Пацан на минуту потерял дар речи, растерянно оглянулся вокруг в поисках поддержки.
— Корабль людей мы все вместе брали, — аккуратно заметил Ойвинд, — так что тут ты не прав.
— Не спорю, — я развел руками, — только что предлагалось с девками сделать? Продать? Давайте я всем со своей доли компенсирую то, что должно было причитаться каждому, отдай мы их гоблинам?
— Парни, да вы послушайте ... этого! — возмутился Рерик, — Он же совсем разум потерял!
На мне скрестились недоуменные, или откровенно враждебные взгляды.
— Ах, да... — я тут же переключился на парнягу, — Ты же вообще хотел их просто трахнуть? Тебе я тогда оплачу девку, когда в Бьёрке или на Волчий вернемся... И я, Рерик, в отличие от тебя не жадный — заплачу за полный день!
По Рерику было видно, что его как мешком по башке шарахнули — стоит, ловит ртом воздух, соображает что ответить...
— Всё, позубоскалили и ладно, отваливать пора, — Сигмунд, уже некоторое время с усмешкой прислушивающийся к нашей перебранке запрыгнул на борт. — Тем, кто забыл, напомню: всё, что взято в походе, делится на всех, кто был в походе.
Народ посветлел лицами, с весёлыми шутками-прибаутками продолжил грузиться.
— Сигмунд, — негромко позвал я брата, — сегодня четвертый день.
— И что?
— Люди могут быть на месте через два...
— Ни чё, — хмыкнул форинг, — подождут. Им нужнее.
— Уверен? — я взглянул на него исподлобья. — Возможно. Но всё равно, я бы пришел чуток заранее. Ну, что б приготовиться. Да и чтоб увидеть, не готовят ли люди нам ловушку.
— Кнуд же сказал, что раньше шести дней им до этого места не добраться? — пожал плечами Сигмунд. — И какую ловушку, Асгейр?
Я вспомнил груду кино и книжных боевиков из своего времени, где герои обязательно чуть ли не за сутки до стре́лки засылали на место всяких снайперов или бригады боевиков, чтобы иметь неплохой козырь на переговорах.
— Засаду.
— Асгейр, — брат взглянул на меня с сожалением, — мы будем встречаться в море. Какая человеческая посудина сможет догнать драккар? Увидим, что не так — уйдем.
Хм... Ну так-то да, но меня всё равно грызли сомнения.
Развернулся и, нос к носу, столкнулся с Летисией. А она-то что тут гуляет?
После памятного дня с ... необычным туалетом и неудачной попытки бегства графскую дочь как подменили. Со мной она не разговаривала. Совсем. Словно меня не было.
Я все равно провожал ее «в кустики» на стоянках, но происходило это так, словно я ее раб: она вставала, сбрасывала с плеч плащ, не заботясь куда он упадет, немного выжидала, не смотря по сторонам, и шла к лесу, к ближайшим кустам или за какой-нибудь пригорок. Лишь подойдя к «месту» она бросала на меня небрежный, словно удивленный, взгляд, и я отворачивался. Новых попыток сбежать она не предпринимала, особенно по вечерам, когда темнело, и с человеческим зрением убегать было сущей проблемой.
Утреннюю и вечернюю миску каши она принимала так, словно одолжение мне делала, ни тебе «спасибо», ни взгляда благодарного... Дура! Надо было тогда не лезть с инициативой, отымели бы вас... обеих, да выбросили за борт, за ненадобностью.
— Как же бедно живут люди на севере...
Что?! «Крокодил сказал доброе слово?!» ... Тьфу, что-то последнее время всё фразочки из мультиков в голову лезут. Я имел в виду, что наша «царевна-недотрога-её-достойнешество» соизволила что-то произнести!
— Это еще не север, — автоматически буркнул я.
И опять — словно никто ничего в ее присутствии не говорил. Летисия молча посозерцала приносимое орками и сгружаемое на корабль добро...
— Вот злонравия достойные плоды, — выдавила брезгливо, развернулась и утопала на место.
Сигмунд соизволил всё-таки дать команду на возвращение, и даже велел поставить мачту — ветер так и так попутный, да и таиться особо было не от кого. Пока я с другими парнями на веслах отводил «Ворона» от берега, парусная команда быстренько воткнула мачту в мачт-фишерс — здоровенный деревянный чурбак над килем, раскрепила ее там специальным брусом, обтянули ванты. Еще минута-другая, и под эханье тянущих фал парней, рей взметнулся вверх, парус развернулся, и корабль словно пинок получил. Еще чутка времени ушло на маневрирование да раскрепление рея под ветер и курс брасами.
