Именно об этом говорил им Гесер, когда ночью зажёг костёр Великого Единения. Говорил простыми, понятными каждому словами.
Наверно, я бы и сам не мог сказать лучше.
Его слушали лесные духи, которые тоже чуяли беду.
Лесной ветер меж сосен шептал: «Он рядом. Он хотел бы прийти сюда для того, чтобы смущать вас, но сюда нет хода тем, кто когда-то был частью единого целого».
Я понимал, о чём он, но кто же именно ждёт нас дальше? Демон какой части расчленённого Атай Улана?..
Когда-то, в незапамятные времена, он пришёл с востока для того, чтобы уничтожить все земли, где жили люди. До нас воспоминания о тех событиях дошли в виде песен, таких старых, что даже духи, с которыми, как говорят, общаются шаманы, не могут вспомнить времена, когда те были написаны.
Люди в то время жили хорошо и богато, а мир был молод. Он только готовился быть наполненными новыми, человеческими смыслами и сказаниями. И вот: пришла смерть, которую никто и ничто не могло остановить.
В то время Атай Улану не было необходимости скрывать свои намерения, искать пути исподволь в человеческий мир, оживляя свои давно умерщвлённые части.
Он был на пике силы.
Говорят, одним своим дыханием он выжег целое поселение на берегу реки, когда охотники ходили за добычей, а в юртах были женщины да малолетние детишки.
Вернувшись, охотники нашли только обгорелые головешки там, где были их любимые. В этом истреблении не было иного смысла, кроме самого истребления. Со злой силой невозможно было договориться. И тогда они приняли свой последний бой у основания Долгой Сопки. И пали все, как один…
Все эти слухи доходили до Запада, где правил Кормуста Тенгри, великий духом воин.
Узнав про страшную опасность, грозящую людским землям, он начал свой поход на запад, чтобы остановить Атай Улана.
И где-то на берегу Байгаал-Далай произошла их великая битва.
Кормуста Тенгри одолел Байгаал-Далай, но силы, которыми пользовался злой дух, были неистребимы, потому что тоже лежат в основе самого мироздания.
И тогда, чтобы злодей не смог возродиться на земле, он расчленил его и спрятал части тела в разных уголках этого мира, настрого заповедовав людям подходить к таким местам.
Но люди есть люди.
Шли поколения. Страх перед силой, несущей гибель всему сущему, притуплялся. Всё сильнее проявлялось любопытство человеческое, а с ним — и честолюбие.
Появились те, кто ставил своей целью найти куски тела древнего демона, чтобы завладеть той силой, которую они скрывали.
Кормуста Тенгри надёжно спрятал части тела Атай Улана, однако же люди были настойчивы: за сотни лет, передавая из поколения в поколение крупицы знаний, они смогли вычислить те самые места.
Только силы людей нельзя сопоставить с той стихией, что ещё жила в останках.
Думая, что овладевают невероятным могуществом, шаманы не замечали, что это могущество овладевает ими.
Из них появлялись чудовища.
Я встретил Гесера тогда, когда он одолел их уже несколько, и не был свидетелем тех битв. Только рассказы моих попутчиков и товарищей помогают восстановить великие события.
Перед Гал Дулме, огненным демоном, был Орголи, повелитель тайги, невидимый гигантский хищник. А до него — пятнадцатиголовый Абарги Сасена.
В ту ночь мы сидели возле костра духов, которые собрались вокруг нас, внимательно оглядывая путников перед битвой.
И лишь в самом конце своей длинной речи Гесер сказал то, чего я ждал и больше всего опасался в душе.
Ему предстоит встретиться с Лобсогой. Великим обманщиком и искусителем.
Это я так сначала подумал, что ему. И лишь потом до меня дошёл скрытый смысл нашего тайного ритуала и беседы у костра духов: каждый из нас будет сражаться со своим ликом ужасного Лобсогоя.
После этой новости мы пошли по постелям, будто бы кто-то действительно рассчитывал уснуть после таких новостей.
Однако же, я видел, как товарищи мои приняли новости совершенно спокойно. Наверно, они слишком многое пережили в дороге, чему я не был свидетелем, и страх вместе с волнением больше не в состоянии смутить их сердца.
