Нельзя сказать, чтобы эту неделю я совсем не волновался. Переживал, конечно. Во-первых, денег было жаль, а во-вторых — если бы Шурик меня кинул, это означало бы, что наша встреча вовсе не являлась знаком судьбы, а была всего лишь банальной случайностью.
Однако же ровно через неделю, во вторник, дверь моей палаты распахнулась и вошёл Шурик. За это время он изменился разительно: разжился брендовыми джинсами и кроссовками. Футболку подобрал по размеру. При этом ничего вызывающего в его новом облике не было — даже дорогую одежду он подбирал со вкусом, сообразно собственной внешности. Будто бы вырос в достатке и с детства обладал необходимыми навыками. Надо бы расспросить его подробнее насчёт его семьи…
Но самое главное — вошёл он не один. Кроме него на пороге, чуть улыбаясь, стояла Лика.
— Ты позволишь? — спросила она в своей обычной интеллигентной манере.
— Вот те раз! — я подобрался и сел на кровати, опершись на подушки. — Хоть бы предупредили бы…
— Тогда бы сюрприза не получилось, — Лика подмигнула мне и села на стул возле больничной койки.
Шурик остался стоять.
— Я привезла метрики, которые ты просил, — сказала Лика, после чего нагнулась и достала из делового портфеля квадратный ноутбук «Самсунг». — Держи, всё на рабочем столе.
Я взял увесистый компьютер и поставил его на колени. Открыл крышку, сдвинув в сторону защёлку на мониторе. Справа от клавиатуры сверкала гордая наклейка Pentium II. Сколько могла стоить такая машинка в это время? Об этом даже думать не хотелось.
— Спасибо, — кивнул я.
— Кстати, дарю, — улыбнулась Лика.
— Слушай, я, конечно, понимаю, но… — я пытался найти аргументы, чтобы отказаться от дорогого подарка, но она перебила меня.
— Владимир Вольфович был крайне щедр после всего, что произошло, — пояснила она. — Так что мы обзавелись новой техникой. Считай, это рабочий компьютер.
— Вон оно что…
— Плюс папа нами очень доволен. Я говорила с ним о том деле, что мы обсуждали раньше. Он подтвердил встречу на сентябрь, в Баден-Бадене. Там папа дом купил, исторический, обалденное место, вот увидишь. Он когда-то принадлежал Максу Грундигу… ты ведь знаешь, кто такой Макс Грундиг?
— Я не знаю! — вмешался Шурик прежде, чем я успел ответить.
— Человек, основавший крупную компанию по производству электроники, — пояснила Лика.
— Электроники… а-а-а, «Грюндик»! — улыбнулся Шурик. — Слышал, да.
— Не думал, что ты сама приедешь… — заметил я.
— То есть, ты считал, что после твоего послания я буду терпеливо дожидаться осени? Так что ли? — улыбнулась Лика.
Я смущённо улыбнулся. Честно говоря, у меня до последнего момента не было уверенности, что она поймёт. И да, это тоже был своеобразный тест. Не только для неё — но и для меня тоже. Достаточно ли я чувствую людей? Действительно ли готов двинуться дальше?
— Здесь не поговоришь… — заметила Лика, оглядев белые больничные стены.
На самом деле я не думал, что кто-то успел установить в палату аппаратуру для прослушивания, но ничего исключать было нельзя.
Владимир Вольфович прав в том, что такие разговоры следует вести в неожиданных местах, желательно на улице.
— Меня сегодня выписывают, — сказал я.
— Это же здорово! — улыбнулся Шурик.
— Предлагаю прогуляться. Давно хотел на набережную попасть… — сказал я.
— Ты же был в Гидропарке… — с недоумением заметил Шурик.
— На другую набережную! — ответил я.
— Ясно… стоп, а ты как?…
— Я трость заказал, — ответил я. — Вчера только привезли. По-моему, это круто, да?
Лика критически оглядела палку из полированного дерева, которая стояла возле кровати.
— А ногу-то нагружать можно? — уточнила она.
— Пока умеренно, — ответил я. — Но как же я устал валяться, вы просто не представляете!
— Что ж… хорошо!
Через час мне оформили необходимые документы, и я вполне официально выписался из больницы. Даже убегать не пришлось. Лечащий врач — приятный мужик с густыми чёрными усами — настоятельно рекомендовал курс ЛФК после завершения заживления. Я обещал подумать.
