Ты куда нас ведёшь? — попробовал я по дороге домотаться до охранника.
— На аттракционах кататься, — объявил тот. И заржал.
Пошутил, типа, скотина. Я обиделся и отстал.
Молчал до самого места прибытия — очередного тесного, унылого помещения, в которое затолкнули нас с Фионой.
— Раздевайтесь, — приказал охранник. — Одежду — сюда, — кивнул на скамью, стоящую под рядом вбитых в стену крюков. Больше в помещении не было ничего, кроме здоровенного пластикового бака.
Охранник нырнул в бак и вытащил оттуда две пары картонных тапочек. Объяснил:
— Это — на ноги.
— Надо же, — удивился я. — Спасибо, что предупредил! Я хотел на *** напялить.
Охранник насупился и повторил:
— Раздевайтесь.
— И не подумаю, — возмутилась Фиона. — Я стесняюсь раздеваться при посторонних!
— Ты же, типа, мужик, — напомнил я.
— Ну и что?
И правда.
Сам-то я излишней стеснительностью никогда не страдал, и на голую Фиону поглазеть тоже не отказался бы. Мало ли, кем она там себя считает. Решил подать пример и снял агентский пиджак.
Вспомнил, что у меня была еще перевязь с мечом и кинжалом, но в камере её почему-то не обнаружил. Похититель отжал, не иначе. Ничего, сиротинушка, погоди! Доберусь до тебя. Тоже мне, любитель средневекового оружия нашёлся.
— Костя, это нарушение наших гражданских прав, — объявила Фиона. Упёрла руки в бока и поправила несуществующие очки. — Они не могут заставлять нас раздеваться в присутствии посторонних, это попрание этических норм!
— Поговори мне ещё, — прикрикнул охранник. — И вообще. У вас же секс, сами сказали! Ты что, парня своего стесняешься?
Я посмотрел на покрасневшую до корней волос Фиону и понял вдруг, что стесняется. И что скорее умрёт, чем разденется — неважно, в моём присутствии, или кого-то ещё. Филеас в данном случае затоптал кошкодевку из дома терпимости наглухо.
— Как ты с женой-то спал? — вздохнул я.
Фиона покраснела.
— Это происходило в темноте. И не очень часто.
— Гхм. А на хрена вообще женился?
— Моя матушка решила, что пора. Ей очень хотелось понянчить внуков.
— О как. Ты не говорил, что у тебя дети есть. — Я вдруг подумал, что дети Филеаса запросто могут оказаться постарше меня. У него, может, и внуки уже.
— Их нет, — грустно сказала Фиона. — Матушка умерла через два года после нашей свадьбы. За это время у нас с Моникой никто не родился, а потом как-то и необходимость заниматься этим вопросом пропала.
Н-да. Если все родители сожительствуют по такому принципу, моим определённо повезло, что обе бабушки до сих пор живы.
— Долго болтать будем? — прикрикнул охранник. И взялся за дубинку.
Разводить нас по разным помещениям явно не собирался.
— Я отвернусь, — пообещал я Фионе. — Не буду смотреть, честно. А на этого ублюдка просто не обращай внимания.
— Сам ты ублюдок, — обиделся охранник, — а я на работе. Мне, может, на хрен не сдалось на вас глядеть — только куда деваться-то? Отвернусь, а вы башкой стену пробьёте и наружу выскочите.
— Вот, — кивнул я, — на работе человек. Считай, мебель, — и честно, как обещал, отвернулся. Взялся за пуговицы рубашки.
— Это ужасно! — пропищала за спиной Фиона. — Это немыслимое нарушение гражданских прав!
— Нас похитили, вообще-то, — расстегивая брюки, напомнил я. — Какие уж тут права.
— Ничего, Костя, — сказала Фиона. Голос дрогнул, и я понял, что её сейчас, заставив раздеться, очень серьёзно обидели. Так мощно, как, может, Филеаса никогда в жизни не обижали. — Мы им ещё покажем! Мы отомстим за унижение.
— Обязательно, — пообещал я. Разулся, снял штаны и кинул их на скамью, оставшись в одних трусах и картонных тапочках. — Вот, прямо сейчас и начнём. Веди, начальник.
Фиону вывели из камеры первой, меня за ней. Я успокаивал себя тем, что об этом не просил, так получилось. И не могу же с закрытыми глазами идти.
Давно понял, что Фиона в моём представлении странным образом раздвоилась. Сексапильная кошкодевка существовала отдельно, затюканный женой приятель-собутыльник Филеас — отдельно. Что характерно, друг другу они совершенно не мешали.
Так, на упругую попку и тонкую талию идущей впереди Фионы я любовался без всякой привязки к Филеасу, ещё бы не хватало. И жалел о том, что грудь Фиона, по стеснительности, прикрывает руками.
* * *
— А это что за хрень?!
Охранник привёл нас в помещение, похожее одновременно на медицинский кабинет и мастерскую, в которой у меня на сервисе жестянку делали.
Широкое кресло, облепленное жутковатыми приборами, а на стене развешаны инструменты, от молотка до перфоратора. Две высоких, до самого потолка, этажерки с выдвижными ящиками — я был готов спорить на что угодно, что в них лежат запчасти. Но убило меня не это. Самая жуть находилась на другой стене.
Там висели человеческие позвоночники — в школе в кабинете биологии у нас стоял скелет, я запомнил, как они выглядят. А из позвоночников зловеще торчали в стороны металлические шунты. Сами позвоночники тоже жутковато посверкивали металлом.
А нас с Фионой, на минуточку, раздеться заставили. С непонятной, между прочим, целью.
— Это что?! — заорал я. И ткнул пальцем в позвоночники. — Опыты над людьми запрещены Женевской конвенцией сорок девятого года!
— Скажите, какой нервный, — возмутилась полная женщина лет пятидесяти, в белом костюме и прозрачных защитных очках. Она выплыла нам навстречу из глубины кабинета. — Что, имплантатов никогда не видел?
— В жизни бы не видал, — искренне заверил я. — Что это?
— Где господин Жан-Поль его взял? — сварливо осведомилась женщина у охранника. Перевела неодобрительный взгляд на Фиону. Подошла ближе и заглянула ей за спину — видимо, хотела убедиться, что хвост — не муляж, и действительно растёт непосредственно из задницы. — А это еще что?!
— Новенькие, — объяснил охранник. — Парень — из закрытого мира какого-то. А девка — с Кошачьего Е@лища, они там все такие.
— Тьфу, срамота, — сплюнула женщина, — создают же миры! — Прицельно посмотрела на меня. — Гонщик — он?
— Ага, — кивнул охранник. — Только вчера притащили.
— Буйный?
— Да не особо. Хотя, чёрт его знает.
— Буянить не будешь, дружок? — осведомилась женщина у меня. Подошла и принялась ощупывать — ловко, деловито, каждую мышцу от шеи
