Лобсогой почуял меня. На его затылке выросло второе лицо. Он глядел на меня чёрными глазами и улыбался, обнажая острые зубы.
Я не собирался сдаваться: изо всех сил напрягая лёгкие я попытался крикнуть, взывая к Ивану. Но тот всё ещё был слишком увлечён разговором, глядя на первое лицо демона.
Чувствуя, как трещат сухожилия, я боролся. До последнего. Уже понимая, что у меня нет никаких шансов.
И лишь перед самым концов, за секунду до своей гибели. Зная, что в моей груди больше нет воздуха для дыхания я понял суть своего собственного испытания.
Я отвернулся от Ивана, обуреваемого демоном. Посмотрел на синее небо. Постарался впитать его спокойствие. И наконец-то смог вдохнуть полной грудью.
С каждой секундой я чувствовал, как возвращаются силы. И я сделал первый шаг — в обратном направлении. Потом ещё один. И ещё…
Не могу сказать, что это было легко. Я чувствовал себя никчемным, бесполезным, даже предателем. Ведь именно я оказался самым слабым из всех. Самый новенький — и самый немощный. Который не смог быть орудием Гесера, и который дал ему проиграть, возможно, самую важную битву.
Где-то в моей голове билась мысль, что лучше мне умереть на месте, чем жить дальше таким.
Но я по-прежнему глядел на синее небо. Представлял себе гладкие воды Байгаал-Далай. Думал о том, как зимой они превращаются в толстый лёд, неподвластный никаким волнениям. И это помогало держать мою душу на расстоянии от ядовитых мыслей, наполнивших моё сознание.
Я двигался вперёд. И ещё вперёд.
И вот: конец тропы.
Подул тёплый ветер. Вдруг запели птицы. А ведь только что была идеальная тишина!
Колдовство демона отступало.
Всё ещё не думая о проигранной битве, я посмотрел в сторону ворот дацана.
И там я увидел Гесера. Он улыбался, глядя мне в глаза. А потом распахнул руки, раскрывая объятия.
Всё ещё ничего не понимая, но чувствуя, как меня переполняет радость и спокойствие я пошёл ему навстречу.
И лишь потом увидел, что по правую руку от великого воителя и героя стоит Иван.
Его тело было самым обычным, от камня не осталось и следа. И улыбался самой обычной улыбкой, безо всякого восторга от мнимой близкой победы.
Гесер крепко обнял меня. Посмотрел мне в глаза и сказал: «Благодарю тебя, благородный сказитель. Ты сделаешь наш подвиг бессмертным назиданиям будущим поколениям».
Иван посмотрел мне в глаза. Потом спросил:
— Ты видел меня? Там?
— Да, — кивнул я.
— Скажи, брат, как это было?
— Ты становился похож на статую. На гранитный столб, — ответил я.
Уста Ивана тронула улыбка.
— Да. Это было похоже на то, чем он пытался соблазнить меня.
— Прости, брат, не понимаю. Что же это могло быть? Сила гранитной скалы?
— Бессмертие, брат. Это было бессмертие холодного камня…
Мы всё ещё глядели друг другу в глаза. И Гесер, стоявший рядом, ждал, когда солдаты его войска будут готовы двинуться дальше.
— На что же был похож я? — задал я свой вопрос.
— На огонь, брат. Ты сгорал заживо, — ответил Иван.
— Как странно… а я ощущал, что могу задохнуться, как под водой, без воздуха.
— Чем же он испытывал тебя, брат?
Мне пришлось задуматься, чтобы найти верный ответ.
— Гордыней, брат, — сказал я. — Он испытывал меня гордыней. Я считал себя слишком незаменимым.
Гесер кивнул. Потом сказал:
— Остальные уже выехали и сильно беспокоятся. Надо позвонить или написать им. Рассказать, где мы встретимся.
Я думал, теперь у нас будет пир. Или же мы будем отбивать остальных из лап того же обманщика, которого только что одолели.
Но нет: Гесер привёл нас в грузовой порт.
Место было будто полузаброшено. Полоска воды, старый портовый кран.
Мы стояли тут минут сорок, когда подъехали другие воины нашего отряда. И лишь потом я спросил:
— Зачем мы здесь? В таком странном месте?
