– Почему именно тут?
– Это прямая дорога на Москву, товарищ Сталин. Прорвав наш фронт под Оршей и выйдя к Смоленску, немцы, с одной стороны, получают прямой путь на Москву, с другой, выходят во фланг и тыл западного крыла моего фронта, тем самым получая возможность двигаться также и на Ленинград.
– Борис Михайлович, а вы что скажете?
– Генерал Павлов прав, товарищ Сталин, немцы рвутся к Москве, а это кратчайший путь.
– Хорошо, товарищ Павлов, так что именно вы предлагаете?
– Подыграть немцам, позволить им прорвать фронт и захватить Оршу, правда, перед этим надо озаботиться о полной эвакуации населения, дать противнику возможность продвинуться к Смоленску, после чего перерубить коридор и поймать все выдвинувшиеся силы немцев в большой котел. Тут точно будет уже не корпус, а как минимум одна армия.
– А вы уверены, что у нас хватит сил на такое?
– Уверен, особенно если за оставшееся время перебросить с Дальнего Востока хотя бы одну армию.
– А как же Япония? Что будет, если она ударит нам в спину?
– Не ударит, товарищ Сталин, после Халхин-Гола японцы будут осторожничать. Они уже получили от нас по первое число, убедились, что мы не царская армия и пятиться не собираемся. Уже почти четыре месяца идет война, а японцы все осторожничают, пока они не удостоверятся, что немцы нас давят, в войну не влезут. Нам необходимо минимум с десяток дивизий.
– Допустим, как именно вы хотите действовать?
– Я отвожу первый и второй мехкорпуса в стороны от предполагаемого прорыва, а шестой мехкорпус – к Смоленску. Сибирские дивизии делятся на три части, одна треть вместе с шестым мехкорпусом занимает оборону перед Смоленском, а две оставшиеся трети занимают оборону вдоль коридора, по которому пойдут немцы. Мы дожидаемся, пока противник не подойдет к Смоленску, после чего первый и второй мехкорпуса совместным ударом перерубают коридор. После этого первый мехкорпус с частью войск занимает оборону на старых позициях, а второй начинает уничтожать тылы прорвавшихся войск. После того как он подойдет к основным силам противника, шестой мехкорпус переходит в атаку, а сибирские дивизии все это время сначала держат фланги, а затем помогают мехкорпусам. Сил для такой операции должно хватить, техники тоже хватает, тут главное – согласованность действий.
– Что скажете, Борис Михайлович?
– Действительно, задумка интересная, но с ходу я вам ничего конкретного сказать не смогу, мне необходимо сначала прикинуть силы, наши и противника. Хотя не скрою, вполне может получиться.
– Хорошо, Борис Михайлович, сколько вам нужно времени?
– Думаю, за пару дней управлюсь.
– Товарищ Павлов, сможет ваш фронт обойтись без вас несколько дней?
– Вполне, товарищ Сталин, тем более что сейчас затишье.
– Вот и прекрасно, ступайте вместе с Борисом Михайловичем к нему в Генштаб и там вместе все обмозгуете, а как только будет конкретный результат, снова придете ко мне на доклад.
Прямо из кабинета Сталина я отправился вместе с Шапошниковым в Генштаб. Мне предстояли тяжелые дни. Но я очень надеялся, что мою задумку одобрят, а небольшим бонусом шло то, что эти несколько дней я смогу провести дома с семьей.
Шапошников ошибся, на проработку плана операции ушло не два дня, а почти четыре. Но я этому был только рад, так как смог лишнее время провести со своей семьей, а из-за погоды никаких изменений на фронте ждать не приходилось. К Сталину мы прибыли вечером четвертого дня.
– Проходите, товарищи. Что скажете, Борис Михайлович, имеет план товарища Павлова перспективы?
– Вполне, товарищ Сталин: по данным разведки противник продолжает подтягивать к линии фронта войска, технику и боеприпасы. Дата предстоящего наступления пока неизвестна. Тут многое зависит от погоды, но можно не сомневаться, что как только погодные условия позволят, немцы сразу перейдут в наступление. В нашем распоряжении есть две-три недели для подготовки ловушки. Синоптики обещают скорые морозы, значит, земля быстро промерзнет, и все дороги станут проходимыми, даже болотистые места.
– Мы успеваем?
– Да, впритык, но успеваем, если немедленно вызовем необходимые дивизии.
– Сколько необходимо, Борис Михайлович?
