так крепко и долго, как хотел бы. По дороге в столовую и там