Гесер посмотрел на меня и улыбнулся.
— Разве ты ещё не понял? Кто подскажет?
— Мне не нравится здесь, — сказала одна рыжая воительница из нашего отряда. — Тут дурная энергетика.
— Тут погибло много людей, — кивнул Гесер. — И это — его врата. Путь, через который он хотел одолеть нас.
— Мы загнали его сюда. Обратно. А, значит, теперь наступает время моей битвы.
Гесер снял кроссовки и джинсы. Потом подошёл к самому краю воды у порта.
Он сделал шаг дальше. Любой из нас упал бы тут же в тёмную воду — но Гесер будто шёл по воздуху, по невидимым ступеням, медленно спускаясь к чёрной воде.
Когда до воды оставалось совсем немного, сама её поверхность тоже расступилась, открывая провал, внутри которого клубился чёрный дым.
Гесер поднял голову и посмотрел на нас. Его карие глаза лучились золотым светом.
Отрывок из романа «Золотые реки»*
*автор Гаврилов Пётр Семёнович, экономист и золотопромышленник. Один из создателей нейроэтики — направления науки о поведении электронных систем. Достижения этой науки позволили предотвратить возникновение так называемого «парадокса перворождения» и сохранить возможность сосуществования продвинутых систем искусственного интеллекта и человечества.
Август. Разгар сезона. Драга работает без сбоев уже неделю. Содержание золота на этом участке реки оказалось выше прогнозного. Это значит — зарплаты и премии для коллектива. И новые возможности развития для всего предприятия.
Можно, наконец, вертушку попробовать забрать из тайги. У него уже родился план спасения: «Урал» до тех мест пройдёт, даже нагруженный турбиной. Лопасть можно использовать как кран — накинуть на неё петлю, потом демонтировать отказавший агрегат, после чего поставить новый.
Повозиться придётся — но оно того стоит. Он уже начал привыкать к мобильности, которая даёт винтокрылая машина, и не хотел с ней расставаться.
Ми-2 они купили прошлой осенью, у разорившегося аэроклуба. В принципе, вертушка была «на ходу», только вот регламенты все вышли, конечно.
Основное они смогли сделать на своей базе, под его руководством. Вроде всё по инструкции было, и поначалу машинка радовала: возила хозяина по всему краю и за его пределы.
Что и говорить: он расслабился, перестал замечать тревожные признаки в работе движка. Да и, положа руку на сердце — заметить их было сложно. Всё ж таки машина не новая, многое списывалось на возраст.
Турбина отказала не сразу. Сначала упала мощность. Потом — показатели давления. В кабине запахло палёным, и он совершенно правильно решил вырубить движок.
Хотя спускаться на авторотации — это испытание для психики пилота. Но вот с выдержкой у него как раз всё было в норме.
Сел благополучно. Даже шасси не повредил: подвернулась в тайге подходящая полянка, совсем небольшая — как раз ровно для того, чтобы лопасти не разнесло о деревья.
И вот сидит он в машине. Слушает, как наверху остывающий металл потрескивает. О чём он думал? О жизни своей непростой и, чего уж там, грешной? О том, что почему-то в миг опасности жизнь вовсе не мелькала перед его глазами. Наоборот: лишь одна мысль поселилась в голове: надо жить дальше. Жизнь — это вообще здорово и интересно, а уж с деньгами и возможностями…
О сыне правда вот вспомнил. Мог ли он даже представить ту жизнь, которой живёт он, когда сам был ребёнком? Наверное, нет. Да и не захотел бы он в то время такой жизни.
Тогда ведь идея была. Вера настоящая. В то, что все люди могут жить достойно, а не бороться каждый день за выживание, выгрызая себе путь к свету среди себе подобных…
Он вздохнул и пошевелился в кресле. Что ж, руки-ноги целы, ни царапины. Вот уж свезло так свезло.
У него не было с собой ни спутникового телефона, ни навигатора. А ведь он даже по радио ничего не успел передать, когда началось! Даже не подумал об этом. Дурак. Потому что теперь радиостанция не желала включаться.
Аккумуляторы сели в конец… почему так? Резкий скачок потребления при спуске? Не понятно. Может, тут тоже была неисправность, которая сказалась и на турбине?
