— С другими аналогично.
Высокий чин из МВД кивнул и попросил перебросить запись на флешку:
— Терроризм мы им не пришьём, но упоминание жидо-рептилоидов вполне тянет на разжигание межнациональной ненависти в составе организованной группы. Двушечка условно каждому светит, если, конечно, психиатры не станут возражать. Но это вряд ли.
— Да без разницы сколько дадут, лишь бы вокруг Любимовки не бесновались.
— Не будут, — заверил Григорий Романович. — А если найти организаторов, что на записи в красных куртках…
Самарин мысленно пожелал ему удачи в этих безнадёжных поисках. Замордованных злыми водителями координаторов акции успели препроводить в пятнадцатый век и там вежливо допросить без оглядки на гуманизм и права человека. Тех, кто был в состоянии говорить — набитый кусками рафинада носок здоровья организму не добавляет. Его добавляет портал в прошлое, и тогда можно будет поспрашивать ещё раз.
Пока же стало известно следующее — целью грубого наезда была целительская практика Андрея Михайловича. Точнее, зарабатываемые ей деньги. Ещё точнее — возможность присосаться к выгодному делу и поставлять кандидатов на излечение за весьма нескромный процент. На Самарина аж лихими и гнусными девяностыми повеяло.
Адепты горящих рябин Нечерноземья удачно подвернулись в качестве инструмента психологической обработки — зять председателя фракции РСДРП в Государственной Думе, и задумавший нехитрую комбинацию, пообещал поклонникам тамбовской отшельницы Пелагеи помощь в проталкивании давно ожидаемого ими закона о наследственных вотчинах. Не было бы рябинников, подошли бы любые другие, то так уж совпало.
В наблюдательности Григорию Романовичу не откажешь, и он обратил внимание на едва заметную усмешку Самарина:
— Вы что-то знаете, но не расскажете. Так?
— Так, — согласился Андрей Михайлович. — Извините, но это не ваша весовая категория.
— А если министр…
— Вот приедет, тогда и поговорим.
— Договорились, — с улыбкой кивнул Григорий Романович. — Двадцать первое февраля в вашем расписании ещё не занято?
— Свободно, — тоже кивнул Самарин. Буду ждать, и если не случится… Впрочем, я предупрежу.
— Ещё один вопрос, Андрей Михайлович, и мы можем перейти к процедурам.
— Да хоть два!
— Так вот, Андрей Михайлович, поступила информация о готовящемся теракте. Собственно, это не вопрос а такая вот информация.
— Теракт? На меня собираются устроить покушение?
— Наоборот, нам сообщили, что вы его готовите, и закупаете крупные партии ингредиентов для изготовления взрывчатки.
— Бред!
— Кто спорит, конечно же бред. Но нам нужно хоть как-то отреагировать на сигнал.
— Ещё один жадный мальчик, пожалевший о потраченных на лечение деньгах?
— А что вы хотите? Людей портит не только квартирный вопрос, денежный ничем не хуже.
— В задницу посылайте жадных мальчиков!
— Мы так и делаем, но…
— Да удобрения это для лекарственных трав! И средства для борьбы с их вредителями. Если бы вы знали, Григорий Романович, какую нагрузку получает окружающая среда при передачи энергии человеку… Лекарственные травы являются естественными антеннами, а их отвар подстраивает организм под нужную частоту тонкой материи. И особую роль в этом играет…
— Эргегор! — догадался Григорий Романович.
— Он самый, — подтвердил Самарин, и в очередной раз дал себе обещание посмотреть в интернете значение этого хитрого слова. — Если вопросов больше нет, то не приступить ли нам к возвращению вашей молодости?
* * *
За всеми этими заботами Андрей Михайлович смог выбраться в любимый пятнадцатый век только через четыре дня, где его сразу же огорошил Филин:
— Княже, ганзейские наёмники Псков взяли, а Новгород им сам ворота открыл. Теперь совместно в силах тяжких подошли к Смоленску и осадили город. Князь Изборский подмоги просит, так как крестоносцы без присмотра по пятнадцать вёрст в день проходят, и скоро тоже там будут.
