— Что еще за дом в пригороде Мариуполя, и зачем он мне нужен? — переезжать пусть даже к побережью Азовского моря из Москвы супруга Александра уж точно не имела никакого желания. Особенно в статусе «разведенки» втроем с детьми и без мужа! Но и не поинтересоваться по какой причине её второй половинке вдруг понадобился дом у моря, не могла. Ведь женское любопытство требовало быть удовлетворено. А что касается скандала, то его виделось возможным закатить в любой момент. Как-никак во все прежние годы их совместной жизни супруг не давал ей никаких поводов обеспокоиться за семейное счастье, в отличие от многих и многих прочих красных командиров, что едва ли не показательно постоянно ходили налево от своих жён.
— А вот сейчас слушай очень внимательно, не перебивай, не восклицай и, ежели захочешь что-то уточнить, говори шёпотом, поскольку даже здесь у стен есть уши. А нашу московскую квартиру вовсе могут прослушивать на постоянной основе, — подойдя вплотную к супруге, очень-очень тихо произнес ей на ушко Александр. — Так вот, во время своей «боевой командировки» я не только воевал в Испании, но и выполнял ряд важных правительственных поручений во Франции. И так уж вышло, что там, находясь в Париже, столкнулся нос к носу со старым другом моей семьи, который покинул Союз еще на заре становления советской власти. Он-то мне и поведал, что, когда в Европе свирепствовала эпидемия испанки, под удар этой болезни попали мои дальние родичи. Те Герканы, которые остались жить в одном из германских княжеств, когда мой далекий предок переехал в Россию в поисках лучшей доли. И, как выяснилось, на протяжении аж сотни лет наши семьи не теряли друг с другом связь. Она оборвалась лишь с трагической смертью моего отца, поскольку он банально не успел передать мне информацию об этом, а мать погибла задолго до него при родах второго ребенка. К тому же, уже началась Империалистическая войны, отчего всякая связь оказалась вовсе прервана на многие годы. А после я вступил в Красную Армию и приходившие на мой бывший адрес в Петрограде редкие письма от германской родни, попадали в руки того самого друга семьи, — принялся развешивать изрядно кучерявую лапшу на уши своей благоверной Геркан. — В общем, рассказывать об этом можно долго. Но главное заключается в том, что я совершенно внезапно оказался единственным наследником тех, немецких, Герканов, поскольку все их сыновья и внуки погибли на фронтах войны, а девочек в семье не народилось. Старики же как раз и померли в 1921 году от болезни, после чего всё их имущество оказалось в подвешенном состоянии. А имущества там было много. Очень много! — аж выкатил свои глаза Александр в попытке наглядно показать собственное удивление от величины упавшего на голову наследства. — Даже не так. Безумно много! Их поверенный распродал всё и положил деньги в швейцарский банк под процент, где те и лежали, накапливаясь до недавнего времени. А именно, пока я, как единственный законный наследник, не вступил в свои права. Благо Дмитрий Сергеевич — так зовут помогшего мне человека, — на всякий случай пояснил краском, приплетя сюда Навашина, — стал в Европе очень уважаемым банкиром и знал, что и как следовало сделать, дабы эти деньги достались-таки мне. Так что, моя дорогая, мы с тобой сейчас миллионеры! Долларовые миллионеры! Но только не здесь, — обвел он руками вокруг себя, явно не имея в виду лишь выделенную им для постоя комнату, — а там.
— И много там этих миллионов? — на время вовсе позабыв о том, что поначалу хотела разобраться с разводом, аж с придыханием поинтересовалась Наталья. И её можно было понять! Не каждый день муж повествовал ей о том, что они оказывается самые натуральные богачи. Причем богачи не по советским, а по европейским и американским меркам!
— Почти восемь миллионов американских долларов. Это свыше сорока пяти миллионов рублей по официальному курсу, — не стал раскрывать всей истины Александр, поведав лишь о средствах на основном счетё.
— Господи Боже! — шепотом воскликнула истинная комсомолка и перекрестилась. — Это же… Это же… Это же о-го-го! — так и не сумев подобрать должное слово, способное описать охватившие её эмоции, как смогла выразила своё восхищение гражданка Геркан.
