того, что стоило развестись с Забавой.
— Люд… — я облизнул в момент пересохшие губы. — Я, кажись, знаю, что с тобой происходит. И если ты этого сама хочешь, то могу поделиться своими мыслями на сей счет. Хотя я, конечно, не дипломированный психолог.
Мать Стёши пожала плечами, валяй, мол, а затем через трубочку высосала из стакана последние капли напитка.
Собираясь с мыслями, взял в руку «кисточку» волос, пощекотав ею щеку.
Было бы, конечно, прекрасно, если бы вся эта тема вообще прошла мимо меня.
Или не лучше…
Развод родителей станет для Стёши настоящей катастрофой, а в мою блондинистую головушку лезут мыслишки на тему того, как ловчее засунуть голову в песок: не мое, мол, дело.
Настоящий друг, что и сказать…
Однако если во всю эту херню и влезать, то главное — не навредить!
— Я тебе сейчас поведаю историю одного моего знакомого, страдавшего от того же недуга, что и ты. Он называется апатией. Это хуже алкоголизма, наркомании и лени. Хотя у тебя этот недуг пока еще только на начальной стадии, так сказать. Этот мой знакомый уже умер, а потому я не причиню ему зла, если расскажу тебе. Звали моего знакомого Волковым Александром…
Я обстоятельно и честно, словно бы на исповеди, на которой никогда не бывал, поведал старшей подруге историю своей жизни там.
Единственное, о чем я умолчал: «это была моя та жизнь».
Говорил я долго, Люда молча внимала (а бабуля по моему возвращению наверняка отчитает меня за долгую отлучку).
— … и, как итог, его, разжиревшего в край алкоголика, в пятьдесят два года прикончил инфаркт. Такая вот грустная история.
На некоторое время наступила тишина, нарушаемая лишь изредка проезжавшими автомобилями.
— Кем же был для тебя этот Волков? — потрясенно спросила Люда. — Что-то не похож он на «выдуманного друга», но и…
Она замолкла.
— Он был для меня ближе отца, Люд, и даже ближе…человека, который, возможно, в будущем будет любить это тело и душу. — я указал рукой на себя. — Хотя ни первым, ни тем более вторым он не являлся. Это сложно объяснить… Тот человек, Волков, был для меня практически всем. Имела место быть некая невыразимая словами конструкция «я и он». И главное, до его смерти мы не были знакомы лично. Даже не подозревали о существовании друг друга. Странно, правда? А теперь осталась толькоя́… И да, Люд, баш на баш! Я тоже прошу, чтобы ты не распространялась о том, что я тебе сейчас рассказала.
— А этот тип точно не…? — Люда с подозрением поглядела на меня.
«…не был ли он твоим любовником?». — это она хотела спросить, но замолчала на половине вопроса.
— Не, Люд, не был! Я девственница! — во всю физиономию улыбнулся я. — Или не веришь и хочешь убедиться воочию?
— Пф-ф-ф! — заржала та. — Верю! Но какая все-таки странная история, будто бы ты пересказываешь его дневник или же…
Она замолчала, не договорив.
— Я же говорю, что при его жизни мы не были знакомы. Ладненько, теперь главное — мораль истории. — продолжил я. — То, о чем я тебе поведала — всего лишь частный случай, и было бы неправильным судить по нему о недуге в общем. Одно могу сказать наверняка: если не сопротивляться ему, то все закончится фигово, и неважно, тем же самым, что у Волкова, или как-нибудь иначе. Ты изо дня в день много лет подряд делаешь одно и то же. В компании с одним и тем же человеком, являющимся твоей половинкой.
Я шмыгнул носом.
— Чего-то совсем прохладно стало. Давай вернемся в салон. — предложил я.
И мы проследовали внутрь авто.
— Продолжай! — велела мне Люда, когда мы уселись в кресла.
— Психолог может быть права в том смысле, что развод на некоторое время, не навсегда, поможет тебе встряхнуться, заставив решать новые проблемы, ибо подобная апатия — это недуг некоторой части людей с давным-давно устоявшимся бытом. По крайней мере, к такому выводу пришла я. И развод — действительно выход, но только тогда, когда иных вариантов уже не остается. Это как с гангреной. Но, знаешь, что в твоей ситуации самое забавное, опять же в кавычках?
— Что?
— А то, что у твоего мужа вполне может быть тот же самый недуг, что и у тебя. И в один прекрасный, хотя и не для тебя, день, ты запросто сможешь обнаружить, что твои слова: «кого-то интереснее меня ему сложно будет найти!» — оказались банальным бахвальством. У тебя, Люд, отличный муж — а значит, ты победила в этой игре. Но эта победа не из разряда чего-то вечного, она как чемпионский пояс в боксе, который нужно постоянно защищать. Опять же, пример моей маман, частный случай, так сказать: из некоего «прекрасного далеко» покорять столицу приехала «злая и заряженная на победу» тетенька и…бац!…забрала моего папашу себе. И это, несмотря на наличие «в анамнезе» двоих детей и того факта, что она старше моей маман. Жизнь — борьба, так что не стоит быть излишне самоуверенной! Но…
Моя физиономия расплылась в улыбке, и я продолжил торжественным тоном.
— … возрадуйся, подруга! У меня есть «прививка» от поразившего тебя недуга!
— Какая? — с сомнением в голосе спросила Люда, хотя, похоже, ее сейчас интересовало иное, в ее также блондинистую головушку, кажется, до сего момента не приходила мысль насчет того, что Витёк может быть болен тем же недугом и, спокойно «упаковав» свой «чемодан», свалить от нее «в закат».
И, похоже, она реально перепугалась, хотя сама на полном серьезе рассматривает возможность развода. Но то она, а то он, конечно…
— На самом деле очень простая. Я вообще пришла к выводу, что ежели некоей вполне житейской проблеме требуется невероятно сложное решение, то оно, решение это, скорее всего, полная туфта. Это…Люд…я сейчас использую плохое слово, матерное, хотя и стараюсь такого не делать, просто оно наилучшим образом подходит, и вряд ли возможно найти достойный синоним.
Люда, погруженная в свои мысли, лишь махнула рукой.
— Заебаться, Люд. Вот что тебе сейчас действительно нужно. Причем не чем-то таким, чем ты ежедневно…ну, ты поняла, в общем, это слово я повторять не хочу. Нечто такое, чего до сего дня ни ты,