– Минимум девять, но желательно двенадцать.
Сталин задумался, он не спеша прохаживался по своему кабинету от стола к окну и обратно. Наконец, приняв решение, он произнес:
– Есть мнение выделить для этой операции десять дивизий, больше все же опасно. Думаю, вам хватит этих сил. Как только расчеты будут закончены, покажите их мне.
На этом аудиенция у вождя была закончена. Хоть мы и не получили все, что хотели, но и десять пехотных дивизий были значительной силой, а ведь кроме них были и другие части, так что понемногу можно было добрать недостающее.
Вернувшись в Генштаб, засели за планирование, теперь, когда было точно известно выделенное количество войск, можно было уже предметно разрабатывать план предстоящей операции. Если с мехкорпусами и раньше было все ясно, то теперь предстояло распределить прибывающие войска по местам назначения. Не мудрствуя лукаво, решили особо от первоначального плана не отходить, три дивизии – в помощь 6-му мехкорпусу, по три дивизии – по флангам предстоящего коридора, а десятая дивизия усилит пехотой 2-й мехкорпус, которому предстояло ударить в тыл прорвавшемуся противнику.
Уже утром следующего дня по разным направлениям полетели приказы, и в первую очередь это строительство укреплений перед Смоленском. Город должен был стать наковальней, на которой нам предстояло разбить немецкие войска. Для противника отводился коридор шириной в 25–30 километров, и именно там предстояло держать оборону сибирским дивизиям. Сплошной линии обороны не будет, она должна состоять из опорных точек в местах, где отходят дороги. По крайней мере, техника противника точно не сможет свернуть с этого коридора, а пехотные части не представляют такой большой угрозы. Без снабжения и невозможности быстро перемещаться и маневрировать они скоро потеряют свою огневую мощь.
Одновременно с этим началась переброска мехкорпусов, правда, делалось это очень осторожно, чтобы не насторожить противника. В основном двигались войска ночью, а вот радиоотдел штабов остался на месте, вернее не весь отдел, а радисты, которые постоянно выходили в эфир. Кроме них осталось и несколько командиров из штаба и особого отдела. В задачу этих командиров входило создать видимость работы штаба корпуса на старом месте. Каждый радист имеет свой почерк, любой профессионал с легкостью его увидит, а потому изменение места работы радиста означает передислокацию его части на новое место. Немецкий Функабвер работал хорошо, постоянно отслеживая работу всех радиостанций, как у нас, так и в собственном тылу, а потому по-иному скрыть от него переброску наших сил было невозможно [51].
Время пролетело быстро, в последних числах октября прибыли сибирские дивизии, и их сразу стали располагать в местах предполагаемой дислокации. Мы едва успели, ударившие морозы буквально за пару дней проморозили землю, и прежде труднопроходимые дороги стали вполне пригодны для продвижения. Не желая зимовать в чистом поле, немцы перешли в решительное наступление, они рассчитывали прорвать нашу оборону и затем беспрепятственно ударить в направлении Москвы. Хотя сейчас мы не имели тех катастрофических потерь, но все равно обстановка была достаточно напряженной, и лишних войск у нас не было.
1 ноября 1941 года, Западный фронт, Орша
Утро 1 ноября было разорвано массированной артиллерийской канонадой, немцы ровно в 6 часов утра открыли сильный артиллерийский огонь по нашим позициям. Обстрелу подверглись как передний край, так и места расположения нашей тяжелой артиллерии. Артподготовка длилась целых два часа, причем ответного огня с нашей стороны не было. В 8 часов утра немецкие моторизованные части прорвали нашу оборону и уже к 10 часам, почти не встречая сопротивления, вошли в Оршу. Такой успех был от того, что накануне по моему приказу большая часть войск была отведена. На местах расположения тяжелой артиллерии специально разместили ранее поврежденные или уничтоженные наши орудия, тем самым скрывая отвод техники. К середине дня ширина немецкого прорыва достигла десятка километров, и в пробитую брешь сплошным потоком устремились немецкие войска. К вечеру 2 ноября передовые немецкие части вышли к Смоленску, где и остановились, уткнувшись в линию обороны. Всего в прорыв вошли 4-я полевая армия генерал-фельдмаршала фон Клюге и 2-я танковая группа генерал-полковника Гудериана, в составе 17 пехотных дивизий, двух охранных, одной кавалерийской, четырех танковых и двух моторизованных [52].