До набережной мы добрались на такси, которое вызвала Лика.
Днём в городе прошёл дождь, жара немного спала. Воздух пах мокрым асфальтом и прибитой пылью.
Было хорошо.
Я встал возле ограждения, опёрся на него и какое-то время любовался Днепром, неспешно несущим свои полные воды… почему-то подумалось о тех древних временах, когда люди жили здесь, на тех же берегах, поклоняясь идолам, засеивая поля, устраивая набеги на соседей и защищаясь, в свою очередь, от кочевников, приходящих из огромной степи на юго-востоке.
— Саша, Лика, а что в той записке было? — вдруг спросил Шурик. — Не подумайте, я не открывал. Хотя было очень любопытно.
— Ты позволишь? — Лика посмотрела на меня.
Я кивнул. После этого она достала свёрнутую бумажку, уже успевшую протереться на сгибах, и протянула её Шурику.
Тот взял её. Пробежался глазами. Потом улыбнулся и сказал:
— Ну, Тургенева я узнал. Думаю, там ещё какая-то цитата, да? Про окна? Какая-нибудь биография Петра? Толстой?
Я круглыми глазами посмотрел на Лику. Та в ответ подмигнула.
— Не угадал, — сказала она. — Про окна это из Вирджинии Вульф. Роман называется «На маяк».
— Не, не слышал, — Шурик пожал плечами. — Стоит прочитать?
— Стоит, — кивнула Лика. — Для общего образования.
— Ясно… так к чему это всё было? — спросил он.
— Ну Тургенева-то ты опознал? Какая книга? — улыбнулась Лика.
— «Отцы и дети», конечно… стоп. — Шурик хлопнул себя по лбу. — Наверняка этот ваш «На маяк» тоже про конфликт родителей и детей, так?
— Верно, — улыбнулась Лика.
— Так… и к чему это было?
— Это было приглашение, — ответила она, после чего посмотрела на меня и спросила: — Так ведь?
— Так, — кивнул я.
— Саша, что ты задумал?
Лика глядела на меня серьёзно и доброжелательно. Лёгкий ветерок трепал её кудрявые рыжие волосы. Шурик попеременно смотрел то на меня, то на неё.
А я вдруг осознал, что всё, отступать некуда. С этого момента закончится период адаптации и начнётся реализация уже настоящего плана.
Оставалось только надеяться, что я выбрал правильную модель и не ошибся в людях.
— Ребят, скажите… вам нравится наш мир?
Лика и Шурик переглянулись.
— Ну… вообще я люблю жизнь. И не люблю тех, кто на неё постоянно жалуется! — ответил он.
— Я не про жизнь. Я про мир, — ответил я. — Всё, что происходит вокруг.
— Саша, в мире много несовершенства, — мягко сказала Лика, — но ты же должен понимать, что, если сравнивать с разными историческими периодами, то мы живём во время золотого века… да, Саша, даже мы. Даже наша страна… — она запнулась, взглянув на Шурика, после чего поправилась: — страны.
— Миром правят старики, — сказал я.
— Саша, я понимаю, что ты делаешь. Владимир Вольфович будет моложе. Следующий президент — будет ещё моложе. И я готова это поддержать. Я бы не стала участвовать в том, что противоречит моим принципам.
— Нет, я не имею ввиду нашу провинцию, — отмахнулся я. — Я про настоящих стариков. Которых мы не видим. И которые помешаны на теме бессмертия и прочих малопонятных обычным людям вещах, понимаешь?..
— Так, сейчас ты про глобальный капитал, так? — улыбнулась она. — Саша, но там не только старики сидят. Там стабильная система, которой больше сотни лет. Она умеет защищать себя.
Я бы хотел рассказать про то, как эта самая система, защищая глобальные финансовые потоки от строптивых ренегатов, устроивших бунт на уровне государств, приведёт к грандиозной катастрофе, которая покончит с этим миром. Но не стал этого делать.
Даже сейчас — ещё не время. Они, конечно, поймут — но не сейчас. Позже, шаг за шагом.
Такие знания не даются просто.
— Я не хочу быть таким, когда придёт наше время, — сказал я. — А для этого надо начинать действовать. Уже сейчас. Я вижу вещи… которые сейчас кажутся неочевидными. Я знаю, что делать. То, что мне известно, из любого простого человека сделало бы долларового миллиардера. Но я не хочу быть просто долларовым миллиардером!
