большим, чем просто садом, был для Кагуи мир, в котором она должна была прорасти новым Божественным Древом, чтобы уничтожить всякую жизнь, всякое напоминание о том, кто эту жизнь там посеял.
Я почти зеркально повторил жест Кагуи и коснулся ее щеки. Женщина наклонила голову, прижимаясь к моей ладони и прикрыв глаза. На ее губах появилась неожиданная улыбка. Нежная и мечтательная. Она была подобно блеску чистого металла, проступившему из-под корочки серого шлака. Спрятанные глубоко в душе чувства выглянули наружу, прорвавшись сквозь скорлупу черствости, холодности и надменности.
Эта улыбка не прощает всего того, что Кагуя сделала. Но, кажется, я начинаю лучше ее понимать. Откровенно говоря, не уверен, что ей нужно прощение. Да, методы у Кагуи в духе Ооцуцуки, однако сильно ли я отличаюсь от нее? Ее мотивы мне понятны, цели ясны. Я не согласен с путем, который она выбрала для достижения этих целей, но она полезна. Она может стать союзником. Возможно, даже кем-то большим. Может, я слаб и просто поддаюсь ее очарованию, все же не зря облик Курамы так совпадает с внешностью Кагуи. Но, с другой стороны, кто-то мог простить Обито. Почему нельзя поступить так же с Кагуей?
— Хагоромо так и не решился показаться перед тобой, — заметил я, нарушая хрупкую тишину.
Это были не самые уместные слова. Но мне нужно было узнать, как отреагирует на них Кагуя, чтобы составить о ней впечатление. Подвержена ли она давлению чакры, и насколько устойчива ее психика.
— Я увидела, что произошло после моего запечатывания, через Зецу, — мягко ответила Кагуя, не открывая глаз и продолжая прижиматься к моей ладони. — У мальчишки проснулась совесть после всего, что он натворил.
— Он поддался Проклятию Ненависти? — высказал я свои догадки.
— Любовь к девушке, которая пожертвовала жизнью для Шинджу, обернулась для него ненавистью ко всему, что я создала, — ровным тоном поведала Кагуя. — Наш сын возжелал мести и был готов уничтожить мир, чтобы достичь своей цели. И он уничтожил его. Чтобы в итоге самому повторить мой путь.
В чем-то слова Кагуи опять повторяют то, что я впервые услышал от Мито. С тех пор я успел более подробно изучить мифы Узумаки. Даже членов клана Кагуя, которые жили до чистки, расспросил. Перечитал Книгу Разрядов Роурана, побывал в стране Редаку. И, вообще, больше узнал о биджу, Шинджу и прочих делах древности. В прошлом Кагуя не усыпила всех людей, пусть ее техника и затронула немалую часть континента, но оставались разные страны и народы.
Когда Древо-Бог пустил корни, начали истощаться Драконьи Жилы и пропадать Камни Гелела, за счет которых ранее жила старая западная империя, прародина королевского рода Роурана. Государство, контролировавшее весь континент, начало ослабевать. Нестабильная ось вращения планеты сделала свое черное дело, и началась череда неурожаев, без Камней Гелела исправить положение не удалось, истощение Рюмьяку только усилило неурожаи. Начались войны. Переселение народов, распад империи, постоянные войны и смерти. Шинджу рос, питаясь кровью и болью умирающих насильно людей, впитывая их ненависть и умножая ее. Вечное Цукиёми в то время сломало порочный круг, снизило количество голодных ртов, дало годы мира. Под руководством Кагуи ее страна стала новым доминирующим государством, самым процветающим и многолюдным. Сила Ооцуцуки позволяла справляться с неурожаями и подавлять войны, подчинять другие страны.
— Та девушка, которую любил Хагоромо... Хаори, — вспомнил я ее имя. — Она пошла на ритуал добровольно, примерно понимая его последствия?
— В этом была суть ритуала, — согласилась Кагуя. — Жертвы Шинджу должны были быть добровольными, чтобы вымыть из него ненависть, чтобы чакра Джуби была чиста. Люди знали, идущие к Древу выбирали его в поиске бессмертия, избавления от старости, от смертельной болезни, от страданий, от страха потерять себя в лапах демонов той стороны. Джуби стал раем до того, как Хагоромо создал Чистый Мир. Где также собирает души, чтобы использовать их чакру, когда это ему необходимо.
Кагуя замолчала и открыла глаза. Только два. Алый Ринне-Шаринган на лбу остался закрыт, осталась лишь тонкая щель сомкнутых век, напоминающая глубокую морщинку.
— Хагоромо всегда был сложным мальчиком, — на лице Кагуи появилось странное выражение теплой грусти. — Наверное, ему не хватало отца. И моей любви... Он благодарил меня, когда получил Мангекьё Шаринган и Риннеган. Ненависть тогда поглотила его печаль. Я не могла оставить чакру в руках такого человека. Я не смогла воспитать его. Прости.
— Наверное, это мне нужно просить прощения, — покачал я головой. — Я никогда не был хорошим мужем и отцом в этой жизни. И прошлой... В прошлых, скорее всего, тоже не изменял себе.
Кагуя печально скривила губы и отвернулась. Взгляд ее жемчужных глаз упал на зеленые леса и луга. Она убрала руку с моего лица и плавно опустилась на землю. Босые ноги коснулись земли и утонули в мягком мхе, покрывшем мелкие камни. Женщина провела рукой по высокой траве, словно приглаживая ее, и глубоко вдохнула свежий запах цветов.
— Тебе нравится? — спросил я, с удивлением заметив на лице Кагуи счастливую улыбку, быстро пришедшую на смену печали.
— Ты сам научил меня любить их... — отрешенно ответила Кагуя и напела слова знакомой песни: — Птицы, звери и жуки, древа да цветы, любовь вырастил к ним в сердце ты моем. И услышав шепот ветра, я вернусь тогда к тебе...
— Есть еще две планеты, которые я начал заселять, — вспомнил я. — Одна похолоднее, там получилось воссоздать тундростепи с мамонтами и пещерными львами. А другая гораздо теплее, там живут динозавры. Те животные настолько похожи на динозавров, насколько я смог воссоздать их геном из костей, добытых в Редаку, и смешав его с геномом современных птиц.
Туда я планировал переправить беженцев с Луны, если Земля окажется для них слишком негостеприимной.
