работу… А это очень не понравится КГБ!
— Пока не знаю, — честно признался я.
— Алексей… — едва заметно улыбнувшись, произнес Виктор. — Твою мотивацию, я уловил. По твоему взгляду понятно — ты веришь в то, что говоришь. У тебя глаза загорелись, когда ты описывал мне суть проблемы. Уж не знаю, почему ты настолько в этом уверен… Но, я готов тебе помочь. Однако у меня есть условие.
— Какое?
— Пообещай мне, что наши с тобой действия никому не навредят! — он посмотрел мне прямо в глаза. — Пообещай, что все, что мы будем делать, действительно во благо советских людей, а не во вред.
— Обещаю! — с готовностью выпалил я.
Видимо Виктор не ожидал столь скорой реакции, потому что тяжко выдохнул. Оглянулся по сторонам — не подслушивает ли кто. К счастью, людей поблизости не было.
Конечно, я сильно торопился. Язык развязался сам собой.
Разговор прошел вовсе не так, как я планировал. Да и честно говоря, после тех событий, я про Виктора уже забыл…
Первым делом я собирался поговорить с Генкой Иванцом. Он простой и надежный, несмотря на то, что сын своего отца. Впрочем, после вчерашнего звонка, я немного остудил пыл. Раз чекисты ищут Павла Сергеевича, могут присматривать и за Геной, а мне лишнее внимание сейчас совсем ни к чему. У меня есть чуть больше двух с половиной месяцев на подготовку и за это время я не должен никому пересекать дорогу. Лучше так вообще, стать самым обычным гражданином, заниматься работой, организовать семью. А на фоне всего этого вести подготовку.
Так, Виктор согласился. Но этого мало, нужны еще люди. Причем люди, так сказать изнутри… С самой станции!
Отец для этой цели не подходит. Скорее всего, его к тому времени уже уволят. Нет, нужен другой вариант.
— Так и что дальше? Когда, как, сколько человек еще об этом знают. Когда вообще планируется диверсия?
— Перед майскими праздниками, — помедлив, ответил я. — Ранее я слышал, что на четвертом энергоблоке будет проводиться какой-то сложный эксперимент, каким-то боком касающийся турбогенератора. Нужно узнать программу и день, когда они решат провести эксперимент. В нем-то все и дело. Именно этим собираются воспользоваться диверсанты. Или диверсант, я не знаю, сколько их там на самом деле.
Само собой, я намеренно говорил без конкретных дат, без наименования самого эксперимента. Вся информация должна была всплывать постепенно, иначе возникли бы подозрения. Слишком уж обширные были у меня знания, особенно для моего-то возраста.
— Ясно. А кому еще ты об этом говорил? — спросил он.
— Есть один журналист. Занимается расследованиями касательно радиационных аварий. Ты, кстати, его видел. Мы ехали в одном поезде, с Краснодара. Он вышел раньше и забыл свой дневник. Помнишь? Это был декабрь восемьдесят четвертого года.
— Тот хмурый тип, что странно вел себя? — поднял бровь Виктор. — И чем он тебе поможет?
— Ну, да. Возможно, он немного странный. А чем поможет, пока не знаю, — ответил я, присаживаясь обратно на лавочку. — Еще хочу подтянуть ребят со службы охраны. Там есть адекватные парни, которые помогут нам уже на самой станции. Открыть нужную дверь, отвлечь сотрудника, провести куда нужно.
— Срочников? — уточнил Виктор.
Я кивнул.
— А если наткнешься на диверсантов? Они в курсе, что ты обо всем знаешь?
— Да, знают. Но надеюсь, меня уже списали со счетом. Я ведь теперь гражданский, уволили меня. По состоянию здоровья.
— Серьезно? — Виктор реально удивился, узнав об этом. — Как так получилось?
— Не знаю. Получил огнестрельное ранение, отлежался в госпитале. А спустя три месяца после выписки, меня вдруг решили отпустить домой. Типа отвоевался.
О своих подозрениях относительно майора Привалова и секретаря военно-врачебной комиссии я решил не говорить. О том, что в самом КГБ есть крот, я тоже промолчал. Не должен пацан моего возраста знать и разбираться в таких тонких интригах. Я должен быть импульсивным, предсказуемым. Словом, соответствовать возрасту и поведению обычного советского юноши. И самое главное, я не стал говорить ему про Андрея Петрова. Пока ни к чему Виктору знать, что во всем этом деле замешан еще и опер из Москвы. Нет, я полностью доверял бывшему военному, иначе вообще не стал бы заводить с ним этот разговор… Просто не хотел, чтобы информация куда-либо просочилась. Вдруг Виктор решит, что я слетел с катушек, возьмет и заявит на нас в милицию? Ну так, как возможный вариант развития событий.
— Дерьмово. У меня ведь примерно так же было. Списали меня, как кусок мяса, — на его лице отчетливо отразилась скорбь и досада. — Ну, да ладно. А что по оружию?
— Я работаю по этому вопросу. Если на ЧАЭС мы все-таки столкнемся с диверсантами, нужно быть готовым к любому развитию событий… В том числе и к огневому контакту. У них однозначно должно быть оружие, которое они с легкостью применят. Конечно, стрелять рядом с ядерным реактором это вообще верх безумия, но я не удивлюсь, если и до такого дойдет.
— Правильно мыслишь, — похвалил Виктор. — Но как ты собираешься проникнуть на станцию? Не через КПП же?
— Нет. Слишком подозрительно. Вот тут, наверное, ты и поможешь.
— Прорезать дыру в ограде?
— Как вариант.
— Хорошо. Допустим. А дальше?
— У меня пока нет плана. Нужно думать, — ответил я. — Как с тобой установить контакт? Где тебя найти?
— Я снимаю квартиру на окраине города. Улица Леси Украинки, дом два. Квартира восемнадцать. Есть телефон, только я его не помню. Кстати, я так понимаю, что места сбора, где можно готовиться к этому мероприятию, у вас нет?
— Ну, в общем-то так, — я совсем забыл про дом Григория, что был в Копачах.
— Тогда можно собираться у меня. Там всего одна комната, зато огромная. Расстелить план станции можно прямо на полу, места хватит.
— Хорошая идея. Заниматься этим дома я не смогу.
— Ну а как ты хочешь подтянуть срочников?
— Есть кое-какие мысли на этот счет, — улыбнулся я. — Но пока у меня нет возможности это провернуть.
Некоторое время мы сидели молча, затем Виктор снова взял слово:
— Алексей, ты понимаешь, сколько будет факторов, которые просто невозможно учесть? Может вмешаться любое обстоятельство и все пойдет наперекосяк. И еще, остановив тот эксперимент… Ну, про который ты говорил. Где гарантия, что его не проведут снова?
— На этот счет мне пока нечего ответить. Хотя кое-какие мысли есть, — я постарался придать лицу максимально рассеянное выражение.
Так-то план относительно этого у меня был, только о нем я не говорил еще никому. Даже Андрею. Не было у меня уверенности, что он поймет суть… Само собой, Виктору я об этом
