— У него планерка! — отбивалась регистраторша, которой явно не хотелось даже пальцем пошевелить.
Интересное дело... Я вдруг вспомнил, что забыл сказать десятилетнему себе, под каким именем здесь лежит бабушка. Значит он или подслушал разговор родителей, или все-таки пытался с ними поговорить и запомнил. Молодец. Внимание к деталям — десять баллов!
Скандал, тем временем, набирал обороты. Тетка в регистратуре уже принялась угрожать, что сейчас вызовет санитаров, и они покажут буйному посетителю, как тут хулиганить. А дядька кричал, что давай, мол своих санитаров. Он их одной левой, а потом с милицией придет. Пусть разбираются, почему вы сына к родной матери не пускаете.
На лице Жана появилось тоскливое выражение. Он взялся озираться по сторонам и заметил меня. Я незаметно ему подмигнул, показал большой палец и поднялся.
— Ты куда? — спросил Мишка.
— Ты где Феликса оставил? — шепотом спросил я. — В кабинете Констанина Семеновича?
— Ага, — кивнул тот. На лице его тоже было тоскливое выражение, но другое. Он был явно расстроен, что его серьезных разговор бесцеремонно прервали какими-то дурацкими проблемами. Никому, конечно же, неинтересными. Эх, Мишка...
Я двинул в сторону коридора, перегороженного решеткой. Дородный Павлик уже встал со стула и явно прислушивался к скандалу в регистратуре.
— Павлик, впусти меня к Константину Семеновичу, пожалуйста, — вполголоса сказал я.
— А что там за шум? — спросил он.
— Клара Ильинична скандалит, — я равнодушно пожал плечами. — Обычно дело же, не?
— А, ну да, она такая у нас... — Павлик горестно вздохнул и загремел ключами. Надо же, получилось преодолеть цербера вот так просто! А я уж заготовил штуки три аргумента, почему меня нужно впустить внутрь, не тупя и не докапываясь.
В кабинете главврача приятелей-психиатров не оказалось. Я остановился в коридоре и прислушался. Было довольно тихо. Наверное, после завтрака и утренней порции вкусных таблеточек, психи ненадолго успокоились и прикорнули. А вот дверь в комнату моей бабушки была приоткрыта. Я подошел ближе, стараясь не топать.
— ...и имя Наталья Ивановна вам ни о чем не говорит? — тихонько и вкрадчиво спросил голос Константина Семеновича.
— Впервые слышу, — грубовато отрезала моя бабушка. — Я уже вам говорила тысячу раз! Когда меня отвяжут? У меня все болит уже!
— Тише, тише, женщина, это для вашей же пользы, — сказал Константин Семенович. — Иначе вы можете повредить себе и... и другим.
Я тихонько стукнул в приоткрытую дверь. Главврач выглянул наружу.
— Там приехали ее сын и внук, — шепотом сказал я. — Но их не пускают.
— Клара Ильинична? — лицо сухонького главврача стало обиженным. — Сколько раз я уже с ней ругался, а она опять...
Он вышел из кабинета и с решительно зашагал в сторону выхода. Я сначала собирался последовать за ним, но замер. Дверь в комнату бабушки осталась открытой. И внутри никого кроме нее не было. Феликс, похоже, отвлекся на какие-то другие дела.
Похоже, вот он, мой шанс поболтать без свидетелей! Другого может не быть.
Константин Семенович скрылся за поворотом.
А я тихонько прошмыгнул в бабушкину «одиночку» и прикрыл дверь.
— Тсссс! — прошипел я и быстро приложил палец к губам. Моя бабушка явно собиралась как-то выразить свое возмущение моим бесцеремонным вторжением на ее территорию, но передумала. Ее внимательные глаза прищурились. — Другого шанса поговорить у нас может не оказаться, а мне очень надо!
— Ты кто еще такой? — спросила она. Нормальным вполне тоном.
— Сложно объяснить, — я махнул рукой. — Елизавета Андреевна, у меня странный вопрос. Но очень важный. Какой сейчас год?
— Это проверка какая-то, юноша? — насупилась она. — Или вы правда в датах запутались?
— Просто ответьте, пожалуйста, это очень важно! — я серьезно смотрел ей в лицо. Да, она однозначно была нормальной. Присутствовала некоторая расслабленность, уголки губ опущены, но это, похоже, действие успокаивающих. Я насмотрелся за сегодня на настоящих психов, было с чем сравнивать.
— Девяносто восьмой, — нехотя сказала она. — Скоро наступит новый девяносто девятый. С этими уколами не знаю, через два или три дня. Слушайте, юноша, а меня выпустят отсюда вообще? Или хотя бы сыну моему сообщите, что меня тут держат!
— Еще один вопрос можно? — спросил я и мысленно возликовал. Постарался пока не показывать вида только. Черт, как бы ей в двух словах объяснить, что произошло? У меня явно не так много времени, как хотелось бы...
— Вот прицепился... — пробурчала бабушка.