Однако же мне было тревожно. Я видел, что сам Гесер понимает моё состояние.
«Это какая-то неправильная битва», — думал я. Ведь во всех песнях именно герой побеждает демона. Сам герой, а вовсе не его свита…
И только лишь потом я понял, что это и есть его битва. Смог ли он вдохнуть достаточно сил в такую разную компанию, чтобы мы могли рассчитывать на победу?
Глядя на то, как спокойны мои товарищи, я начинал думать, что да. Это возможно.
Но червь сомнения всё равно продолжал грызть моё сердце, будто волк голодной зимней ночью грызёт лед, впитавший кровь его прошлой жертвы…
Той ночью я так и не уснул толком.
Ещё до рассвета моё внимание привлекли тихие шаги за окном моего жилища. Я поднялся и выглянул наружу. Увидел, как один из нас по имени Иван толкает свой мотоцикл.
Мне стало любопытно: он, ещё вчера так смело принявший новости о предстоящей битве с Лобсогоем, не собирается ли уйти своей дорогой, бросив Гесера?
Если так — что вскоре на этой земле, и на всех сопредельных землях на восток и на запад будут петь совсем другие песни…
Нет, даже Лобсогой недостаточно силён, как его прародитель Атай Улан, чтобы уничтожить весь человеческий мир сразу. Но он откроет шире дверь. За ним придут и другие. Сопротивляться может стать сложнее, и, в конце концов, если не найдутся новые герои, человечество всё равно падёт.
Я оделся. Собрал вещи. Спустился и выкатил собственный мотоцикл.
Да, утром все будут спрашивать друг друга: где двое наших товарищей? Но ведь есть телефон, и они смогут позвонить нам, как только окажутся в зоне приёма.
Но я должен хотя бы посмотреть, что собирается делать Иван. И, возможно, попытаться убедить его. Может для того, чтобы он остался вчера не хватило лишь несколько слов — которые у меня, вполне возможно, нашлись бы.
Уже возле ближайшего поворота на большую дорогу я понял: он не уезжает.
Это значит, что он сам, первым услышал зов Лобсогоя, но пока не осознаёт этого.
Надо ли мне продолжать ехать за ним? Ведь Гесер ясно сказал, что эту битву мы должны выиграть вместе — но каждый по отдельности.
Ещё я подумал: «Что, если это и есть моё испытание?»
И тогда продолжил свой путь, держась в отдалении, чтобы Иван не заметил меня и мой мотоцикл.
Он остановился на заправке. Я наблюдал со стороны, как он пьёт кофе. И мне в груди становилось тесно: это ведь тоже ритуал, перед решающей битвой. Как на фронте во время большой войны…
Иван поехал на север — туда, где недавно построили новый красивый дацан.
Я проследил, как он встал на парковку и зашёл на территорию.
Свой мотоцикл мне пришлось оставить внизу, иначе Иван мог услышать двигатель, и я бы рисковал испортить его собственную битву.
Я ждал его у начала тропы возле дацана. Много минут. И лишь когда понял, что Солнце поднимается всё выше, а он не возвращается — решил пойти за ним.
К тому же, вокруг совершенно не было людей. Машины стояли будто брошенные. Как будто никто не проснулся и не стремился заняться делами с началом нового дня.
Я знал, что так выглядит самое тёмное колдовство, которое связано со временем.
Спустившись, я увидел, что Иван стоит напротив Лобсогоя.
Его тело почти окаменело, стало гранитным, но на устах продолжала играть улыбка.
Я видел, что он о чём-то говорил с демоном.
Он считал, что побеждает, это было понятно по глазам — при этом совершенно не обращая внимание на то, что происходит с его собственным телом!
Для Лобсогоя слова не важны. Ему важно то, что чувствует противник. И тогда он начинает им управлять.
Всего лишь продолжая говорить с врагом, Иван давал ему оружие против себя. Сам разговор был соблазном, а совсем не его содержание, как, должно быть, думал мой погибающий товарищ.
Я сделал несколько шагов вниз и почувствовал, как густеет воздух. Каждый шаг требовал всё больших усилий, будто я сначала погрузился в воду, а потом — в густой кисель. Даже дышать становилось всё сильнее.
