взглядами честных работяг, чьи жизни он чуть не предал огню этим утром. На выходе его под ручки ухватили вызванные авроры, заковали в кандалы и препроводили к парящей укрепленной карете для перевозки преступников. Начальство, получив у дирекции Хогвартса исчерпывающие свидетельства и доказательства от более чем тысячи очевидцев, уходило с места происшествия просто охреневшим.
Когда зал опустел и в нём остались только самые приближенные, Найджел с теплотой посмотрел на Гарри.
— Спасибо тебе, сынок. Спас ты нас всех сегодня…
Гарри слабо улыбнулся. Он сам слишком хорошо понимал, что могло случиться, не предупреди он так своевременно Хогвартс и Фелину. Если бы не его паранойя, то Хогвартс стал бы тем, что он помнил из прошло-будущей жизни… Пожар уничтожил бы библиотеку, возможно, погибли бы несколько людей, о которых потом в истории ничего не сохранится. Сожженный замок и поселение Хогсмида, возможно, будут долго восстанавливать, и деревня станет в конечном итоге тем поселком, который потом будут посещать с третьего курса студенты, начавшие учиться по новой трехзвенной системе.
Легко представить, как уводят прочь коров, ненужных во время капитальных ремонтов, да и кому за скотиной ухаживать среди гор стройматериалов, если каждый сантиметр площади будет занят ремонтниками. А потом, когда кто-то вякнет — ой, а куда коров-то? — обнаружится, что коровники переоборудованы под склады и бараки для тех же рабочих, и они доедают последнюю телячью ногу, бросая кости тощим волкодавам, которые придут на смену природным пастырям ку-ши…
Фелина сойдет на нет и превратится в маленькую Миссис Норрис, её друг и куратор Грейс со временем тоже утратит магию и станет сквибом Филчем. Ведь раны, нанесенные магией, не исцеляются. Адский огонь действительно убьет Хогвартс…
И рабочие нового поколения, придя на смену первым, будут доделывать ремонт в по-настоящему обычном замке, мертвом и безжизненном, куда потихоньку начнут стекаться привидения со всех ближайших погостов. Кому, как не призракам, чувствовать усопших и занимать их место, чтобы оно не было пусто… «И только души мертвых помнят дни былые…», наверное, для этого вспомнят о Хогвартсе давно умершие сэр Николас де Мимси-Дельфингтон, Елена Когтевран, брат Патрик и пират Моррисон Барон, придут и воцарятся на своих любимых когда-то факультетах и станут предаваться ностальгии, попутно стравливая студентов меж собой. Просто так, от нечего делать, да и мимохожим ученикам прихвастнуть не зазорно: «а вот в моё время шпагу держали вот так. И вообще, мой факультет самый лучший! Эй, не ври! — обязательно вмешается другой призрак. — Мой факультет — лучший!»
Слово за словом, одно уверение яростней и жарче другого, и так год за годом, из весны в осень, отпечатываясь в головах уезжающих-прибывающих студентов, и забудутся постепенно старые истории.
А пока надо защитить текущую. Вздохнув, Гарри обвел взглядом своих лучших друзей: Найджела, Брайана, Рама, Зейна, Морана и Армандо с Соломоном, кивком приблизил их к себе и тихо заговорил, рассказывая грядущие возможные события, по причине которых в замке чуть не случился пожар.
— Рагнук был одним из лучших кузнецов среди своего народа — в гоблинской культуре правителями становятся не только те, кто усердно работает, но и те, кто делает это лучше. По заказу Годрика Гриффиндора Рагнук выковал меч из чистого серебра с рукоятью, инкрустированной рубинами. Современные гоблины, потомки Рагнука Первого, верят, что Гриффиндор украл этот меч у их короля, тогда как на самом деле король настолько привязался к своему изделию, что безуспешно пытался отнять его у Годрика силой, считая меч своей собственностью. Это была предыстория, история сейчас будет, — Гарри перевел дух и продолжил: — Одно из нескольких восстаний под предводительством гоблина Ранрока произойдет именно по этой причине — чтобы отвоевать назад свою священную реликвию, прикрывшись для отвода глаз войной гоблинов против дискриминации и предубеждений со стороны магического сообщества Великобритании в конце девятнадцатого века. На стороне бунтовщиков в этом конфликте как раз и выступит фракция тёмных волшебников, возглавляемая Виктором Руквудом. Понимаете теперь?
— Но разве за меч не заплочено? — недоуменно спросил Диппет.
— Гоблинов это не колышет, — махнул рукой Гарри. — Они настолько жадные, что даже в упор не видят, что меч Годрика давным-давно зачарован и является только истинному гриффиндорцу в час отчаяния. Я в этом своими глазами убедился, когда меч вроде бы вернулся в руки гоблину Крюкохвату, но тут же растворился после его смерти, а потом явился на зов Невиллу в самый нужный момент. Явился как ни в чем не бывало, словно и не был в руках своих хозяев — гоблинов.
— Значит, вернуть его — не вариант? — задумался Блэк.
— А вы могли бы его вернуть? — опешил Гарри.
— Мог бы, почему б нет? — пожал плечами Найджел. — Меч — не единственная реликвия Основателей. У Годрика, помимо меча, и другие драгоценные артефакты имелись, некоторые и поценнее будут.
— А… А почему же тогда только меч в истории сохранился? — теперь уже задумался Гарри.
— Наверное, потому, что сейчас события вокруг него вертятся, — тепло улыбнулся Соломон, ласково ероша волнистые кудри юноши. Гарри так и замер вдруг под рукой и непроизвольно потянулся следом за ладонью, безотчетно прося отеческой ласки. От чуткого друида не ускользнул этот кратчайший миг сердечного откровения, и он, ни секунды не колеблясь, мягко привлек Гарри к себе, даруя ему то, в чем он так отчаянно сейчас нуждался.
Остальные, видя происходящее, тактично помолчали, давая мальчику время для нежности. Потому что это случилось. Случилось здесь и сейчас, и отторгать его ни в коем случае нельзя, иначе миг будет упущен и больше не вернется никогда. Соломон тепло подышал в темную макушку и тихо шепнул:
— Гарри, ты будешь моим сыном?
— Да… — выдохнул Гарри в узкую грудь отшельника-друида, вдыхая запах трав и сосновой хвои. Чистый, лесной аромат, нетронутый никакой цивилизацией. Пусть у него есть Зейн, но и ему самому отец тоже нужен, причем вот такой, как Соломон, и вот так, внезапно и естественно, в самый нужный момент, когда само сердце позвало. И папа откликнулся на этот безмолвный зов, пришел…
Зейн, за несколько последних лет поднабравшийся знаний и хорошо изучивший папочку Гарри вдоль и поперек, только возликовал в душе, искренне радуясь тому, что и Гарри наконец-то открылся Соломону. А то он помнит тот день двадцатого года, когда Гарри по просьбе Рамы нанёс визит незнакомому тогда отшельнику и каким смурным он вернулся поздним вечером. Много дней он потом ходил сам не свой, не ел, не спал, всё друида своего одинокого вспоминал, переживал-беспокоился о нем… А когда Рам снова зелье то сварил, Гарри чуть ли
