— Андрюха, дров и ну прихвати ещё!
Русский ввалился с плюхающей канистрой и серым куском топляка. Мне сразу налили кружку воды, которую я совершенно искренне жадно выпил. В свою очередь спросил:
— А меня куда вынесло?
— Пинакуль, — Фёдор коротко глянул на меня. — Чукотка.
— Ни фига себе!
ПЛАН Б
Нам не товарищи. Калифорния.
— Таким образом, задержать объект не удалось ни одной из групп?
— Именно. План посыпался: майор, назначенный на роль жертвенного козла, исчез. По ведомству начались проверки. Генерал истерит, требует вывезти его срочно. В противном случае грозится сдать всех наших агентов.
— И многие с ним контактировали?
— Один.
— Хм. Впрочем, этот служака ещё может пригодиться как консультант. Поставьте ему условие: эвакуируем его только в комплекте с объектом номер два. В нормальном жизнеспособном состоянии! Мало ли что этому дураку в панике может в голову прийти.
18. КАЖЕТСЯ, МЫ ДВИЖЕМСЯ К РАЗВЯЗКЕ
БАЛОК
Вова. Чукотка, заброшенный посёлок Пинакуль.
Андрей выставлял на стол тушёнку, галеты, сгущёнку. Консервы тут же начал вскрывать охотничьим ножом:
— Чего тебя, говоришь, в море-то понесло?
— Да дурак я. Батя с рейса подарки привёз: куртку новую, кепку, рюкзак. В этом купил… В Сиднее. Он в Австралию ходит. Ну, я похвастаться хотел… У меня брат двоюродный, Пашка, в Находке живёт. Батя в рейс, а я лодку из гаража достал. Думаю, явлюсь в Находку такой весь из себя — сам. Пашка обалдеет! А там ветер поднялся, пошла волна. Ну и… унесло в море.
— Деятель! — сурово осудил меня Фёдор.
— Да я ж просто хотел Пашке показать…
— Показал? — усмехнулся Андрей и подвинул мне банку тушёнки с воткнутой алюминиевой ложкой: — Лопай давай, да галеты бери. Чё делать с тобой теперь? В милицию сдавать?
Я вытаращил глаза, не отрываясь от банки:
— Дядь Андрей, не заявляйте в милицию! Они ж матери позвонят, а у неё сердце больное.
— Сердце больное? — сердито нахмурился Фёдор. — Ты не думал, как она две недели тебя ищет?
Я активно молотил ложкой:
— Так она не ищет. Я когда уезжал, записку оставил, что к Пашке на электричке поехал, рюкзак… это… Она поэтому и вещей не хватится, знает, что я к родне поехал. А в гараж она без бати не ходит, не увидит, что лодки нет… — я жалостно похлопал глазами: — Помогите мне билет до Владика купить? Пожалуйста… А я в залог лодку оставлю. Она знаете сколько стоит! Да ещё мотор, импортный, японский. А батя с рейса придёт, я уж его потихоньку попрошу, чтоб он лодку забрал, а вам деньги вернул. Чтоб мама не волновалась.
— Ну, ты жук! — помотал головой Андрей. — Батя тебе всё равно за такие фокусы ремня всыпет.
— Да и пусть, — покаянно вздохнул я, отставляя пустую жестянку. — Главное, чтоб у мамы сердце не прихватило. Поможете?
— Будем посмотреть, — сурово ответил Фёдор. — Как за две недели ноги-то не протянул?
— Сперва у меня колбаса была, сырокопчёная, немецкая. Целая палка, я хотел Пашку угостить — вон, весь рюкзак провонял. Её помаленьку ел. А потом рыбу ловил. У меня леска есть и крючки. И соль была. Вчера промокла, не уследил.
Андрей поставил передо мной железную эмалированную кружку крепкого чая, щедро бухнул в неё сгущёнки и подвинул галеты:
— Тебя как звать, говоришь?
— Вовка.
— Лопай, Вовка. Завтра решим, как лучше поступить.
Обещание было не особо обнадёживающим, но ни злости, ни угрозы я в голосах мужиков не чувствовал. Ну что, будем посмотреть.
Утром я проснулся от того, что Андрей тряс меня за плечо:
— Вставай, Вовка! Чаю попьём перед дорогой.
— Что, пора уже? — с этим почти полярным днём не поймёшь у них, когда день, когда ночь.