— Бля…
— Радиограмма от Полины Дмитриевны вчера вечером пришла. Боярыня просила быть на Москве по возможности.
Глава 2
Москва. Год третий от обретения Беловодья.
В Москве Маментий Бартош сдал кардинала Колонна, его письмо с наглым требованием соблюдать правила благородной войны и расписку о сотрудничестве лично в руки главе Государевой Безопасности Дионисию Кутузову, после чего получил указание ожидать вызова к государю-кесарю, который последует в самом скором времени. Дня через два-три, но никак не позже недельного срока. Уж в этом-то месяце точно вызовет, только разберётся с неотложными государственными делами.
И сразу после этого встал вопрос о размещении на постой. Так-то у Маментия хватало денег, чтобы снять трактир целиком и полностью лет на тридцать-сорок, но после ночёвок в лесу у костра хотелось чего-нибудь домашнего и уютного. Дружинники его десятка, у кого имелись в Москве родительские усадьбы, звали к себе, но от таких предложений Бартош отказывался. Все эти слуги, челядь, мамки, няньки, кормилицы… Ну их к чёрту!
Боярыня Морозова, у которой сейчас жила приёмная дочь Софья, тоже приглашала пожить в её кремлёвском тереме, но и это приглашение Маментий отклонил. Как представил, что придётся сидеть за одним столом с грозной государевой воспитательницей, так в коленках слабость появилась, и жутко сделалось до невозможности. Софью, конечно, нужно повидать и отдать подарки, благо среди добычи попались пристойные украшения на её возраст.
Проблему с жильём разрешил Влад Басараб, которому тоже некуда было податься:
— А ты знаешь, командир, что-то мне тоже захотелось чего-нибудь домашнего и уютного, чтобы все свои рядом, чтоб никакая свинья в чарку с медовухой не плюнула…
— Да, и мне вдруг такого захотелось, — поддержал волошанина Иван Аксаков. — И я знаю такое место.
— Это какое же?
— Казармы Московского пехотного полка.
— А нас туда пустят?
Иван засмеялся:
— Вообще-то мы должны были из учебной дружины попасть в этот полк. Да и попробовали бы они отказать в гостеприимстве любимым ученикам самого Лукьяна Петрищева!
— А я больше скажу, — добавил заинтересовавшийся разговором Одоевский. — Вопрос не в том, пустят нас туда или нет, а в том, удостоим ли мы своим посещением этих не нюхавших пороха тыловых крыс.
— При них такое не скажи, в драку ведь полезут.
— А что такого плохого в хорошей драке? Влад же хотел домашнего и уютного? Вот это оно и есть.
В принципе Маментий не имел ничего против казарм Московского пехотного полка, тем более расположены они в самом Кремле, и по непроверенным слухам обладают всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами от тёплых отхожих мест до терм по образцу старого ещё Рима, когда из особых труб течёт горячая и холодная вода. А что, вполне возможно слухи и не обманывают — в полку через одного Рюриковичи, вот родня и раскошелилась на обустройство драгоценных чад. Им же не в битвы ходить, а при государе пребывать непрестанно, Иоанн же Васильевич по младости лет из Москвы далеко и не выезжает. Особливый пехотный полк, прости хоссподи… И не путать с десятком особого назначения!
— Мы с вами! — одновременно заявили Василий Долгоруков и Иван Патрикеев, оба когда-то сбежавшие в учебную дружину от угрозы неминуемой женитьбы. — Нам тоже хочется медовухи.
Остальные дружинники десятка молча, но многозначительно похлопали по приятно тяжёлым кошелям, и это заставило Маментия забеспокоиться:
— Вообще-то мы про уют.
— Да, кивнул Пётр Верейский, — про уют и медовуху. Но её нужно купить заранее, потому что в полковой харчевне подают несусветную дрянь. За закусками… — после длинной речи Пётр вдруг вспомнил, что вообще-то он очень молчаливый человек, и закончил коротко. — Закуска крепость медовухи крадёт.
— Обойдёмся на сегодня дорожными припасами, а завтра видно будет, — махнул рукой Маментий. — Решено, идём в кружало, а потом в казармы. Только вот Дионисия Кутузова предупредить нужно, чтобы знал где нас искать.
