по-своему стильная форма «Барьера». Шевронов тоже не было, берцы и те убрали. Теперь мы почти ничем не отличались от обычных солдат внутренних войск. Но я-то знал, что на самом деле это не так.
Уже вечером удалось собраться в каптерке — все семеро были в сборе. Оказалось, многое с тех пор как меня забрали, изменилось. Причем, в лучшую сторону…
Вновь приступить к службе оказалось непросто.
Уже через сутки я попал в наряд на дежурство по электростанции. Их распределял восстановленный в должности командир второго взвода старший лейтенант Озеров. Как только в комитете выяснили, что прежний офицерский состав ни в чем не виноват, попытались его восстановить.
Но вернуть все на свои места не получилось. О втором командире взвода, старшем лейтенанте Корнееве, никакой информации не было.
Вообще, за последний месяц в центре произошло достаточно изменений. В лучшую сторону. На данный момент у подразделения не было конкретного названия, но в нем числилось четыре полных взвода. Один из них уже третьи сутки находился в отрыве от подразделения, находясь где-то на «полевом выходе». Случайный человек вряд ли понял бы, что это означало. Но я сразу сообразил, что взвод просто отрабатывал особую вводную, типа как мы ранее искали диверсанта с бомбой в туннелях под «Чернобылем-2». Видимо, наши прежние результаты все-таки дошли куда нужно.
О замене командного состава я уже упоминал, а вот про переменный личный состав ничего не сказал. Тут тоже произошла серьезная рокировка — большую часть солдат и сержантов отсеяли, потому что зарекомендовали они себя либо никак, либо просто отвратительно. В их число вошел глупый и самодовольный сержант Сипкин и ему подобные бойцы. Все они были любимчиками прежнего командира, отличались ленью, но буквально жаждали спровоцировать какой-нибудь конфликт.
Буквально пару недель назад, в центр пришло распоряжение из вышестоящего штаба (какого, мне интересно), что принято решение вернуть часть подразделения на старое место службы, а на их место привезут пополнение. Вот так вся эта «вэвэшная» элита убыла обратно в ту дыру, из которой сюда попала. Кажется, их даже от нарядов отстранили.
В общем, теперь в нашей роте было спокойно. Никто не пытался меряться авторитетом и выяснять отношения по всякой ерунде. На это просто ни у кого не было времени.
Каждый взвод теперь занимался своей задачей. Второй и четвертый чередовались, передавая друг другу дежурство на АЭС, а в перерывах продолжали интенсивное обучение. Остальные только начали практическую часть — мы-то уже ее давно прошли. По окончании, парней должны были перекинуть на Игналинскую электростанцию, для тех же самых целей, что и нас оставили на Чернобыльской станции. А вообще, если быть откровенным, судьба предыдущего состава роты, что ходили под продажным ублюдком Паршиным, меня вообще не волновала. По слухам, влип он крепко и загремел очень надолго. Заслужил, что тут добавить?!
Часть прежней программы обучения вернули обратно. Конечно, уровень был уже не тот, но все же. Было еще чему поучиться. Жаль только, что преподавательский состав был теперь другой.
Также, по непонятной причине, куда-то пропали все кураторы от КГБ. Особенно я недоумевал, куда делась правая рука полковника Андрея, капитан Пономарев?! Вроде бы ему как раз собирались присвоить или уже присвоили очередное воинское, когда внезапно началась вся эта неразбериха с кадрами… Пономарев просто исчез с радаров, так же как и Черненко.
Признаюсь, для меня, вновь оказаться на проходной Чернобыльской АЭС, было необычно и даже волнительно. Это было вынужденное решение, но от того, что я находился на таком объекте, мне было как-то спокойнее. Пока я здесь, я хоть что-то могу контролировать.
Естественно, в лазарет я ложиться не стал. Даже не явился на первичный прием. Не нужно быть гением — меня сразу бы сняли с занятий и отправили бы на соответствующее лечение.
С другой стороны — это глупое и необдуманное решение, я согласен. Объяснить командованию, что со мной произошло и почему у меня огнестрельное ранение, было бы не сложно, достаточно просто сослаться на комитетских. Мол, им помогал, участвовал в специальной операции, оттуда и случайное ранение. Но я слишком сильно поверил в себя, не стал внимать здравому смыслу, поэтому о ранении никто не узнал.
Поздно вечером, когда все уже спали, сидя в каптерке, я сделал себе сам перевязку — это было очень неудобно, да и повязка легла криво. Но лучше так, чем вообще никак. Я не придал этому должного значения, посчитал, что и само заживет. Ну а что? Я молодой, крепкий, заживление шло нормально. Да и вообще, за все время на мне все раны заживали как на собаке, чего мне переживать?
Ни на чью помощь я не рассчитывал. Чем меньше людей знает, тем лучше. Нужно просто соблюдать некоторые меры безопасности и все будет хорошо.
Конечно, какой-то частью подсознания я понимал, что так действовать нельзя. Это неразумно. Но и ложиться в лазарет на полтора месяца я не собирался — сколько потерянного зря времени. А вдруг произойдет что-то важное?
В общем, убедил сам себя, что в сложившейся ситуации поступаю правильно.
Заступив в наряд, быстро сориентировался. Вместе с сержантом Горчаковым мы отправились на очередной обход. Сейчас система несения наряда была слегка изменена — теперь патрули ходили по всем основным коридорам станции, избегая только реакторный и машинный залы, щиты управления и еще несколько технических зон. Обход длился минут сорок, проводился каждые два часа. Патрулей было восемь.
Пока бродили по бесчисленным коридорам, мы успели перетереть множество самых разных тем.
— Слушай, Леха! — вдруг обратился ко мне Артем. — А ты не говорил, где пропадал все это время. Что с тобой было-то?
Вопрос был неожиданный. Впрочем, когда-нибудь меня все равно об этом спросили бы, так что я не растерялся.
— Да что там рассказывать? — недовольно отмахнулся я. — В комендатуре сидел. Каждый день таскали меня на разные допросы, решали, отправлять в дисциплинарный батальон или нет. Этот урод Паршин подсуетился и как-то передал в комендатуру целое дело на меня. Якобы я самый плохой солдат, который совершенно не умеет себя контролировать, не обладает никакими талантами. И вообще, постоянно подвожу боевых товарищей и позорю всю советскую армию одним лишь своим присутствием. Кормили плохо, обращались еще хуже. Я тебе так скажу, Артем… Хорошо, что справедливость восторжествовала иначе, даже не знаю, чем бы все там закончилось. Просто в один прекрасный день с меня сняли все обвинения и привезли обратно. Сказали, что ошиблись.
Естественно я