— Пожалуйста, это очень важно! — я умоляюще уставился на нее.
— Давай свой вопрос, — нехотя сказала Наталья Ивановна, в смысле, теперь уже явно Елизавета Андреевна из девяносто восьмого.
— Что вы помните, перед тем, как сюда попали? — спросил я. — Ну...Случилось что-то опасное или странное, а потом как будто провал в памяти... Подождите, не сердитесь! Я не врач, честно. Я вам потом расскажу свою историю в ответ, только не кричите и не ругайтесь! Елизавета Андреевна, вспомните, ну пожалуйста!
— Ну как... — лицо моей бабушки стало сосредоточенным. — Я навещала приятельницу в больнице. В Новокиневске, в шинниках она лежала. Потом вышла на крыльцо, покурить остановилась, а на скорой привезли кого-то. С фанфарами, народу высыпало. Я поближе подошла, посмотреть, а тут два джипа подкатили. И вокруг началось светопреставление — тра-та-та, бум, выстрелы. Бандиты разборку устроили. А потом... Потом я уже в автобусе в Закорск очнулась. Голова чугунная. Ну это понятно, я перед тем, как домой вернуться, заглянула в бар, нервишки успокоить. Прихожу домой, а там заперто, ключ не подходит, а внутри еще девка какая-то наглая. Верещит, что милицию вызовет. Ну я кричу, чтобы вызывала, они разберутся... Вот и разобрались. Наверное, девка им на лапу дала, сучка крашеная.
— Елизавета Андреевна, вы хорошая актриса? — спросил я.
— Чего? — нахмурилась она, между ее бровей пролегла глубокая складка.
— Чтобы отсюда выйти, вам нужно будет кое-что изобразить, — быстро сказал я, услышав в коридоре чьи-то шаги. — Мне сейчас некогда объяснять, правда. Так что придется просто мне поверить на слово.
— А иначе? — прищурилась она.
— А иначе вас так и будут накачивать уколами до самой смерти, — жестко сказал я. Очень тихо. Шаги вроде бы начали удаляться.
— Угрожаешь? — тоже тихо сказал она.
— Не поверите, но нет, — сказал я. — Просто говорю правду.
Очень бы сейчас помогло зеркало, конечно. Но ничего похожего в палате не было. Только тумбочка и вторая кровать. Пустая, с болтающимися на железной раме такими же жгутами, какими и была привязана моя бабушка. Веревками в оранжевой клеенчатой обмотке.
— Я в самодеятельном театре играла на заводе, — сказала она. — Что там надо сыграть, говори!
— Значит так, — начал я и с шипением втянул в себя воздух. — Представьте, что все вокруг думают, что сейчас не девяносто восьмой, а восьмидесятый. И послезавтра наступит восемьдесят первый. И что на самом деле вас зовут Наталья Ивановна Колокольникова. Только вам по голове стукнули, и что-то в разуме помутилось. А никакой Елизаветы Андреевны вы не знаете.
— Чего? — протянула бабушка и еще больше нахмурилась. Черт, как же ей не идет быть этой самой Елизаветой... Выглядит, как бабка. Хотя... — Кстати, а Вера Германовна Покровская вам кем приходится?
— А ты откуда ее знаешь? — зло прошипела бабушка. — Матерью. Внука она, видишь ли, хотела забрать, грымза старая... Я по метрикам была Елизавета Петровна Житинская, по отцу, но чтобы от нее отвязаться, дала кому надо на лапу и поменяла метрику. Стала Елизаветой Андреевной Покровской, когда в Новокиневск из Москвы вернулась. Так представляешь, она все равно меня разыскала и хотела с нами поселиться. Мол, дом свой Соньке отдала, а сама в город. Мол, артрит у нее, не справляется она. Ох, натерпелась я с ней...
В голове все как-то резко и запуталось, и распуталось. Значит, ты и есть Лизка-оторва. Нерадивая дочь деревенской училки, которая принесла в подоле и сбежала потом с кем-то вертлявым в Москву. И в конце девяносто восьмого тебя убили в последней бандитской перестрелке. Эту историю я помнил. Киллер подстрелил одного Игоря Мельникова, но тот выжил и его привезли в больницу. Туда прикатили какие-то борзые ребята и устроили фарш прямо напротив приемного покоя. Погибло человек восемь, и еще десяток раненых. А сам Мельников, кстати, выжил. В скорую швырнули гранату, но она не взорвалась. На какую-то долю секунды у меня в голове мелькнуло озарение, что все мы как будто кусочки одного пазла. Игорь, я, погибшая на крыльце больницы Лизка-оторва, моя бабушка, в чье тело она попала, Иван, в чье тело угодил я... Накатило и исчезло. Некогда размышлять. Потом, все потом. Устрою себе майнд-мэп, как в детективах, и постараюсь во всем разобраться. А сейчас нужно как-то вдолбить этой упертой дуре, что она не та, кем себе кажется.