Наконец весла втащены, рундуки сдвинуты, народ расположился в предвкушении длительного перехода.
Пока ставили мачту, Летисию, чтоб не мешалась, согнали на корму. Теперь она сидела относительно недалеко от меня, с задумчивостью созерцая мачту, снасти, устраивающийся народ, быстро бегущую воду за бортом.
— Да... Долго еще людям с вами на воде не соревноваться. Ловко у вас получается...
— Тем и живем, — хмыкнул я. Вспомнил ее недавнюю фразу, добавил, — вот такое злонравие.
В ответ удосужился взгляда, словно брякнул какую-то глупость.
— Я не вас, в смысле не орков имела в виду.
— А кого?
— Фригольдеров.
— ??? — Ни фига! Почувствовал, как брови взлетели наверх. — А я думал, ты своих сородичей жалеешь, глядя как наши из набега возвращаются.
— Моих сородичей там быть не может! — припечатала Летисия, словно я попытался в ее родню скот какой зачислить.
— Погоди... Так ты ... не возмущена, что мы ограбили людей?
— За ограбленный храм вам в аду гореть, бездушные, — словно приговор зачитала девушка, — а что касается посёлков фригольдеров... Чего мне жалеть эту шваль неблагодарную?
— Э-э-э... Вот как? Поясни пожалуйста. Я на самом деле плохо разбираюсь в ваших ... взаимоотношениях.
— Фригольдеры, это чернь, что живут без сеньора! Не платят ни налогов, торговых пошлин, не дают людей в случае объявления военного сбора... Говорят, что платят напрямую королю... Да только забывают, на чьей земле живут! — последнюю фразу она почти выкрикнула.
— Хм... А за что им платить вам налоги?
— Сразу видно, что ты непроходимо глуп, орк! Не знаю как у вас, но у людей, заведено еще Создателем: крестьянин трудится, священник молится, а рыцарь кровь свою проливает, защищая и трудящихся, и молящихся!
Это я еще в школе проходил, слышал.
— Видишь, а эти сами себя защищали...
— Я вижу, — криво усмехнулась Летисия. — Только много-ли они назащищали? Пришли вы, и что? Большинство сильных, здоровых мужчин, что еще могли бы трудиться и трудиться, во Славу Спасителя, теперь лежат без погребенья, ждут пока воронье и звери их тела растащат! А их женщины? Умрут теперь от голода, да тем же зверьем будут разорваны, а могли бы рожать своему сеньору новых подданых, ко всеобщему процветанию!
Ах, какая благостная картинка. Прям умилительное единение хлебопашцев и феодальной шушеры зажравшейся.
— А был бы у них сеньор? — продолжала Летисия, — Сунулись бы вы?
Я отвернулся, скрывая усмешку, потом помотал головой.
— Вот! — девушка даже руку из-под плаща выпростала и подняла указательный палец вверх.
— Да! Только мы в такие деревни не суемся, именно потому, что такие как ваш папаша, барышня, вынесли из них всё!
— Знал бы ты, бездушный, какие расходы сейчас приходится нести! Три года подряд были плохие урожаи! На востоке поднимают голову безбожные мерсы и саксоны, норовящие отнять у нас родовые земли... А тут еще вы, порождения тьмы и бездны! Вот отец и вынужден укреплять замки на границах, строить новые, сажать гарнизоны, набирать людей в дружину... И на всё это нужны деньги, еда, рабочие руки! А эти... — она гневно сверкнула глазами в сторону покинутого берега, — держаться за свое добро обеими руками, прикрываясь королевской грамотой... Но ничего! Постепенно и этих к рукам приберем!
— И этих?
— Да... Думали, что сбежали на север и не достанем?
— А... в вашем... графстве, есть такие фригольдеры?
— Вот еще! — она вздернула подбородок. — На юге им не разгуляться! У моего отца разговор короткий: или будь как все — плати налоги, давай людей на работы, или вон из графства! Последних фригольдеров мой брат, сэр Уго в разум привел три года назад. Я совсем девчонкой была, но помню хорошо, как визжал на дыбе их самый главный, пока нужные бумаги не подписал. Сразу получил милосердную смерть!
