и вывести меня из себя.
Снова догнав меня, она перегородила мне дорогу, как это делала в самом начале нашего знакомства.
— Умереть хочешь? — прямо спросил я, окинув девушку ледяным взглядом. — Думаешь, у меня к тебе слабость, как к домашнему питомцу?
Девушка на миг вспыхнула, но мой голос или взгляд сбили с неё спесь, и она невольно отступила на шаг назад. Но, к моему удивлению, не сдалась.
— Так убийца мертв? — спросила она.
Хватает же ей наглости! И вообще, почему её так интересует эта тема? Может, дело в личности наёмника?
— Мертв. А тебе какое до этого дело? — прямо спросил я девушку.
— Просто интересно, — она пожала плечами.
— Да? — усмехнулся я. — Но ты ведь помнишь, кто я?
— Ну, да. Ярослав Распутин, и что с того?
Да, она, и правда, недалекая…
— Я некромант, и мертвые мне скажут гораздо больше, чем живые, а главное, охотнее, — на моих губах появилась холодная улыбка.
— Фу, мерзость! — Ирина скривилась от отвращения.
Я ожидал другой реакции. Если бы она была связана с наемным убийцей, мои слова должны были ее напугать. Но ничего такого не произошло. Неужели она просто настолько любопытная? Или глупая…
Я уже хотел было её прогнать, ибо Юсупова начала мне надоедать, но тут мне в голову пришла интересная идея.
— Кстати, я сегодня приеду к тебе в гости, — произнес я.
— Чего⁈ Нет! Нельзя! — перепугавшись, начала протестовать девушка, но я поднял руку, давая понять, что спорить бесполезно.
Юсупова замолчала. Вид у неё был растерянный.
— Это не обсуждается, — заявил я.
Юсупова изменилась в лице.
— Ярослав Игоревич, пожалуйста, не надо! — взмолилась она. — Я все сделаю, только не приезжайте ко мне домой! — продолжила девушка меня умолять, но я был непоколебим.
Плюс ко всему, меня начало терзать любопытство, почему она так не хочет, чтобы я заявился к ней домой. Вряд ли дело в отце: мы с ним могли и не встретиться. Явно он не сидит целыми днями дома. Да и вообще, едва ли он видится со всеми гостями дочери. Дворец-то у одного из богатейших родов Петербурга большой — я видел на фото. Сто двадцать помещений, как-никак.
— Поедем на моей машине. Это не обсуждается, — безоговорочным тоном заявил я и, не обращая больше на Юсупову внимания, пошел в сторону своего корпуса.
День предстоял довольно насыщенный в плане учебы, плюс, мне нужно было обдумать, каких результатов я смогу добиться, попав в дом кровного, причем в прямом и переносном смысле, врага.
На этот раз Юсупова догонять меня не стала. Видимо, решила, что лучше держаться подальше, а то мне в голову придёт ещё какая-нибудь шальная идея.
И правильно сделала.
Первым уроком было зельеварение — так, во всяком случае, его называли студенты. На самом деле, именовался курс куда длиннее и заумнее. Суть же его заключалась в составлении средств бальзамирования. Иногда это требовалось, чтобы сохранить трупы в нужном виде — на будущее, так сказать. Истоки брала данная традиция ещё в глубокой древности, когда люди пытались сохранить тела правителей, веря, что те продолжат существование в загробном мире. Начинался курс с мумифицирования органов, и лишь затем студентам доверялось обработать целый труп. Сначала мы пользовались древними средствами, а затем переходили к современным. Так что кабинет и лаборантская были заставлены смолами, эфирами, бальзамами, формальдегидом и множеством всяких реактивов. Особенно нравились эти уроки Шуйской, которая и по химии тащила лучше всех. Меня данная дисциплина тоже весьма интересовала, ибо как раз по современным средствам накачки тел я экспертом не был — по понятным причинам: в моём мире ещё ничем таким не пользовались. К тому же, памятуя о перспективах работы в похоронном бюро, я старался как можно лучше изучить эту науку — явно же пригодится.
Мне не терпелось перейти к работе с аппаратурой, которая тоже имелась в кабинете, но до этого было ещё далеко — к ней был должны были перейти только в следующем триместре. Пока же возились с природными веществами, по которым от нас требовалось составлять рефераты, доклады и так далее. Не говоря уж о практических работах.
Вела курс Софья Павловна, женщина лет сорока, очень стройная, прямая и строгая. Она всегда являлась на занятия в белоснежном халате и нарукавниках, чего и от нас требовала. Плюс мы носили защитные маски или очки — в зависимости от летучести и ядовитости реагента.
Преподавательница прохаживалась между рядами столов, заставленных склянками и центрифугами, зорко следя за тем, что мы делаем. А вот разговаривать во время урока не запрещала — считала, что это помогает приходить к лучшему решению. «Истина рождается в дискуссии» — одна из её любимых фраз.
Поэтому мы с Пожарским тихо переговаривались, обрабатывая сердца каких-то неизвестных. Откуда, интересно, академия берёт препараты для лабораторок? Не иначе, у заведения договор с моргом об использовании невостребованных тел.
— Ловко у тебя получается, — пропыхтел Пожарский, толстые пальцы которого неуклюже ковырялись в сердце, запихивая в него пучки пахучих трав. — Тебе бы микросхемы собирать!
— Для этого есть другие специалисты, — отозвался я. — Помочь?
— Нет, не надо. Я сам должен научиться.
Крепыш не только зельеваренье брал упорством. Ему многие предметы давались нелегко, но его усердие поневоле вызывало восхищение. Однажды он станет крупным специалистом. Звёзд с неба хватать не будет, но положиться на него можно будет точно. Такие середняки в любой отрасли нужны — они обеспечивают стабильность.
Время от времени Пожарский бросал быстрые взгляды на Василису, работавшую с печенью. Весьма увлечённо, надо сказать. Её движения отличались плавностью и даже некоторым изяществом. Было, чем полюбоваться.
— А вы с Васей друзья? — спросил вдруг, не поднимая головы, Пожарский.
— С кем? — не сразу понял я.
— Ну, с Рябушинской, — совсем тихо пояснил Фёдор, явно стараясь, чтобы девушка его не услышала.
— А! Да, общаемся. Не передашь пальмовое вино? Мне нужно промыть предсердия.
— Конечно, бро. Держи, — здоровяк придвинул склянку, стоявшую с его стороны стола. — А как у вас… Ну, в плане… — он замолчал, не зная, какие подобрать слова.
Я его понял, но помогать не собирался. Как и рассказывать, что связывает нас с Рябушинской.
— Вы встречаетесь? — выпалил, наконец, покраснев, Пожарский.
— Вообще-то, о таких