— Но, дождь кончился, с Лаврентия баржа за нами вышла.
За столом сидел Фёдор, обстоятельно прихлёбывал из пол-литровой кружки. Налил и мне, подвинул галеты, сгущёнку. Чай был почти горячий, запасливо слитый вчера в большой термос со стеклянной колбой и сероватым пластиковым корпусом, обмотанным в местах боевых повреждений синей изолентой.
Андрей вышел на улицу, слышно было, как он там возится с машиной, зарычал заработавший двигатель. Он заглянул в балок, снял с гвоздя свою планшетку.
— Что Степанида? — чинно спросил Фёдор.
— С полпинка завелась, красавица!
— Степанида? — не понял я, и Андрей мне гордо объяснил:
— Вездеход наш, ГАЗ семьдесят первый. Самая красотка на всю Чукотку. Если бы не волна вчера, да не отлив ночью, можно было бы и рискнуть до Лаврентия вплавь двинуть, она это может. А так уж дождёмся, вон, барж а, считай, пришла. Пей чай да шагай, лодку-то спустить надо…
Я по-быстрому опростал кружку, выскочил на улицу, начал возиться с «Зодиаком». Подошёл Фёдор, постоял, потом начал мне помогать.
— Вовка! — крикнул из-за вездехода Андрей. — Подь сюда!
Я выглянул, и он махнул в сторону залива рукой:
— Кита видел?
— Так-то я вчера двоих видел, — честно соврал я. — А он что делает, не пойму?
Кит совершал непонятные телодвижения чуть не в пяти метрах от берега, из воды показывались то хвост, то плавники.
— Об дно чешется. Рачки мешают ему на шкуре, зудят. Вот и чистится.
— А что, во Владивостоке китов нет? — как бы невзначай спросил Фёдор.
Как конкретно обстояли дела с китами во Владике, я понятия не имел. Но ответил уверенно:
— Редко заходят. Тепло им там. Да и порт большой, шумно, не любят они.
Фёдор согласно покивал.
Тут до меня дошло, что я совсем запутался в днях. На Камчатке же сутки начинаются, а на Аляске заканчиваются, значит, дата куда-то перескочить должна, не только время.
— А какое сегодня число?
— Так, одиннадцато июля, — ответил Фёдор.
— Это что, суббота?
— Верно.
— Ё-моё, вот я прокатился…
— Ну, всё, мужики! Грузимся! — скомандовал Андрей.
Я обвязал рюкзак курткой, чтобы его иностранность не сильно в глаза бросалась, Лодку загрузили на платформу под тент.
— Ты полезай-ка туда тоже, — сказал вдруг Фёдор, — да сильно не высовывайся.
Тэкс, по ходу дела, меня сейчас внезапно залегендируют.
Вездеход двинулся к берегу, а я с любопытством замечал то, на что вчера от усталости вообще не обратил внимания. Там и сям на берегу валялись огромные кости — вероятно, китовьи. А ещё ржавые железные бочки от соляры и бензина. Этого добра здесь было просто до фига.
ЛАВРЕНТИЯ
Суббота, 11 июля. Посёлок Лаврентия, Чукотка.
Посёлок Лаврентия оказался большим, особенно по чукотским меркам. Народу тут вообще живёт немного, а в Лаврентия целых шесть улиц, да дома по несколько этажей!
Андрей тормознул у трёхэтажной хрущёвки, выскочил, хлопнул по тенту:
— Вовка, вылазь! Рюкзак бери.
— Ага.
Подъезд был совершенно обыкновенный, только тамбур хорошо такой утеплённый, и двери сделаны, чтоб открывались внутрь. Подозреваю, чтоб снегом зимой не заносило.
Из боковой квратиры на первом этаже выглянула бабулька:
— Андрюша, здравствуй!
— Здрасьте, баб Вер.
— Вчера кита добыли, я тебе кусок взяла. Заберёшь?
— Давайте!
Бабуля бодро ушуршала внутрь квартиры и вскоре снова появилась с тазиком, в котором лежал здоровенный кусок мяса:
— Держи! А это кто с тобой?
— Да на метеостанцию мальчонка в гости приезжал, попросили в Анадырь отправить.
— А-а, понятно.
Мы поднялись на этаж выше, Андрей открыл дверь и пригласил:
— Заходи, гостем будешь!