— Именно что о-го-го! — приложив указательный палец к губам, покивал в ответ головой краском. — И за такое о-го-го с нами тут может случиться очень нехорошее а-та-та. Ведь если кто чужой прознает об этой нашей «маленькой» тайне, мы очень-очень быстро познакомимся с сотрудниками НКВД, что сделают нам предложение, от которого мы не сможем отказаться. В итоге, в лучшем случае мы отправимся покорять Колыму до конца своих дней, а наши деньги упадут на счет фонда индустриализации СССР. Или еще куда. Но уж точно не в наши с тобой карманы и не в карманы наших детей.
— И…?…? Для чего тебе понадобился-то этот развод и дом у моря? — несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, дабы несколько успокоиться, Наталья вновь нашла в себе силы вернуться к деловому тону и изначальной теме беседы. Понятно было, что как-то это всё взаимосвязано. И вот теперь она желала разузнать, что именно придумал её муж.
— Да потому что официально мы с тобой никак не сможем выехать за пределы Советского Союза! Даже если бы тебе вдруг сильно-сильно повезло выиграть в лотерею туристическую поездку за рубеж, поверь, тебя бы очень быстро убедили взять свой приз деньгами. Всё же я не простой рядовой красный командир, а заместитель начальника Автобронетанкового управления. И в этой голове, — постучал он пальцем себе по лбу, — хранится столько секретов, что меня скорее убьют, чем отпустят с миром. И тебя со мной тоже! А дом у моря нужен для того, чтобы организовать тебе с детьми алиби, и одновременно открыть путь к не сильно законному методу покидания родины, который я только и смог отнести к реализуемым из очень немалого числа обдуманных.
— Алиби? — нахмурив брови, уточнила супруга Александра. — Зачем нам какое-то алиби, если ты планируешь вывезти нас всех из станы?
— Чтобы выжить, — как о чём-то само собой разумеющимся, пояснил Геркан. — Чтобы банально выжить. Ведь, если мы просто исчезнем в один прекрасный день, по наши души тут же пустят ищеек. И, уж поверь мне, возможностей обнаружить беглецов у нашей разведки имеется ой как немало. В газетах об этом не пишут и по радио не говорят, но всевозможных невозвращенцев и сейчас насчитывается огромное количество. Дипломаты, моряки торгового флота, представители торгпредств, да те же сотрудники разведки — кто только не бежит. И на кого-то даже машут рукой. Мол, сбежал, ну и хрен с ним. Никакой опасности это человек для страны не представляет. Тогда как за носителями секретной информации мгновенно начинается загонная охота. И многих из них находят, а после устраняют на месте, либо же похищают и привозят на суд в Москву. Потому, чтобы впоследствии ежесекундно не оглядываться за спину, не вздрагивать от малейшего шороха и не жить в страхе, для советской власти мы должны умереть. И умереть здесь, на родине. Для того и нужен отдельный дом, который непременно сгорит в синем пламени и в котором обнаружат обгоревшие кости трех человек: женщины, мальчика дошкольного возраста и новорожденной девочки.
— Саша, только не говори мне, что ты собираешься убить кого-то, чтобы выдать их тела за наши! — едва слышно пропищала молодая мать, для верности прикрыв рот обеими руками, чтобы не вскрикнуть. Больно уж услышанные слова оказались для неё шокирующими.
— Что? Нет, конечно! Ты за кого меня держишь? — аж опешил от такого предположения супруги Александр. — Возьму отпуск, чтобы вас всех туда перевезти. И за те несколько дней, что уйдут на обустройство, выкопаю на местных кладбищах трупы подходящих по возрасту почивших бедолаг, да укрою их покуда в подвале дома. А как настанет время уходить, разложу по кроватям и, облив все бензином, да обложив дровами или углем, подпалю. Или ты это сделаешь. Хрен кто потом до правды докопается! Особенно, если я после вашей как бы гибели никуда не денусь и продолжу тянуть лямку службы. Естественно, уйдя на некоторое время в запой от свалившегося на голову подобного горя.
